Глава 1

Уве не солгал Кларе, он действительно ввел совершенно новые порядки на своих — теперь уже трех! — предприятиях. Сравнивать современные предприятия с фабричкой его отца — означало бы то же, что сравнивать, скажем, выдолбленный из дерева челн с миноносцем «Германия», при спуске которого на воду Уве Нойфиг недавно присутствовал.

Алюминий — металл будущего. Тверже олова, мягче цинка. А легчайший вес? Флот-то строить надо! А сплав с медью дает такой результат… О, будущее за ним, за алюминием!

Нойфиг сказал Кларе в том давешнем разговоре о своем адвокате… Зепп Лангеханс — не совсем бескорыстный, но безотказный советчик. Преданный семейству Нойфиг с давних пор. Уве слушал его не только ушами, но всей кожей. Всезнающего Зеппа. Необходимого Зеппа. Зеппа-Безменянельзя.

Технический прогресс есть не только прогресс техники. Нет и нет! Зепп Лангеханс обладал способностью, которую он сам, будучи страстным охотником, называл «верхним чутьем». Прилагательное «верхний» прилагалось тут в двух планах: в непосредственном, охотницком, и в том смысле, что Зепп чуял малейшие нюансы конъюнктуры в верхах общества. Он давно понял то существенное обстоятельство, что не в военных штабах, не в недрах министерств и даже не в голове кайзера рождаются решающие планы и определяющие идеи. Растущая германская индустрия требует определенных экономических и политических решений. Вот где зачинаются прогрессивные идеи и генеральные планы. На этой стадии они еще не выходят на свет божий. Они пребывают, так сказать, в эмбриональном состоянии во чреве тайных совещаний промышленников и банковских воротил. И только потом, скрепленные волею монарха, превращаются в самые идеи и решения, четко выраженные языком меморандумов, законоустановлений, дипломатических и торговых демаршей, соглашений и нот. Так думал Зепп.

С тех пор как папа Нойфиг пожирал своих конкурентов — скромных жестянщиков с улицы Розенвег, все радикально изменилось. В обществе, как и в естественном мире, конечно, идет борьба: кто-то кого-то обязательно должен слопать. Без этого нет прогресса, нет движения вперед, нет человеческого общества. Но человек тем и отличается от животного, что на определенной стадии кооперируется с себе подобными. Первобытные люди кооперировались, например, для борьбы с мамонтом. Современные люди, люди дела, должны объединяться для совместных усилий на пути прогресса.

Так вырастают мощные современные объединения, картели и тресты, связанные сложной системой с банками, финансами.

Но объединение людей дела, как называл Лангеханс себя, Уве и подобных им, нужно и для другой цели. Для борьбы с современными мамонтами — с подрывными элементами, разлагающими тех непосредственных исполнителей, без которых немыслим технический прогресс и вообще цивилизация. Так рассуждал Зепп.

И опять же: ушли в вечность те времена, когда папа Нойфиг знал в лицо каждого своего рабочего и переругивался с нерадивыми подмастерьями из-за плохо приклепанной ручки кастрюли.

С тех пор рабочие тоже прошли немалый путь со всеми этими профсоюзами, всякими ферейнами и товариществами, не говоря уже о том, что существует политическая партия…

И тут-то и зарыта собака. Современный человек дела не рабовладелец с хлыстом, которым он обеспечивает производительность труда. Нет и нет. Современный рабочий — свободен, совершенно свободен. То есть он, конечно, не свободен от необходимости работать, это — нет. Он вынужден работать, и предприниматель, если он идет в ногу со временем, дорожит своими рабочими.

Среди них попадаются вполне приличные люди. Даже среди социал-демократов. И таких людей следует приближать и отмечать. В этом Нойфигу особенно полезен он: юрисконсульт Зепп Лангеханс! Он подсказывает, кто бы сгодился Уве для личных отношений, для добрых отношений, отношений отца и духовных его детей…

Ведь нашел же Лангеханс мастера Лео Фукса. Лео Фукс — это то что надо. Вокруг него группируются такие же порядочные люди из рабочих, как он сам. Не крикуны, не рвачи: солидные главы семейства, понимающие свою пользу. И то, что эта польза — вовсе не вразрез с пользой хозяина, а рядом с ней. И таким людям не жалко дать какого-то лишку. Сверх положенного. Улучшить условия жизни, как говорится. Так решил Зепп.

Все дело в том, что времена изменились, времена кардинальным образом изменились! Даже Железный канцлер орудовал не только кнутом, но и пряником. Включаясь в глобальную битву за владычество в мире, надо обезопасить себя с тыла. Когда мы будем врезаться в боевые порядки наших соперников на мировом рынке, хорошо бы иметь полную уверенность в том, что за нашими спинами не точат ножи, чтобы всадить нам между лопатками. Для такой уверенности и нужно иметь под рукой Лео Фукса и его друзей… Так думал Зепп.

Сразу после больших военных маневров Уве приехал в Лейпциг. Он велел вызвать Лангеханса. Пока Уве служит императору, Лангеханс наблюдает за предприятиями. Вчера это алюминиевые кастрюли, а сегодня — пожалуйста! — испытания на плавучесть, военные заказы… Миноносцы! А завтра — оболочки для бомб! На предприятии, имеющем перспективу такого рода, все всегда должно быть в порядке. И ни в коем случае нельзя терпеть, чтобы верх взяли крикуны и напроломидущие.

