— Как?

— Ну ты вопросики задаешь, бля. Думаешь, один на белом свете профессионал, что ли?

Макаров остановился у пруда, почти на том самом месте, где недавно сидел Женька. С удочкой торчал только один рыбак, и то, наверное, лишь потому, что ноги его уже не несли и он дремал на стульчике, окружив себя пустыми бутылками. Пацанва ради хохмы вытащила из его рук удилище, заменив его поломанной хоккейной клюшкой. Люди тыкали в сторону мужика пальцами и ржали.

Рынок был маленький, компактный, и Олегу было видно, как к обоим выходам из него почти одновременно подъехали «рафик» и «уазик». «Черные береты» выскочили из машин, с дубинками, короткими автоматами. Заволновалась, задвигалась базарная масса…

Никаких деталей издали он не видел, хотя одну картинку ему стоило бы посмотреть.

Среднего роста крепыш-омоновец стоял за спиной человека, опершегося руками о кузов машины с картофелем, ударами берцовок «помогал» тому пошире раздвинуть ноги. Потом тихо, чтоб никто другой не слышал, спросил:

— Ты Борис?

— Да.

— В кутузку хочешь?

Молчание.

— Хочешь, значит?

— Нет.

— Тогда не выделывайся, когда с тобой говорят. Однорукий к тебе сегодня приходил?

— Приходил.

— Что спрашивал?

— Во сколько прилетает Рамазан. Рамазан — это…

— Ты сказал во сколько?

— Да, завтра, в два дня. То есть в четыр…

— Свободен. Пока.

Не видел и не слышал этого Макаров. Со стороны пруда он лишь следил вместе с другими зеваками за тем, как минут через десять омоновцы заняли в машинах свои привычные места и отбыли от рынка. Сколько «беретов» выходило, столько и уехало. Олег уже подумал было, что Толик Шиманов фраернулся, недоинструктировал своих ребят, но тут рядом с ним приостановился молодой парень с пакетом черного винограда.

— Борис сообщил Зырянову о том, что самолет прибывает завтра в четырнадцать часов.

Ни здравствуйте, ни до свиданья. Сказал и ушел.

Куда как много событий за денек набежало, да и те, как оказалось, не закончились.

Впереди главное событие дня было.

Макаров вернулся домой уже затемно. Врубил телевизор — шла очередная многосерийная импортная муть. Мальчик лет шести в строгом белом костюмчике, при бабочке, раздувая пухлые щечки, гасил свечи на именинном пироге.

Макаров вспомнил Лесю и Олежку. Вспомнил и удивился: как же так получилось, что он на день забыл о их существовании? Как же так? А у сына тоже скоро день рождения, и нет у Олежки ни белого костюма, ни галстука-бабочки, а есть штопаный свитерок… Надо завтра же облететь все магазины…

Нет, завтра надо решить вопрос с Зыряновым. Конечно же он помчится в аэропорт встречать Рамазана. И его там скрутят. Москва — не Чечня, тут надо менять тактику, тут надо чаще всего ждать удара сзади… Женька еще не привык к этому.

Телефонный звонок.

— Олег Иванович?

Знакомый голос, но кому принадлежит — сразу не вспомнить. Постой-постой… Не может быть!

— Олег Иванович, это Рамазан. Я очень хотел бы с тобой встретиться, и прямо сейчас.

— Гостиница «Россия»? — только и спросил Макаров.

— Устаревшая информация. По ней, кстати, я вообще только завтра должен был прилететь.

— А куда подъехать?

— Туда, куда тебя привезут. Жди машину. Но я хочу сразу сказать, Олег Иванович: на мне нет никакой вины. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Очень не хочется, чтоб мы натворили глупостей.

Макаров осторожно положил трубку, не двигаясь, посидел некоторое время за столом. Потом вытащил пистолет, осмотрел магазин: он был снаряжен под завязку. Встал, достал из шкафа белую наплечную кобуру, подошел к окну. Зачем же он позвонил, гад? Зачем ему нужна встреча? Причем такая спешная?

Не виноват? Он что угодно сказать может, кто же добровольно в таком признается? Хотя крови за ним Макаров не знал. Лесть, шантаж, угрозы — это было. Но убийство…

Рамазан — вор, вор высокого пошиба. Эта специализация, насколько знает Макаров, не предусматривает смертельных исходов.

Но, с другой стороны, сейчас закон не писан никому: ни президенту, ни депутату, ни бандиту. Время такое, что не до кодексов.

Зачем же все-таки ему нужна встреча?

