Глава двадцать третья: Варя

Глава двадцать третья: Варя

Он отвечает только после седьмого гудка, как раз, когда я собираюсь нажать «отбой».

В трубке слышится возня, шорох одеял, и очень-очень сонное, и ворчливое:

— Привет, Колючка.

— Доброе утро, Ленский. Хватит валяться. – Не пойму откуда в моем голосе эта несвойственная мне смешинка. Наверное, все дело в облегчении: я почти трое суток только то и делала, что ела себя поедом, где найти деньги для Дениски, а теперь как будто сбросила с плеч бетонную плиту.

— Суббота, - бормочет Ленский. Снова шорох, зевок. – Вставать в субботу до полудня – преступление.

Я с ужасом понимаю, что еще нет девяти, и мысленно ругаю себя на чем свет стоит.

— Прости, - говорю охрипшим от неловкости голосом. – Я просто хочу тебя поблагодарить, и сказать, что если бы не…

— У тебя и твоего брата все хорошо? – перебивает Даня.

— Да. Врач дал хороший прогноз, и…

— Значит, тема закрыта. – Он нарочно тормозит мои неуклюжие попытки сказать «спасибо». – Ты где?

— В больнице, жду, когда мама придет. – Бреду по аллейке, собирая ладонью мерно падающие с неба разлапистые снежинки.

— Голодная?

— Ага, - отвечаю быстрее, чем успеваю предположить, к чему этот вопрос. И быстро исправляю положение: - Я потом сразу к своим сюда, позавтракаю.

— Я заеду через полчаса. Позавтракаем вместе, тут есть где.

Притормаживаю под усыпанным снегом деревом, прижимаю к губам талый снег в ладони. Понятия не имею, что сказать в ответ на это приглашение. Это неправильно, даже если формально мы не в школе и не школьное время, и еще более неправильно, что я – замужняя женщина, морочу голову восемнадцатилетнему парню, которому впору ухаживать за ровесницей. И лучше не думать о том, что мысль о ровеснице вызывает стойку ассоциацию с Варламовой и их зажиманиями в раздевалке, а мне это невыносимо противно.

Пауза слишком затягивается, и Ленский уточняет:

— Ты ничего не должна мне, Колючка. Не хочешь – ладно, считай, что не предлагал. Только одолжений не нужно и заставлять себя из-под палки тоже.

— Это не одолжения! – слишком бурно реагирую на его резкость. – Я замужем, Даня, я – твоя учительница.

— Я в курсе. – Горький смешок в трубку и короткий «чирк» зажигалкой. Мои ноздри мгновенно наполняются призрачной смесью запахов сладкой мяты и терпкого табачного дыма. – Но это вообще не мешает видеть тебя во сне, совершенно голую. Практически каждую ночь.

— Даня… - Хочу пожурить его, а получается почти стон пополам с дрожью, которая пробирает до самого нутра.

— Мне восемнадцать, Колючка. Имею право смотреть порно сны с твоим участием.

— Надеюсь, в них я веду себя прилично? – А ведь хотела свести все к простой шутке, весельем выбить неловкость. Но стоило произнести невинную фразу вслух – и она превратилась в заигрывание.

— Абсолютно аморально, Колючка. Только крыша чужого дома и уважение к его хозяевам не дает мне дрочить прямо сейчас.

— Даня! – И все равно тихо, сорвано, почти жалобно, чтобы не смел так нагло меня смущать.

Ленский хрипло смеется, и неловкость понемногу сходит на нет.

— Я тебя у мужа все равно заберу, Колючка. А если не отдаст – морду ему набью. Потому что хуевый у тебя муж, раз оставил тебя одну разруливать все проблемы.

Он даже не представляет, насколько в «яблочко» его слова.

— И мне вообще плевать на то, что ты старше: очевидно же, кто из нас двоих ребенок.

— Ты просто позер, Ленский.

— Но я все равно тебе нравлюсь, и поэтому бегаешь от меня, как заяц от волка.

Я тянусь к ветке, раскачиваю ее, и пока мне на голову сыпется снежное конфетти, говорю одними губами: «Кажется, правда нравишься».