29

— Василий Гаврилович просил немедленно! — повторила Клава.

Антонов возмутился:

— Ну хотя бы тарелку супа я могу доесть? Или сразу бежать?

Клава рассмеялась в трубку:

— Суп все-таки доешьте!

Антонов положил трубку на аппарат и, возвращаясь к обеденному столу, недовольно проворчал:

— У Кузовкина всегда какое-нибудь чепе! Сейчас куда-нибудь придется ехать, кого-то встречать, что-нибудь писать… И все немедленно, все чрезвычайно важно! Будто через Дагосу теперь проходит ось Земли.

Ольга усмехнулась:

— Но ведь ты тоже так считаешь.

Он отмахнулся:

— Надо все же знать меру.

Так до конца и не разделавшись с обедом, уже через пятнадцать минут Антонов был в посольстве. В приемной посла Клава протянула конверт:

— Для Камова. С сегодняшним самолетом пришло. Сохраните, он просил.

Пришло все-таки! Антонов повертел конверт в руках. Должно быть, то самое, которое он так ждет! Сунул конверт в карман, показал глазами на дверь кабинета:

— Там?

— Там. Уже два раза спрашивал.

Кроме посла, в кабинете был еще и Демушкин. Уже с порога Антонов понял, что произошло нечто чрезвычайное — лица у обоих были серыми.

Кузовкин жестом показал Антонову на кресло:

— Садитесь! — помолчал, пожевал губами. Поднял глаза на Антонова, но смотрел куда-то в сторону от него. — Вы, кажется, были с Камовым в приятельских отношениях?

Заранее настороженный Антонов сразу же отметил слово «были».

— Да, мы с ним дружим… — пробормотал он, чувствуя, как в горле что-то сжимается, перехватывая дыхание.

Посол взял со стола листок и протянул Антонову.

— Прочитайте!

Это была телеграмма из нашего посольства в Ратауле. Короткий текст сообщал:

«Семнадцатого ноября на подлете к Ратаулу потерпел катастрофу самолет типа «каравелла», принадлежащий компании «Меркурий». Все пассажиры погибли. Основываясь на вашей телеграмме, посланной накануне, предполагаем, что в самолете находился гражданин СССР Камов Алексей Илларионович, командированный Министерством геологии СССР, следовавший из Дагосы в Ратаул. Просим сообщить дополнительно. В случае подтверждения просим немедленно выслать в Ратаул вашего представителя для проведения необходимых формальностей».

Хрипловатый голос Кузовкина доносился до Антонова откуда-то издалека!

— Я вас вполне понимаю, но вы должны взять себя в руки…

— Да, да! — поспешно согласился Антонов, ощущая, как взмокшая вдруг рубашка прилипла к спине.

— Вы абсолютно точно знаете, что Камов улетел?

— Я провожал его.

Демушкин прошелся по кабинету, остановился у окна, прислонившись лбом к стеклу.

— Все это неспроста! Неспроста! Могли и подстроить. — Он обернулся к Антонову. — Как вы думаете?

— Могли, — тупо согласился Антонов.

— Вот, вот! — закивал Демушкин. — Случай со змеей, гибель коллектора… Одна цепочка.

Они помолчали. Антонов провел рукой по лбу и почувствовал, что лоб у него ледяной. Господи, почему же так холодно в кабинете?!

— Значит, так… — Посол взял из руки Антонова шифровку и положил ее в папку. — Придется, Андрей Владимирович, этим делом заняться вам. Больше некому.

Прежде всего надо было связаться с представительством компании «Меркурий» — пускай официально подтвердят факт катастрофы и гибель пассажиров. Затем взять билет и первым же самолетом вылететь в Ратаул. А перед этим Антонову, как консулу, необходимо отправиться в гостиницу, где жил Камов, и сделать опись его личного имущества. С ним поедет Малюта, ну а третьим можно взять хотя бы Мусабаева…

— Да… да… — Антонов направился к двери.

Посол остановил его:

— Как себя чувствует Ольга Андреевна? Можете ли вы ее оставить одну в Дагосе?

— Могу.

В приемной еще не знающая о случившемся Клава крикнула ему вслед:

— Не потеряйте письмо Камову. Я знаю, что он его давно ждет!

— Не потеряю! — не оборачиваясь, произнес Антонов, выходя из приемной.

В своем кабинете он сразу же позвонил на аэродром знакомому начальнику диспетчерской службы, и тот подтвердил гибель «каравеллы». По непонятной причине отказали сразу обе турбины, и как раз над горами, пилот пытался посадить машину на склон горы, ему это почти удалось, самолет, гася скорость, устремился снизу вверх по склону, но у вершины врезался в выступ скалы. Машина не загорелась, однако при ударе погибли все, включая экипаж.

Услышав последние слова, Антонов вдруг вспомнил шоколадную стюардессу, которая три дня назад стояла у трапа самолета, улетающего в Ратаул, ее заразительный молодой смех…

Потом он позвонил в представительство компании «Меркурий» и, постаравшись говорить спокойно, сообщил дежурному менеджеру, что советское посольство просит компанию дать подробные письменные разъяснения по поводу гибели самолета, на котором следовал в Ратаул гражданин СССР, а также незамедлительно начать оформление страхового возмещения родственникам погибшего. И в завершение потребовал зарезервировать на вечерний самолет их компании место первого класса до Ратаула для него, советского консула, вылетающего туда в связи со случившимся.

