– Знаешь, для кого-то вроде тебя есть много более лёгких мест работы.

Я не смог удержаться от смеха.

– Ты не очень утончённо действуешь, – замечаю я. – Попытка заставить меня уйти не сработает, душечка.

Она прищуривается.

– Я – принцесса. Ты не можешь называться меня «душечкой», – она делает паузу. – Джеймс.

– Назовёшь меня Джеймсом ещё раз, и я буду звать тебя хуже, чем душечкой.

Выражение её лица ожесточается.

– Джеймс.

– Прекрасно. Не говори, что я тебя не предупреждал. Хочешь, чтобы я называл тебя Сахарные Сиськи? У тебя получилось.

Её челюсть падает, и она судорожно вздыхает.

– Прости?

– Ты слышала меня.

Я отпускаю одну её руку, крепко держа за другую, потому что эта девушка, безусловно, бегунья, и я не выпущу её из своей чёртовой хватки.

– Я в буквальном смысле, даже не знаю, что означает это выражение, – говорит она высокомерно. – Я предполагаю, что это грубая американская фраза.

– Неа, это одна из тех пиздец-каких-классных американских фраз, – отвечаю я. – А теперь тащи свою королевскую задницу обратно в машину, потому что мы возвращаемся во дворец.

– У меня были планы, – настаивает она.

– Твои планы изменились, когда ты выбралась из машины. Теперь я знаю, что ты можешь сбежать.

– Ты мудак, – произносит она. – Тебе когда-нибудь говорили об этом?

Я смеюсь.

– Ты не первая, Сахарные Сиськи. И уверен, что не будешь последней.

– Прекрати называть меня так, чёрт возьми, – злится она. – Это неуважительно.

Я пожимаю плечами.

– Тогда я постараюсь, Принцесса Сахарные Сиськи. Так лучше?

Её глаза сузились.

– Нисколько.

– Ну, когда ты запомнишь моё имя, возможно, я постараюсь запомнить твоё.

Мой голос грубый, отчасти потому, что я раздражён принцессой, но в основном из-за того, что я стою здесь с её рукой в моей руке, и девушка смотрит на меня дикими глазами, словно ненавидит.

Я хочу её.

Я, должно быть, с ума схожу, раз хочу такою избалованную, своевольную девушку, как Алекс.

– Я не собираюсь заморачиваться узнаванием имени кого-то, кто собирается уйти в течение нескольких дней, – настаивает она. Когда я тяну её за руку, чтобы уйти, она отступает. – И я никуда с тобой не пойду, как будто я какая-то пленница в своём собственном королевстве.

Я смотрю ей прямо в глаза, моя рука не двигается.

– Ты даже не представляешь, каким упрямым я могу быть, принцесса. Но ты скоро поймёшь. Твой отец хочет, чтобы ты была в безопасности и следовала своему расписанию, и он не уволит меня. И, если ты думаешь, что я уйду после пары твоих трюков, то ты сошла с ума. Я никуда не собираюсь.

Принцесса резко вдыхает, и я изо всех сил пытаюсь игнорировать то, как её полные груди поднимаются под надетой футболкой, той, которую она разрезала так, что её ложбинка выставлена на показ. Я пытаюсь игнорировать то, как она прикусывает нижнюю губу между зубами, и я также пытаюсь игнорировать возбуждение внутри меня, когда ненависть и гнев вспыхивают в её глазах.

Со мной действительно, чёрт возьми, что-то не так, раз видя то, как она злится на меня – это возбуждает меня.

Прежде чем осознаю – и вопреки здравому смыслу – я подталкиваю её к ближайшей стене. Алекс издаёт звук, удивительно похожий на стон, и я прижимаю девичьи руки над головой; когда она смотрит на меня, её дыхание становится учащённым.

Я не целую её.

Я хочу прижаться губами к губам – грубо, жёстко – и поглотить её рот. У меня непреодолимое желание обладать каждым дюймом этой девушки, которую не могу вынести.

Принцесса выгибает спину, её груди прижимаются к моей груди, её лицо наклонено ко мне. Губы Алекс так близко, что я уже чувствую её вкус на своём языке. Затем она шепчет нежно и медленно.

– Я такая же упрямая, как и ты. Так что, если хочешь войны, ты её получишь, Джеймс.