Глава 9

Джексон

Дженни расслабилась рядом со мной, когда мы оказались в общественном месте. Она даже не вздрогнула, когда мы сели за стол и прижались коленями друг к другу. Столик был небольшим, поэтому не было какого-либо другого места, куда можно убрать их, но я все равно ожидал, что она упрекнет меня насчет этого. Однако она просто игнорировала контакт между нами, и мы болтали, как четыре года назад.

Ну, не совсем как раньше. Дженни была немного более жесткой и что-то не договаривала, но это было намного лучше, чем разговор, который был у нас в Англии. Она относилась ко мне по-человечески, по крайней мере, сейчас.

− Я не понимаю, как ты заработал так много денег, − призналась Дженни. – Ты, должно быть, мультимиллионер на данный момент.

− Наверное. Но я, вероятно, зарабатываю меньше денег, чем ты предполагаешь.

− Ты спускаешь все на шлюх и кокс?

− Я не употребляю наркотики, − серьезно ответил я. − И мне уж точно не нужно платить за секс. Но я должен платить налоги. На это уходит большая часть денег. Тем более, я не все время зарабатывал миллионы долларов в год. Мой первый контракт предусматривал всего лишь три тысячи долларов в неделю.

− Вау, и все же тебе удалось выжить?

Я улыбнулся.

− Достаточно неплохо.

У Дженни было чертовски саркастическое настроение сегодня, но это лучше, чем ее ненависть ко мне, поэтому я охотно принимаю это.

− Почему тебе сразу не платили такие большие деньги? Потому, что ты был молод?

− Господи, нет. Если ты талантлив, то в Европе тебе будут платить большие деньги, независимо от твоего возраста. Когда я впервые поехал в Европу три года назад, я смог подписать контракт только с меньшим клубом третьего уровня. Я хорошо работал на них и ко мне пришли из клуба второго уровня. Мы продвинулись, и меня перекупили «Ливерпуль Юнайтед». Это было всего лишь год назад, поэтому пока еще я не накопил сумму в размере нескольких миллионов.

− Но у тебя, наверное, много спонсорских контрактов? − спросила Дженни. − Неужели я имела несчастье не раз видеть твою грудь в журнале, который рекламирует плавки?

− Да, я рекламировал некоторые вещи спонсоров, но теперь не делаю это так часто. Честно говоря, у меня достаточно денег, так что мне не нужно раскручивать себя все время. Это казалось немного вульгарно, но Дейзи нравится, потому что она может забрать свои десять процентов. Ты сохранила ее?

− Сохранила что?

− Ту фотографию, где я в плавках. Не говори мне, что она тебе не понравилось.

− Не будь отвратительным, − сказала Дженни, глядя на свой кофе. − Я перевернула страницу, так быстро, как смогла. Не хочу смотреть на моего брата и на всех девочек в бикини, которые вешаются на него.

− Не говори так, − серьезно сказал я. − Я не твой брат.

− Извини, − пробормотала она.

− И они предпочитают термин «модель, рекламирующая купальники», − добавил я, заставив ее улыбнуться.

Мы пили кофе в месте, очень похожем на это, когда я впервые заметил, что испытываю чувства к ней. Мой член захотел ее в тот момент, когда я увидел ее первый раз, но прошло много времени, прежде чем я понял, что между нами было нечто большее. Это же было очевидно. До Дженни, моим типом женщин были блондинки со стройными ногами, которые практически ничего не надевали на вечеринки. Дженни вовсе не соответствовала этому типу. У нее было великолепное тело, но она скрывала его больше, чем мне нравилось.

Сначала мы общались, по большей части жалуясь на наших родителей, но потом мы начали все меньше и меньше сказаль про них и сосредоточились на том, что делали с нашими жизнями. Обычно я не обращал внимания, когда люди рассказывали мне, как прошел их день, но внимательно слушал каждое слово, которое говорила Дженни.

В какой-то момент до меня дошло, что я хотел сказаль с ней так же сильно, как и трахнуть. Теоретически мы могли бы заниматься и тем, и другим, но потребовалась уйма времени, прежде чем я смог усказаль ее вывести наши отношения на следующий уровень. Но как только мне это удалось, я получил плохие новости из больницы. С того момента все изменилось.

− Три года? − заинтересованно спросила Дженни.

− Что?

− Ты сказал, что приехал в Европу три года назад. Ты имел в виду четыре?

Дерьмо. Из-за подобных оговорок, у меня будут проблемы. Я мог бы соврать и сказать, что я уехал в Европу четыре года назад, но быстрый поиск в Гугл может подтвердить, что это ложь. Мне нужно сказать что-то близкое к правде.

− Мне пришлось взять отпуск на год, − сказал я. − Мой бывший агент напортачил с переходом. Мы все были готовы принять предложение, но он забыл о разнице во времени и поздно подал документы. Я пропустил срок перевода и пришлось ждать целый год. Это одна из причин, почему теперь моим агентом является Дейзи. Возможно, она и стерва, но хотя бы компетентная.

