У старого арапа

В августе 1825 года Пушкин писал П. А. Осиповой в Ригу: «Я рассчитываю ещё повидать моего двоюродного дедушку, — старого арапа, который, как я полагаю, не сегодня — завтра умрёт, а между тем мне необходимо раздобыть от него записки, касающиеся моего прадеда».

Старому арапу — Петру Абрамовичу Ганнибалу — было в то время восемьдесят три года, и Пушкин решил, не откладывая, получить у него документы и сведения об Абраме Петровиче. Поэт поехал в Петровское.

Песчаная дорога из Михайловского в Петровское пролегает берегом широкого озера Кучане. Слегка отступя от воды, почти вдоль всей дороги с горушки на горушку шагают стройные сосны — михайловский бор. За Змеиной горой бор кончается. Почему гора Змеиная, — неизвестно. То ли потому, что водились на ней змеи, то ли из-за предания. Толковали в народе, будто раз в году, ровно в полночь, появляется над горою огненный змей и, покружившись, рассыпается мелкими искрами.

От Змеиной горы рукой подать до Петровского, ясно виден кудрявый парк на отлогом берегу.

За полкилометра от усадьбы начинается въездная берёзовая аллея (когда-то она была гораздо длиннее, чем теперь), затем улица села и, наконец, парк и усадьба.

Пушкину запомнилось, как сразу после Лицея он навестил здесь Петра Абрамовича. Тогда старик был бодр, подвижен. Жил, как и нынче, один, бобылём. С семьёй — женой и тремя детьми — давно расстался. Жене написал, чтобы «она к успокоению его не жила более с ним вместе, а получала бы от него с детьми положенное им содержание».

Освободившись от тягот семейной жизни, зажил Пётр Абрамович согласно своему вкусу и нраву. А нравом он был груб, гневлив и взбалмошен: совсем как владелец села Покровского — Кирила Петрович Троекуров из повести Пушкина «Дубровский». Отставной генерал Пётр Абрамович, как и генерал в отставке Кирила Петрович, «в домашнем быту… выказывал все пороки человека необразованного. Избалованный всем, что только окружало его, он привык давать полную волю всем порывам пылкого своего нрава и всем затеям довольно ограниченного ума. Несмотря на необыкновенную силу физических способностей, он раза два в неделю страдал от обжорства и каждый вечер бывал навеселе… С крестьянами и дворовыми обходился он строго и своенравно».

Любимым занятием Петра Абрамовича был перегон настоек и водок. Для этой цели построен был даже специальный аппарат. С помощью крепостного человека Михайлы Калашникова «генерал-майор от артиллерии» возводил настойки «в известный градус крепости». Возводил со страстью и без устали. Когда же случались неудачи, дворовый человек платился за них спиной. Позднее, уже служа приказчиком у Пушкиных в Михайловском, Калашников рассказывал: «Когда бывали сердиты Ганнибалы, все без исключения, то людей у них выносили на простынях».

Любимая поговорка Петра Абрамовича была: «Эй, малый, подай водки алой!» Да и не только поговорка. Впервые побывав в Петровском, Пушкин так описал поведение своего двоюродного деда: «… попросил водки. Подали водку. Налив рюмку себе, велел он и мне поднести; я не поморщился — и тем, казалось, чрезвычайно одолжил старого Арапа. Через четверть часа он опять попросил водки и повторил это раз 5 или 6 до обеда».

Подобно многим тогдашним помещикам, завёл Пётр Абрамович у себя в поместье «свой» балет, «своих» музыкантов. Тот же Михайла Калашников, обученный каким-то немцем, умел разыгрывать на гуслях русские песни. И по вечерам его игра то погружала барина в печаль, то приводила в буйное веселье. И то и другое равно страшило окружающих.

С годами «старый арап» одряхлел. Он почти не двигался. Целые дни проводил в своих креслах, окружённый многочисленной раболепной и запуганной дворней. Часто он засыпал. Потом просыпался, вздрагивал, обводил всё вокруг тусклым взглядом. Голова его тряслась. Тёмное лицо испещрили бесчисленные морщины. Память ему изменяла. Он забывал даже имена самых близких людей.

— Вообразите мою радость, — завёл он как-то разговор, — ко мне на днях заезжал… да вы его должны знать… ну, прекрасный молодой офицер… ещё женился в Казани… как бишь его… ещё хотел побывать в Петербурге… Ну… хотел купить дом в Казани…

— Да это Веньямин Петрович, — подсказали старику.

— Ну да, Веня, сын мой; что же раньше не говорите? Эх вы!

По настоятельной просьбе Пушкина Пётр Абрамович передал ему некоторые документы, и среди них неизвестно кем составленную биографию А. П. Ганнибала на немецком языке.

Петровская эпоха, её деятели, необыкновенная жизнь «арапа Петра Великого» — всё это чрезвычайно интересовало Пушкина. В слабеющей памяти Петра Абрамовича хранилось немало семейных преданий.

К 1825 году относится стихотворный набросок Пушкина:

В том же 1825 году вышло в свет первое издание первой главы «Евгения Онегина» с примечаниями автора. В примечании к стиху «Под небом Африки моей» поэт кратко рассказал о жизни и трудах А. П. Ганнибала. Рассказ он кончал словами: «В России, где память замечательных людей скоро исчезает, по причине недостатка исторических записок, странная жизнь Аннибала [то есть Ганнибала] известна только по семейным преданиям. Мы со временем надеемся издать полную его биографию».

Полной биографии своего прадеда Пушкин не написал. Может быть, потому, что жизнь Ганнибала более подходила для создания исторического романа. «Арап Петра Великого» — так назывался роман, который в 1827 году Пушкин начал писать в Михайловском. И тогда-то особенно пригодились ему документы, полученные от Петра Абрамовича.

Умер П. А. Ганнибал не то в 1825, не то в 1826 году. Дата его смерти точно неизвестна.

После него Петровское перешло к его сыну Веньямину Петровичу. И Пушкин, наезжая в родные края, навещал в ганнибаловском поместье своего двоюродного дядю.

Петровское менялось, но прежний его уклад и «старого арапа» поэт не забыл. Он вспоминал их, когда писал «Дубровского», «Историю села Горюхина» — те из своих произведений, где картины крепостнического произвола нарисованы им с особой полнотой.