40

Макс

Последние тридцать шесть часов были полнейшим хаосом. С тех пор, как Принц Альберт ударил бывшего жениха Изабеллы по лицу на благотворительном вечере, у меня не было ни секунды продыху. Это практически невообразимо, что менее двух дней назад я лежал на берегу реки с Александрой, надёжно укутанной в моих объятиях.

С тех пор мы преследовали Изабеллу до Будапешта и наблюдали, как Альби публично признался в своей любви к ней, прямо посреди ресторана, в то время, как сотни людей снимали это на свои телефоны. Он и Белль остались в Будапеште, отсиживаясь в отеле и охраняемые охраной, в то время, как Александра и я были подобраны королевским вертолётом и доставлены обратно в летнюю резиденцию, чтобы отвлечь папарацци.

У меня не было ни одной секунды наедине с принцессой, чтобы поговорить с ней о её раскрытии отцу.

Ничто из того, что Александра говорит или делает, больше не должно быть большим сюрпризом. Но тот факт, что она выдала нас за спящих вместе? Ладно, это был лёгкий шок.

Меньше, чем через пять минут мы вернёмся в летнюю резиденцию, и мне уже сообщили, что я должен явиться непосредственно к королю.

К отцу Александры.

Если бы это была моя дочь, которая только что призналась, что трахалась со своим телохранителем, я бы ужасно разозлился. Я бы, наверное, хотел убить этого парня.

Так что, на самом деле, я, вероятно, на пути к своей собственной казни.

Когда вертолёт приземляется, у меня нет возможности поговорить с Александрой, потому что один из слуг короля приходит за мной прямо на вертолётную площадку в сопровождении двух других охранников.

— Пожалуйста, пойдёмте со мной, — хрипло говорит служащий, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

Да, определённо, казнь. Тюрьма, если повезёт.

— Я пойду с тобой, — фыркает Александра, следуя за нами. Когда охранник пытается остановить её, она сердится. — Не прикасайся ко мне. Я принцесса, и я сказала, что иду!

Я оборачиваюсь и смотрю на неё.

— Я сам поговорю с твоим отцом, — резко говорю я ей.

— Макс, я…

— Просто, уходи, — приказываю я совершенно неподобающим тоном, слишком резким для члена королевской семьи. Я встречусь с её отцом в одиночку, потому что это правильно.

Она скрещивает руки на груди и поднимает брови, не сводя с меня глаз.

— Хорошо, — говорит она напряжённым голосом.

Очевидно, что это всё, что угодно, но не хорошо.

Александра только что призналась, что спала с прислугой. Даже хуже: со своим телохранителем. Мне следовало бы знать её лучше. Я действительно знаю её лучше. Я пересёк тысячу границ — мы пересекли тысячу границ.

Король сидит в офисе за своим чудовищным столом, глядя на документы. Я кланяюсь, а затем стою там, ожидая, чтобы получить самый большой нагоняй в своей жизни. Восемь лет в морской пехоте, и меня ни разу не вызвали на ковёр к генералу за то, что я облажался. Стоять здесь прямо сейчас перед королём — это то же самое.

Макс, служивший в морской пехоте, никогда бы не сделал ничего настолько вопиющего, чтобы меня призвали к ответу перед генералом. Макс, который отвечает за защиту жизни принцессы… ну, видимо, человек, которым я сейчас являюсь, не имеет никакого отношения к границам и правилам.

— Я не хочу знать, правда ли то, что сказала моя дочь, — наконец произносит король. — Ты понимаешь?

— Я понимаю, Ваше Величество.

— Если только ты не хочешь сказать мне, что это неправда, — заканчивает он.

Он замолкает только на мгновение. Я уверен, что по выражению моего лица видно, что это определённо правда, потому что король тяжело выдыхает.

Я жду того момента, когда король Леопольд вызовет королевских следователей и отправит меня на пытки в тёмную камеру.

Но он не делает этого, мужчина просто сидит там, внезапно став похожим на старика с тяжестью мира на плечах, а не на царственного короля, каким он был ещё мгновение назад.

Чувство вины сдавливает мне грудь. Увидев его здесь в таком виде, король напоминает мне моего отца. Я понимаю, что глубоко разочаровал его, и это бьёт меня сильнее чем, если бы он кричал на меня.

— Не могу сказать, что это неправда, Ваше Величество, но… — начинаю я.

Я забочусь о вашей дочери.

Она — лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Я думаю, что люблю её.

— Сегодня всё закончится, — перебивает король.

Я стою и моргаю. Часть меня ожидала, что всё закончится тем, что меня выставят перед расстрельной командой или бросят в темницу, но какая-то бредовая часть меня также думала, что я смогу объяснить и, что он поймёт.