Зепп Лангеханс явился незамедлительно. Хотя он был намного старше Уве, он все еще обладал легкой фигурой, реакции у него были мгновенными, что особенно ценил Уве, полагая эту черту необходимой современному человеку дела.

На Зеппе была модная визитка и полосатые брюки.

— Ах, Уве, — начал было он с ходу, — какой Лотрек на весенней выставке в Кунстхаузе!

Но Нойфиг быстро привел его в порядок.

— Я узнал, что фрау Цеткин снова в Лейпциге. Как вам известно, она весьма популярна в определенных кругах, — сказал Уве, присев на край стола и тем показывая, что разговор идет неофициальный. Уве сделал паузу, ожидая, что Зепп как-то выскажется по этому поводу, но тот промолчал.

— Она приехала в Лейпциг, — продолжал Уве, — агитировать за самые радикальные меры. Цеткин принадлежит к тем людям, которые не могут спокойно спать, если им не удается натравить рабочих на хозяев. Меня интересует: будет ли фрау Цеткин выступать на моих предприятиях? Что говорят по этому поводу?

— Выступление Клары Цеткин назначено на послезавтра, — спокойно ответил Зепп.

— Вот как? Любопытно. Кто же тут постарался?

Зепп пожал плечами.

— Вы знаете, что Крюгер делает то, что хочет. Вчера он был в «Кайзерхофе» у Цеткин. Вряд ли что-нибудь может помешать такому собранию. Да и отмена его возбудила бы опасные кривотолки среди рабочих.

— Что же делать? — спросил озадаченный Уве.

— Следует пойти по другому пути: обеспечить обстановку на этом собрании. Может быть, где-то действительно тяжелые условия труда. Может быть, где-то имеет место жестокая эксплуатация. Но не у нас! У нас рабочие обеспечены, существует охрана труда, система поощрений. Учитывается семейное положение, болезни…

— Еще бы, — прервал Уве, — я держу целый штат дармоедов, которые всего-то и делают, что смотрят: не зашиб ли кто пальчик, не загремел ли кто-нибудь в канаву с отходами…

— Я говорил об этом с Фуксом. Все будет обеспечено.

— Учтите, фрау Цеткин острый и коварный противник. Ее метод — поднять оппонента на смех и доказать, что все, кто выступает против нее, — хозяйские подлипалы! Это она умеет.

— Знаете, Уве, — Зепп присел на стол рядом с хозяином, — я встречал фрау Цеткин, когда она была еще фройляйн Эйснер. Ее политический темперамент мне хорошо известен. На нашей стороне то преимущество, что она не в курсе дел фабрики и мы можем разочаровать ее теми особыми обстоятельствами, которые отличают ваши предприятия, господин Нойфиг. Обстановкой доброго содружества фабриканта с рабочими, этим последним словом современной политики.

— Да, Лангеханс, вы правы, это единственный способ выйти победителями из драки, которая наверняка заварится вокруг выступления Цеткин. А каким именно образом вам пришлось познакомиться с фройляйн Эйснер?

— Очень просто. Во времена исключительного закона я отказался от активной партийной работы. Но отнюдь не зарекался помогать тем, кто продолжал работу в обход закона. Время показало, что я поступил мудро.

— О да! — согласился Нойфиг.

— Фройляйн Эйснер обратилась ко мне за помощью: речь шла об освобождении из тюрьмы ее жениха, Осипа Цеткина.

— Ах, вот оно что. Я вспоминаю какие-то разговоры вокруг этого. Ведь фройляйн Клара служила у нас в доме. Я был тогда еще маленьким мальчишкой.

— Ваш отец был человек исключительно терпимый. Гогенлоэ выставили ее в два счета.

— Они всегда были чванны и неумны, — запальчиво произнес Уве, — и особенно Альбрехт. Он несколько по-другому судит теперь, когда ему приходится играть в демократию с депутатами рейхстага.

— А знаете, Альбрехт снова в Лейпциге. У него какие-то дела с наследством.

Это известие не заинтересовало Нойфига: он думал о другом.

— Значит, вы помогли когда-то фройляйн Кларе?

— В некотором отношении — да. Мне удалось узнать о судьбе ее жениха.

— И вы не встречались с ней потом?

— Встречался. Когда она после смерти мужа вернулась в Лейпциг, она захотела вернуть себе германское подданство.

— Вот как! Разве это имело для нее какое-нибудь значение? Они ведь — «дети мира»…

— Значение чисто практическое: естественно, она приехала не с пальмовой ветвью, а с намерениями продолжать работу в партии. И угоди она в тюрьму, будучи иностранной подданной, ее тотчас бы выслали.

— И вы помогли фрау Цеткин?

— Конечно. Ведь ее желание было вполне в рамках закона. Я только облегчил ей процедуру, которая могла бы длиться бесконечно.

— Вы сделали для нее многое… — Уве оглядел Лангеханса: юрист, несомненно, пройдоха, каких свет не видел! Но не за прекрасные же глаза Лангеханс счел нужным оказывать услуги этой женщине. Значит, он допускал еще тогда, что времена изменятся. Что когда-нибудь это ему пригодится. Интересно!