Менеджер, с которым он говорил по-английски, в ответ на все требования Антонова лишь покорно повторял: «Да, сэр!», а на последнюю просьбу откликнулся с радостным энтузиазмом: «Да, сэр, компания полностью берет на себя оплату первого класса билета туда и обратно для господина консула, который вылетает в Ратаул по столь печальному поводу».

Завершив этот необходимый для дела разговор, Антонов позвонил домой и, услышав сонный голос Ольги, сказал:

— Приготовь, пожалуйста, мой чемодан. Рубашки, несессер и все нужное. Сегодня в пять вечера я улетаю в Ратаул.

— В Ратаул? — удивилась она. — Туда-то тебе зачем?

— Погиб Камов, — сказал он и положил трубку, не дожидаясь ее реакции.

Времени до отлета оставалось не так уж много, надо было действовать быстро и решительно. Он вызвал к себе Ермека и Малюту. Лучше было бы без Малюты, Антонов его недолюбливал, но обойтись без завхоза в этом случае нельзя.

Они отправились в гостиницу, где жил Камов.

Случай со змеей изрядно напугал администрацию «Тропиканы». Должно быть, пошерстила администрацию отеля и дагосская госбезопасность. Поэтому внезапный визит трех сотрудников советского посольства взбудоражил директора, сонного рыхлого человечка, работавшего здесь с давних времен. Услышав о гибели Камова, он на мгновение окаменел, в ужасе выкатил глаза, и Антонову показалось, что его черная физиономия побелела.

— Поверьте, мосье… мы к этому не… имеем… отношения! — Он выдавливал из себя слова, они будто застревали у него в горле. — Поверьте, мосье… прошу вас!

Хмурый и озабоченный Малюта, неприязненно покосившись на директора, обронил:

— Раз так пугается, значит, рыльце в пушку. Это уж как пить дать. Я его насквозь вижу!

И по-русски приказал директору:

— Хватит болтать! Давай ключи от его номера!

И надо же, тот сразу понял. Дивное дело: Малюта по-французски знал всего пять слов, но повсюду ездил без переводчика — в компании, в ремонтные мастерские, на почту, в муниципалитет и делал там то, что нужно, его везде понимали. Каким образом — можно было только догадываться. То ли мимикой сухонького подвижного личика, то ли энергичными жестами всегда озабоченных делом рук.

Бунгало Камова стояло крайним в ряду гостиничных блоков, примыкало к забору, за которым простирался пустырь. Малюта тотчас это отметил:

— Специально поселили Камова подальше. Легче паскудство сделать.

В бунгало руководство действиями Малюта взял на себя. Он заявил, что с подобными делами уже сталкивался, знает, как положено поступать в таких случаях. Вытащил из черного портфеля, с которым приехал, стопку бумаги, положил на стол, уважительно расправил ладонью лист, лежащий сверху.

— Значит, так… — Взглянул на Ермека: — Ты будешь секретарем комиссии.

Потом обратил директивный взор к Антонову:

— А ты, Андрей Владимирович, членом комиссии.

Председателем, естественно, он назначил себя, что Антонова вполне устраивало. Он пребывал в каком-то странном состоянии, словно все происходящее сейчас не имело никакого отношения ни к Камову, ни к нему. Какой-то частью сознания Антонов вроде бы ощущал беду, но только частью — мысль о гибели друга его ум еще не принял, потому-то он и противился внутренне визиту в отель, нелепой описи имущества, все это казалось преждевременным до тех пор, пока он не слетал в Ратаул и сам лично не убедился в подлинности свершившегося.

В дверь бунгало постучали, и тотчас в комнату робко вошел молодой парнишка с ведром. Поставил ведро на пол, застыл в нерешительности.

— Явление Христа народу! — Малюта строго взглянул на уборщика и широко развел руками. — Ты-то зачем сейчас нужен? Кто тебя-то звал? Нашел тоже время! Видишь — комиссия!

— Уи, уи! — понимающе закивал головой паренек и поспешно ретировался.

— Значит, так… — Малюта прикусил карандаш и обвел взглядом комнату. — Начнем с объектов второстепенной важности, с ванной и туалета.

Он пошел в ванную и стал оттуда выкрикивать сидящему за столом Ермеку:

— Пиши: мыльница и в ней мыло. Мыло бэ у.

— Что значит бэ у? — не понял Ермек.

— Бывшее в употреблении, — разъяснил Малюта, выглянув из ванной. — Такие вещи положено знать.

— Ладно, давай жми дальше! — огрызнулся Ермек.

— Одеколон марки «Шипр». Полпузырька. — И Малюта, высунув руку из-за двери, продемонстрировал членам комиссии флакон с одеколоном: мол, сами извольте убедиться.

Ермек возмутился:

— На кой черт все это нужно? Полпузырька! Что ты мелочишься?

— Пиши! Пиши! — донесся из ванной спокойно-назидательный голос. — Закон требует. Мы по закону.

Несмотря на протесты Ермека, Малюта внес в опись все до последней пустяковины, даже комплект старых шнурков к ботинкам. Каждый записанный предмет клался в большой чемодан, который был найден в шкафу.