К счастью, Дженни мало знала о футболе, чтобы понять, что было два трансферных окна, и я бы смог перейти спустя полгода, если бы не моя медицинская проблема.

− Мне нужно ехать в больницу, − сказал я, быстро допивая оставшийся кофе.

Я хотел убраться отсюда, прежде чем сделал бы еще больше ошибок. Обычно я был так спокоен и собран, но Дженни, похоже, источала флюиды, которые поджаривали мой мозг и мешали мне ясно мыслить.

− Я думала, что твой прием в три? − спросила Дженни.

− Я сказал так Дейзи, чтобы она оставила меня в покое, − соврал я на ходу. Сегодня Дженни обращает внимание на каждую мелочь. – Если ты будешь скучать по мне так же сильно, тогда я могу остаться подольше?

− Я переживу, − ответила Дженни.

Она сразу же достала телефон и начала обмениваться с кем-то сообщениями. Я задался вопросом, не с тем ли парнем, с которым она пойдет на свидание в конце этой недели. Я разберусь с этой проблемой позже. Насчет важности приемов в больнице скажу только одно: они, по крайней мере, отвлекают от других проблем в жизни. Я направился в больницу на три часа раньше. Вторая половина дня обещала быть паршивой, но, по крайней мере, я провел время, подбадривая несколько человек.

***

Футбол не был существенным видом спорта в США, но он приобретает все большую популярность и очень нравится детям. Во многих частях страны дети играли в футбол больше, чем в какие-нибудь другие традиционные в США виды спорта. Это означало, что я мог ходить по больнице, будучи неузнанным до тех пор, пока не зайду в детское отделение. После чего, я начинал привлекать к себе взгляды и слышать свое имя, в то время как больные дети пытались подойти или хотя бы сидя взглянуть на одного из немногих американцев, играющих в Премьер-Лиге.

− Здравствуйте, меня зовут Джексон Фостер, − сказал я старшей медсестре. − Я звонил вчера и сказал, что хотел бы провести несколько часов с детьми после полудня.

Медсестра не сразу узнала меня по внешнему виду, но вспомнила мое имя.

− Конечно, мистер Фостер. Я так рада, что вы пришли. Я не говорила никому из детей, что вы посетите их на случай, если бы вы не появились. Вы не поверите, как часто знаменитости говорят, что хотят заглянуть, но никогда не приходят.

− Это прискорбно, − сообщил я.

Но вовсе не удивительно, к сожалению. Некоторые парни из моей команды делали точно так же. Уехав в Англию, где клуб регулярно предоставлял игрокам возможность внести свою лепту в сообщество, большинство из них пытались увильнуть от этого. И я включил себя в эту категорию.

Сначала я отказался от трех посещений больниц, которые организовал сотрудник клуба по связям с общественностью, но, в конце концов, я согласился пойти в одну, позже Дейзи использовала это в мою пользу. Она настаивала, что это было бы хорошей возможностью попозировать перед камерами и улучшить свой имидж, но после десятиминутного разговора с детьми, я попросил журналистов уйти и сохранить все это в тайне, что сильно разочаровало Дейзи. Теперь я старался посещать детские отделения как можно чаще и всегда подстраховывался тем, что делал это втайне безо всяких камер поблизости. За исключением камер детей или их родителей во всяком случае.

Мои мотивы были частично эгоистичны. Ничто не сравнится с тем, что ты испытываешь, видя, как дети борются с раком и прочими заболеваниями, заставляя тебя понять, что в отличие от них у тебя легкая жизнь. Перед посещением подобного рода детских отделений, я бы предположил, что дети с трудом справляются со своими заболеваниями, но практически во всех случаях они были храбрее, чем взрослые. Уж точно храбрее меня. Большинство ребят воспринимали болезнь, будто она просто была еще одной задачей, которую нужно решить; меня вдохновлял их пример.

Некоторые дети могли ходить, поэтому я разговаривал с ними в течение получаса и заботился, чтобы подарить им автографы и улыбку для фотографий. Немногие родители знали, кто я такой, но слышал, как дети рассказывали им о моем прошлом.

Затем я двигался дальше и переходил от кровати к кровати, общаясь с детьми, которые не могли подниматься. У большинства из них около кровати находился, по крайней мере, один, уставший на вид, родитель, но несколько были одни. Я проводил большую часть времени с ними. В конце концов, все, кто хотел, фотографировались со мной, но это было все, что я мог сделать для них, сводя себя с ума. У меня были деньги, но они не повлияли бы на медицинские расходы в подобном учреждении.

Единственное, что я никогда не спрашивал у детей − как их самочувствие. В то время как взрослые − особенно в Англии − сделали бы вид, что они были в порядке, дети имели удивительную склонность быть честными. Одному ребенку в Англии я задал этот вопрос, он не раздумывая ответил, что он плохо себя чувствует из-за химиотерапии. Мое собственное заболевание было достаточно неприятным; я не мог представить, каково это должно было быть для ребенка, которому приходилось проходить через лечение рака.

В три часа дня Дейзи ворвалась в комнату. Вне всяких сомнений, она искала меня уже какое-то время. Она проносилась по палате и практически вытащила меня из нее.