Призраки День 6

29 января 1942 года

Река Эбола

Сегодня утром меня разбудила молния, ударившая в воду всего лишь в нескольких сотнях метров от нашего носа. Впечатление было такое, словно посреди реки взорвалась бомба.

В полночь неустанно ливший в последние дни дождь наконец прекратился, но, как оказалось, лишь для того, чтобы уступить место ужасающей электрической буре, которая, казалось, решила испепелить нас молниями. Я уже давно заметил, что в этих местах все перевёрнуто с ног на голову, как если бы мы попали в другой мир или сошли с ума. Деревья такие огромные, каких я никогда и не видел, дождь — сплошная непроглядная стена льющейся с неба воды, а теперь ещё и эта гроза, — рождённая чёрными тучами, висящими столь низко, что касаются ветвей деревьев, отчего кажется, будто в Конго небо намного ближе к земле, чем где-либо ещё.

Мне невольно вспоминается фрагмент книги Конрада: «Мы были странниками в неизведанной земле — земле, скорее напоминавшей иную планету».

Бой барабанов не прекращался всю ночь, добавляя какофонии к раскатам грома, сотрясавшим воздух над головами. Я слышал, как Мутомбо сказал, что именно барабаны и призвали бурю, хотя я не слишком склонён ему верить. Барабаны то приближаются, то отдаляются, но по-прежнему не отстают.

Кармен даже намекнула, что барабаны нас преследуют. Я постарался её успокоить, уверяя, что это лишь иллюзия, вызванная извилистым течением реки. Но, сказать по правде, мне и самому кажется, что они следуют за нами.

Этот день плавания был особенно душным и утомительным. Вновь зарядил дождь — на этот раз ленивый, серый и монотонный. Казалось, Конго решила показать нам все разновидности дождей, которые только способна породить.

Промокшая вчера одежда так и не высохла; нам даже пришлось открыть рундуки, отжать и развесить на просушку остальные вещи, чтобы они не покрылись плесенью, словно сгнившие фрукты. Теперь обе палубы парохода вдоль и поперёк перегорожены верёвками, сплошь завешенными сохнущей одеждой. Наверное, издали может показаться, что мы плывём на какой-то невообразимой плавучей прачечной.

Но настоящие проблемы начались к вечеру, вскоре после того, как мы покинули Монгалу и вошли в её ещё более извилистый и узкий приток — Эболу. Ритмичный плеск кормового ступенчатого колеса неожиданно стих. Для нашего подсознания этот звук стал уже настолько привычным, что, стоило ему стихнуть, как все одновременно подняли головы, словно услышали выстрел.

Тут же с нижней палубы послышались голоса на языке лингала, а Верховен поспешно вышел из рубки. Мутомбо неотступно следовал за ним. Остальных происходящее скорее удивило, чем встревожило; пожалуй, они были даже рады, предвкушая приключение посреди всей этой рутины.

Однако вся радость тут же испарилась, едва они заметили, что течение потащило судно назад, несмотря на два брошенных носовых якоря, которым надлежало его закрепить. «Король буров» вышел из строя, и, если мы его не починим, очень скоро нас разобьёт о берег или вынесет на песчаную отмель.

Проблема объяснялась утечкой пара из главной трубы парового котла; трещина была не больше щели у копилки, но через неё уходил весь пар.

Мадымба замазал щель свинцовыми белилами и обмотал трубу длинными полосами ткани, но пар все равно находит прорехи, и давление в котле неуклонно падает.

Я настолько увлёкся, помогая кочегару чинить трубу, что даже вздрогнул от неожиданности, услышав крик Верховена: «Держитесь крепче!» Подняв голову, я обнаружил, что мы находимся в считанных метрах от растущих на берегу огромных деревьев, широко раскинувших кроны и грозивших пропороть судно низко растущими ветвями толщиной в человеческий торс.

Медленно, но неуклонно мы приближались к берегу, пока ближайшие ветки не начали царапать борт, выплёскиваясь на палубу, подобно щупальцам гигантского кальмара из романа Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой».

Течение реки, бьющее о борт, все сильнее толкало нас в сторону берега, пока, наконец, мы не остановились, застряв среди скопления огромных ветвей, некоторые из которых протянулись через всю палубу.

К счастью, все это произошло очень медленно, так что никто не пострадал. Лишь когда двигатель совершенно заглох, и пароход встал намертво, мы оценили масштабы проблемы. Даже если бы нам удалось отремонтировать паровой котёл, будет очень нелегко вырваться из смертоносных объятий джунглей.

Другая неприятность заключалась в том, что протянувшись через палубу ветви утащили с собой все, что оказалось у них на пути. Половина гамаков, несколько ящиков с провизией и оборудованием, а также два стола и несколько стульев упали в воду, и их тут же унесло течением. Кроме того, мы лишились большей части одежды, сушившейся на верёвках, хотя кое-какие вещи запутались в ветвях, и думаю, мы сумеем их достать. Короче говоря, дело плохо, но мы утешаемся мыслью, что могло быть и хуже.

Первым делом мы привязали судно к дереву, чтобы оно не двигалось. Теперь при помощи оставшихся инструментов предстоит избавиться от протянувшихся через обе палубы ветвей.

И наконец, в довершение всех несчастий, я обнаружил, что африканские деревья — это не просто деревья; это огромные колонии бесконечного множества живых существ, мелких зверьков и насекомых, для которых такое дерево — все равно что многоэтажный дом для людей. И теперь «Король буров» подвергся нашествию бесчисленного множества всевозможных жуков, бабочек, лягушек, многоножек, пауков, иные из которых — размером с кулак, и главное, муравьёв: тысячи муравьёв-сиафу хлынули на судно, буквально затопив его, подобно вражеской армии. Когда я взобрался на одну особо толстую ветку, собираясь её пилить, на меня накинулась целая армада мелких красных тварей, впившись крошечными острыми челюстями в руки и ноги. Меня словно опалило огнём; да что там, боль от огня — почти ничто в сравнении с этими тварями. Я тут же спрыгнул на палубу, сдирая с себя одежду, как безумец, и бросился в воду, даже не посмотрев, не поджидают ли меня там бегемоты или крокодилы.

До самой ночи мы чинили паровой котёл, пока не запечатали все щели; но при этом мы так устали, что решили провести ночь здесь, встав на якорь, и продолжить путь на рассвете.

Дождь снова прекратился. Всю ночь нам не давали спать крики ночных птиц и кваканье древесных лягушек, заглушая даже неумолчный рокот барабанов. Мы разместились в уцелевших гамаках, и теперь, полагаю, я единственный до сих пор не уснул, дописывая эти строчки при свете керосиновой лампы.

Минуту назад погас свет в каюте Кармен, но я никак не могу оторвать глаз от её иллюминатора. Уже одно осознание, что она так близко, всего лишь в нескольких метрах от меня, способно лишить сна и покоя даже скорее, чем любая какофония джунглей и невыносимое жужжание москитов. Видит бог, я не могу перестать думать о ней, как ни стараюсь.