Маленькая вершина величайшей горы. Быстров застыл, заворожённый зрелищем. Он миллион раз рисовал эту картину в мечтах. Он ходил по этой тропе в своих дерзких беспокойных снах. Он носил Эверест в сердце, как самую отчаянную надежду на понимание и прощение.

Пятьдесят метров отделяли его от цели. Он видел, как Дунаевский и Апа пошли к вершине, и хотел двинуться следом, но вспомнил о чём-то смутном, страшном. О том, что ему привиделось в приступе удушающей гипоксии. Он посмотрел вниз и увидел Стрельникова, карабкающегося по ступени Хиллари. Увидел людей, ожидающих очереди на подъём. Увидел, что кто-то спускается к Южной вершине, а кто-то поднимается, хотя безнадёжно отстал от графика. Увидел одинокую фигурку в сиреневом, сбившуюся с маршрута и застывшую под беспощадным солнцем рядом с мёртвым альпинистом.

Сердце сжалось от рокового предчувствия. Он оглянулся. Вершина сияла, трепетала и звала. Она была близка и доступна, как юная невеста в брачную ночь. В этот миг Быстров поверил, что мечта осуществима. В нём бурлило желание, нет, — жгучая, болезненная, непреодолимая потребность дойти до конца. Сделать несколько последних шагов, самых трудных, самых прекрасных.

Эверест замер. Весь мир замер в ожидании. Время остановилось, и только сиреневая фигурка, нарушая хрупкое равновесие бытия, упала ничком в снег.