— Если я депортирую тебя, она не последует за тобой, — уточняет он. — Ты ведь понимаешь это, не так ли? Александра может быть непокорной, и ты можешь подумать, что она нарушит королевские стандарты приличия, но она была воспитана, как королевская особа. Она никогда не бросит дворец, чтобы последовать за тобой. И ты это знаешь. Если бы она собиралась отказаться от роли принцессы, чтобы сделать свой собственный выбор, она бы уже сделала это.

То, что он говорит, правда, и я чувствую это нутром. Если он выгонит меня из Протровии, я больше никогда её не увижу.

— Я мог бы бросить тебя в тюрьму за измену, — размышляет король. — Но это сделало бы тебя мучеником, а я не хочу делать из тебя мученика.

Я не хочу, чтобы меня расстреляли, приговорили к пожизненному заключению или депортировали. Так что же, чёрт возьми, король собирается делать со мной?

— Моя дочь легко отвлекается, и я надеюсь, что скоро она легко отвлечётся от тебя.

А, вот и оно. Я смогу остаться, потому что она скоро будет искать замену.

Король громко вздыхает.

— Ты мне тоже нужен здесь, — говорит он, доставая папку из своего стола. — Я знаю, что ты сделал для моего сына в Афганистане. Знаю, что ты спас ему жизнь. У него были причины доверять тебе, и, не обращая внимания на эту печальную ошибку в суждениях, я имею основания полагать, что ты способен защитить мою дочь.

— Да, Ваше Величество.

— И теперь у тебя есть… личный вклад в обеспечение её безопасности.

Он протягивает мне папку. Я открываю её и обнаруживаю стопку фотографий и ламинированные копии рукописных писем с грубыми рисунками и угрозами, украшающие сверху донизу и вдоль полей.

Угрозы в адрес Александры.

— Вот почему мне нужно, чтобы ты остался здесь, в Протровии, и оставался рядом с моей дочерью, — он делает паузу на мгновение. — Не так близко, как раньше, конечно.

— Да, Ваше Величество.

— Феликс может проинструктировать тебя об этой группе. Это религиозные радикалы, культ, который существовал в течение многих лет без случаев жестокости. Но один или несколько членов клуба, похоже, зациклились на принцессе, как символе всего греховного и порочного в мире — с тех самых пор, как она надела неудачное платье в ночном клубе. Я полагаю, что ты присутствовал при этом инциденте.

Он точно знает, в какой степени я присутствовал при этом?

— Да, Ваше Величество, — отвечаю я, пробегая глазами по страницам.

Здесь, должно быть, сто писем, все с одинаковым почерком — и слишком много фотографий, чтобы сосчитать, включая фотографию меня, стоящего у машины прямо у ворот дворца, с открытой дверцей и помогающего Александре выйти из машины.

Вот дерьмо. У них есть фотографии той ночи.

Я пролистываю следующие фото, но не вижу ничего более компрометирующего, чем та, что у меня в руках. Тем не менее, это ужасное нарушение конфиденциальности, и я никогда не видел, чтобы кто-то следил за нами. Конечно, меня также отвлекала принцесса. Ясно, что это не может повториться, если я собираюсь защитить её.

— Их прислала группа, — говорит король, указывая на папку. — И фотографии тоже, а не только письма. Ей, конечно, и раньше угрожали. Как и всем нам. Это часть того, чтобы быть из королевской семьи. Но Феликс считает, что эта группа отличается. Угрозы становятся всё более конкретными и более жестокими. Ясно, что расследование уже ведётся, но ты знаешь мою дочь и её склонность к побегу от охранников.

Теперь я понимаю.

— Значит, вы оставите меня здесь, в Протровии, чтобы я не дал принцессе сбежать…

— Если ты заботишься о ней, то захочешь удержать её в безопасности. Оставайся рядом с ней, охраняй её, придерживайся соответствующих границ. Профессиональных границ. Ты не пересекаешь эти границы, или я буду вынужден депортировать тебя.

— И Александра неизбежно сбежит от своих новых телохранителей, подвергаясь риску пострадать от этого культа, — заканчиваю я.

— Самое главное, чтобы моя дочь не узнала об этой угрозе, — приказывает он. — Риск, культ, сделка, которую мы заключаем… она не должна ничего знать об этом. Я не хочу, чтобы Александра знала, что ей грозит опасность. После того, как дочь… она уже не была прежней после того, как потеряла свою мать, и я не позволю ей бояться того, что её убьют. То, что происходит между вами, больше никогда не должно произойти. Мне всё равно, что ты ей скажешь, но ты оборвёшь с ней связь и защитишь её.

Я с трудом сглатываю, кивая. Поэтому я заключаю сделку с дьяволом. Я соглашаюсь порвать с Александрой, не объясняя ей истинной причины, чтобы оставаться рядом с ней.

Чтобы она была в безопасности.