3

— A-а, Женя! — воскликнул Борис Аркадьич, взявшийся неведомо откуда. — Вы мне как раз нужны! — И, взяв Женю за локоток, снабженец отвел его к окну, сел на подоконник и, жестикулируя, посвятил Женю в тайны составления авансовых отчетов.

— Я вас приветствую! — вслух произнес Женя, расставаясь со снабженцем.

Серега-такелажник сказал неправду — за авансом выстроилась солидная очередь. В основном служащие, у которых рабочий день кончался на полчаса позже.

Клава стояла как раз в самой середине очереди и читала книгу. Нарукавники на ней были точно такие же, как на одном старичке из кинокомедии, название которой Женя позабыл. Помнил только, что вредный старичок писал на всех жалобы, а в конце фильма его разоблачили.

— Ага, «Бухгалтерский учет на промышленных предприятиях»! Ужасно интересно! — сказал Женя, втиснувшись в очередь за Клавой и заглядывая ей через плечо. — А с рабочим классом надо здороваться!

— Воспитанный мужчина, между прочим, — ответила Клава, захлопнув книгу, — здоровается с дамой первым! И не сует свой нос, куда не просят!

— А куда просят? Ведь ты не дама, Клавочка! Какая же ты дама? На работе ты не дама, а совслуж, — нашел Женя новый довод. — Товарищ совслуж, поговори со мной!

— Не буду, не хочу, — ответила Клава, отвернувшись.

Она сердилась на Женю за случай в заводском Дворце культуры, на вечере отдыха. Да и было за что сердиться.

В очереди к буфету Вовка Соломатин сцепился с незнакомым молодым инженером. Объясняться они вышли во внутренний дворик, под баскетбольный щит без кольца.

Женя танцевал с Клавой, когда его разыскал Севка и, дыша в ухо, доложил обстановку. Женя оставил Клаву как раз посередине зала и побежал вниз, даже не оглянулся.

Клаву сразу же затолкали. Кто-то наступил ей на ногу, и на красной туфельке остался черный след. Клава расстроилась, хотя и была в новом платье из шуршащей тафты.

Драки не произошло. Инженер оказался хорошим парнем, своим в доску. Дуэлянты и секунданты в буфете, где случился конфликт, выпили за примирение. Пили разрешенное пиво и нелегальную водку, за которой слетал расторопный Севка. Сидели, покуда буфет не закрылся. Про Клаву Женя совсем забыл.

Она добиралась домой одна. Пешком идти она побоялась и втиснулась в автобус, а дома обнаружила, что кто-то прожег ее плащ «болонью» папироской. Плача и сквозь слезы радуясь, что платье из тафты не пострадало, Клава решила всякие отношения с Женей разорвать. «Пусть со своим Соломатиным целуется», — думала она, аккуратными стежками зашивая плащ и поливая непромокаемую материю теплыми слезами.

Вспомнив все это, Клава прикусила губу.

— Может, на концерт пойдем, а, Клав? — спросил Женя. — Вечером в ДК. Песни, пляски — все, что хочешь! Билеты запросто достанем! А, Клав?

Афиши, развешанные по заводу, сообщали, что кроме прочих артистов эстрады в концерте выступят лауреаты чего-то братья Елисбаровы — «танцы разных народов и матросские пляски».

— Никуда я, Женька, с тобой не пойду, — памятуя о своем зароке, отказалась Клава. — Опять будешь пиво лакать в буфете, а потом шнырять по подворотням!

— Не буду, Клав, вот честное пионерское, не буду! Под салютом! — пообещал Женя.

— Поверила я тебе, — ответила Клава. — Сказано — не пойду! Мне в техникум, между прочим, надо!

— Это в пятницу-то? — не поверил Женя.

— А что? У нас консультация. Мы и по субботам, между прочим, занимаемся. Ничего особенного! Давай вот деньги получай. Влез без очереди…

Жене причиталось: аванс — шестьдесят рублей и премия за освоение новой техники — пятнадцать. Все это ему выдали одними пятерками, как Серега-такелажник и говорил. А Клава получила тридцать пять без всяких премий.

— Пойдем, Клав, сделай доброе дело! — сказал Женя, когда они подошли к лестнице, а про себя решил, что просит в последний раз.

Клава высокомерно глянула на клетки Жениной ковбойки.

— Сам делай добрые дела! По одному в день хотя бы…

— Ладно, — сказал Женя, направляясь в раздевалку. — Не хотится — как хотится, сам могу пройтиться…

Из раздевалки все уже разошлись. На двери душевой висел замок. Вынув из своего шкафчика штангенциркуль, Женя поковырял в замке глубиномером, и дверь душевой распахнулась. Без волшебного «Сезам, откройся!» и вмешательства уборщицы, которая наводила порядок в кабинетах цехового начальства и ключа все равно бы не дала.

Горячая вода шла с хорошим напором, не так, как бывало сразу после рабочего дня, когда работали душевые всех цехов и воды не хватало. Женя блаженно фыркал и размышлял, чем бы ему заняться в выходные дни, чтобы не ходить к Клаве.

Одетый в чистое, но так и не придумавший, как распорядиться субботой и воскресеньем, он забрел в заводскую столовую. К витрине буфета, к стеклу, за которым красовались тарелки с кусочками блестящей, как сталь, селедки и «силосом» из капусты с картошкой, хлебным мякишем была приклеена бумажка. «Пива нет», — объявляла она. Буфетчица, написавшая ее, где-то гуляла. Никого из знакомых Женя не увидел.

«Обойдемся и без вас, Клавочка, — с обидой думал он, выходя из столовой. — О, а не двинуть ли мне к тетке?..» Его тетка жила в областном центре — пестром, древнем и запущенном, как и большинство старых русских городов. Езды до него было три часа на пригородном поезде. Не видел тетку Женя уже полгода. «К ней и поеду, — решил он. — А Клавка подождет. Ишь раскапризничалась! В техникум ей надо! Консультация! Знаем мы эти консультации…»