С еще большей опаской следила цензура за сатирической журналистикой, тем более, что, согласно утверждениям некоторых рапповских критиков, «сатира при социализме вообще не нужна». Как и в других случаях, инициаторами гонений стали партийные инстанции. Так, например, в феврале 1927 г. состоялось специальное расширенное (с приглашением руководителей цензуры) заседание Коллегии Отдела печати Северо-Западного Бюро ЦК ВКП(б) по поводу ленинградских сатирических журналов. По решению Коллегии сатирический журнал «Смехач» был передан в Москву, но вскоре был закрыт окончательно (выходил он под редакцией Мих. Кольцова, в нем активно печатались М. А. Булгаков и М. М. Зощенко); «реорганизован «Бегемот», который теперь на 70 % строится на политическом материале». Руководящие партийные инстанции «серьезными недостатками ленинградских юмористических журналов признали: 1) отсутствие твердого курса на целеустремленность помещаемого юмористического материала, наряду с преобладанием безыдейного смеха ради смеха; 2) недостаточно четко проводимую классовую, коммунистическую линию; 3) недостаточно тактичный и неправильный подход, искажающий основные партдирективы, к юмористическому отображению в журналах тем, наиболее злободневных и болезненных для широких кругов трудящихся (вопросы безработицы, квартплаты, кризиса производства отдельных предметов первой необходимости)». Намечены и задачи сатиры: «Сатира в условиях диктатуры пролетариата должна: дискредитировать классовых врагов пролетариата; выявлять и бичевать недостатки и уродливые искривления нашей советской действительности, тем самым играя созидательную роль и всемерно оказывая партии помощь в деле строительства нового быта, социалистической культуры, популяризации основных политических лозунгов и проводимых массовых кампаний. Следует взять в обоих журналах основную установку на большее втягивание в органическую работу юмористов, наиболее близких к нам по идеологии» (I — ф. 31, оп. 3, д. 28, л. 77).
Ленгублиту было предписано ужесточить контроль за сатирическими ленинградскими журналами, хотя жить им оставалось недолго, и после «года великого перешиба» велено было ограничить число русских сатирических журналов одним «всесоюзным «Крокодилом»».
В этом году гонениям со стороны Главлита подвергся московский журнал «Чудак», выходивший с 1928 по 1930 гг. (редактор М. Кольцов). «В нем, — говорилось в заключении Главлита 3 мая 1929 г., — почти нет серьезной, острой, целесообразно направленной политической сатиры. В части сатиры общественного быта (так! — А. Б.) журнал совершенно неудовлетворителен: материал дается без ясной целевой направленности, в тоне обывательской издевки. Недаром целый ряд заметок в таком роде перепечатан в зарубежной газете «Сегодня» (рижская эмигрантская газета. — А. Б.). Иногда важное и полезное начинание подвергается осмеянию, например, культпоход. Журнал в основной массе своего материала не отвечает целям советской общественной сатиры, не организует сознание читателя в направлении основных очередных задач политики… в большой мере идет по линии вкусов и требований обывателя» (IV — ф. 2306, оп. 69, д. 2088, л. 25).
Массовая журналистика, в особенности сатирическая, нередко вызывала претензии со стороны карательной цензуры органов тайной политической полиции. Политконтроль ленинградского ОГПУ обратил внимание Ленгублита на сатирический еженедельник «Бегемот» — «на недостаточно выдержанный по содержанию материал, преподносимый в нем в настоящее время (№ 16 за 1926 г. — «О комсомоле»: на работу не берут, потому что в комсомоле не состоит…» и т. п.)». Просьба принять соответствующие меры, — говорится далее в этом документе, — по вышеуказанному, сообщив о виновных для привлечения последних к ответственности. Начальник Политконтроля ОГПУ — Новик» (I — ф. 31, оп. 3, д. 20, л. 379). На полях этого отношения карандашная помета: «По вине уполномоченного», то есть цензора, приставленного к этому журналу, выходившему с 1922 по 1928 гг. По нашим подсчетам в 20-е годы выходило свыше сотни сатирических журналов только на русском языке; после 1930 г. оставлено было только по одному журналу на республику.
Политконтроль ГПУ в порядке последующей цензуры регулярно посылал в главлитовские инстанции «Сводки нарушений», обнаруженных в ежедневных газетах. Так, только за полтора месяца 1926 г. им было обнаружено в ленинградских газетах свыше 40 «нарушений». В основном они касаются публикации нежелательных сведений военного и экономического характера, но встречаются и «политические» претензии. К примеру, постоянно «выходила за рамки» ленинградская «Красная газета» (вечерний выпуск), «поместившая заметку «Самоубийства в Ленинграде», в которой есть указание на случай самоубийства на почве безработицы» (21 июля); там же 7 августа — заметка, указывающая на просмотр репертуара Политконтролем ГПУ» (I— ф. 31, оп. 3, д. 20, л. 545). Виновных в пропуске уполномоченных Главлита порою увольняли, а иногда — предавали партийному (пока!) суду, исключая из партии за «потерю бдительности».
Подвергались репрессиям и так называемые «толстые» литературные и исторические ежемесячники. По ним Главлит составлял регулярные сводки «Характеристики журналов», в которых подчеркивалась политическая и идеологическая ориентация журнала, отмечался процент партийных в составе редколлегий и т. д. Журнал «Современный Запад» (выходил в Петрограде с 1922 по 1924 гг.) «в идеологическом отношении, — как отмечалось в такой характеристике, — нам чужд, необходимо партийное влияние в редакции и изменение физиономии журнала» (I — ф. 31, оп. 1, д. 14, л. 57). Известный историко-революционный журнал «Былое», выходивший в советское время с 1917 по 1926 гг. под редакцией П. Е. Щеголева, постоянно подвергался цензурным нападкам — в основном, за «перекос» в освещении дореволюционной истории освободительного движения в сторону восхваления народников, а не большевиков, тем более, что «в первоначальной редакции редакция носила ярко эсеровскую окраску» (Там же, д. 40, л. 71).
В «Дневнике» Корнея Чуковского зафиксирован ряд колоритных эпизодов, связанных с цензурными преследованиями журнала «Русский современник», выходившего в Петрограде в 1924 г. «при ближайшем участии» его самого, а также «М. Горького, Евг. Замятина, А. Н. Тихонова и Абр. Эфроса». Видимо, Чуковскому было поручено общение с петроградским отделением Главлита и отстаивание в ней запрещенных материалов. В разговоре с ним заместитель заведующего Ленгублитом Быстрова заявила, в частности: «Ваш журнал весь вреден, не отдельные статьи, а весь, его нужно весь целиком вычеркнуть; разве вы можете учесть, какой великий вред может он причинить рабочему, красноармейцу?». Это обычный демагогический прием цензурных властей, всегда любивших выступать от «имени и по поручению» пролетариата (который, надо сказать, этот малотиражный журнал не читал).
Чуковский записывает в своем дневнике, что журнал вызвал недовольство в самых высших сферах: «Царизмом разит за три версты! Недаром у них обложка желтая». «Высочайшее неудовольствие» высказал «Русскому современнику» и сам Троцкий: «Не хотел ругать, а приходится. Умные люди, а делают глупости». С крайним неодобрением отнеслись в верхах к публикации на страницах журнала известного очерка Горького «Владимир Ильич Ленин» — впрочем позднее «исправившийся» Горький его решительно переписал, выбросив «неудобные места». Как говорилось позднее (в 1930 г. в т. 4) в «Литературной энциклопедии», «Русский современник» избегал политических вопросов. «Неприятие» революции сказывается именно в воздержании от «политики», в бегстве от советской действительности в область «чистого искусства» (Ахматова, Клюев, Сологуб), в художественном отрицании этой действительности (Е. Замятин, Пильняк), в критических нападках на молодую пролетарскую литературу (Ю. Тынянов) и т. п.». Естественно, издателям удалось выпустить лишь 4 книжки журнала за 1924 г., и на этом он закрылся.
Не угодил властям и сменовеховский журнал «Россия», выходивший с 1922 по 1926 гг. (в последний год под названием «Новая Россия»), неизменным редактором которого был И. Лежнев (псевдоним Исайя Григорьевича Альтшулера), несмотря на постоянные обличения «гнили европейской культуры» и благословенья новому режиму, спасшему и «обновившему» державную Россию. В упомянутом выше «Секретном бюллетене Главлита» за апрель 1923 г. дана подробнейшая характеристика «России». Отметив «положительные» и «приемлемые» стороны журнала, цензура все же отмечает в нем принижение роли пролетариата, как вождя революции, «неправильное» понимание сути новой экономической политики: «НЭП, конечно, превозносится, но, восторгаясь «новыми молодыми силами», журнал безбожно путает нэпмана с нашими хозяйственниками… смешивает понятия нэпмана и совработника (в очерке Шагинян коммунист, занятый госторговлей, именуется «нэпманом»). Отмечено также «варваризирование мужика: этому посвящен ряд небольших бытовых этюдов (часть коих запрещена, где деревенский быт дан в чисто зоологическом виде». «Такое же смакование (жестокостей. — А. Б.) из номера в номер в «Гримасах революции» (это постоянный отдел); на этот раз здесь помещен рассказ «Старуха Врангель» (запрещен, это рассказ М. М. Зощенко. — А. Б.): советский быт изображается приемами гофманских кошмаров; следователь ЧК — кретин с примесью хитренького паясничанья, — арестовывает старуху Врангель, та умерла со страха» (I — ф. 31, оп. 2, д. 13, л. 97). Этот рассказ М. М. Зощенко в «России» так и не был напечатан, да и в дальнейшем проходил с большим трудом и публиковался в его сборниках исключительно редко.