К подъезду дома подкатила темная иномарка, кажется, «Вольво». Дверцы не открываются, никто не выходит. Водитель, скорее всего, ждет его, Макарова.

Олег поправил кобуру, взял в руки плащ и пошел к лифту.

Едва он вышел из подъезда, дверца машины тотчас открылась. Светловолосый парень, не спрашивая ничего, жестом пригласил занять место на заднем сиденье.

За всю дорогу не было произнесено ни слова.

Остановились у гостиницы, которую недавно отреставрировали турки. Она сияла огнями и чистотой. Швейцар даже не спросил документов, лишь чуть кивнул, словно знал его, Макарова, сто лет.

В лифте светловолосый протянул Олегу ладонь:

— Оружие.

— Пошел ты к черту, — сказал Макаров.

Тот лишь дернул бровями: мол, как знаешь, свое дело я сделал.

Дверь в номер Рамазана была приоткрыта. Это был стильный люкс с белой мебелью. Рамазан в дорогом синем костюме смотрелся на этом белом фоне как киноактер. Олег не сразу узнал его. Ни бороды, ни усов, короткая аккуратная стрижка. Встал из-за маленького журнального столика, поздоровался, но руки не протянул.

Спросил:

— У тебя пистолет?

— Да.

— По нашим обычаям, в дом хозяина гости заходят без оружия.

— Кто гость, а кто хозяин, надо еще разобраться, — хмуро сказал Макаров. — И чьи обычаи надо чтить в этом городе.

— В таком тоне нам трудно будет говорить. — Рамазан опять сел и спросил: — Может, пусть принесут коньяк, лимон? Или водку?

— Мне все равно. Но немного выпил бы. Хотя совсем не хочу затягивать нашу встречу. Зачем я тебе нужен?

— Я постараюсь это объяснить как можно короче, Олег Иванович. Понимаю твой настрой… Хотя еще день назад я не мог даже предположить, что ты меня заподозришь в этом.

— После последних твоих угроз — и не мог предположить?

Рамазан сморщился, будто съел лимон.

— Тут я виноват. Язык мой… Но я не оправдываться перед тобой хочу. Ни я, ни мои люди к трагедии с твоей женой отношения не имеют. Верь, не верь — твое дело. Но мне уже вчера позвонили за границу и дали такую информацию… А сегодня эту информацию дополнили… Моими людьми заинтересовались ОМОН, спецназ, допросы проводят, избивают. Наверняка меня самого завтра кое-кто в аэропорту ждал бы совсем не с цветами. Я, Олег Иванович, всего этого не боюсь, у меня у самого служба охраны если не президентского уровня, то не многим хуже. Но я не хочу, чтоб твои люди и мои схлестнулись, понимаешь? Кто победит, не знаю, но мы с тобой оба проиграем от этого.

— Выходит, Рамазан, мы «стрелку» забили и производим сейчас бандитскую разборку?

— Нет, Олег Иванович. На «стрелках» делят сферы влияния и выручку, нам же делить нечего. У нас другое. Ты хочешь «заказать» меня, другими словами, шлепнуть, а я только сейчас почувствовал вкус жизни и власти и не хочу терять ни то, ни другое.

Светловолосый водитель поставил на столик коньяк, рюмки, вазу с фруктами. Рамазан спросил:

— Может, ты нормально поужинать хочешь, Олег Иванович? Сейчас устроим.

— А ты, Рамазан, не только бороду сбрил, ты рассуждать и выражаться научился, как прирожденный парламентарий.

Тот ответил без улыбки:

— Не только люди делают деньги, но и деньги делают людей, это действительно так. Кстати, я предлагал тебе стать состоятельным.

— За счет чего?

Рамазан наполнил рюмки:

— Опять иронизируешь. Да, за счет войны. Но я еще раз говорю: на ней нагрели руки тысячи, ты их видишь, ты о них читаешь, и, поверь, я, вполне возможно, самый честный из них. Я взял там первоначальный капитал и сказал: хватит!

— А что ты мне хотел предложить во время последней встречи? И как же твое решение участвовать в восстановлении разрушенной республики?

— Так эта же прибыль уже будет не от войны, а от мира. А что предлагал — то ушло, давай не вспоминать о нем. Выпьем молча?

Выпили.

— Теперь о деле, — сказал Рамазан. — Кроме твоих подозрений, не хочу брать на себя конкретный грех. На тебя работает сумасшедший один, Зырянов. Я не знаю, почему он еще жив. Но я боюсь, что такое везение у него не надолго, понимаешь? Я дал своим людям задание вычислить, кто его в Москве навел на мой след. Зырянов мне не нужен, но не нужен и предатель. Последний — моя забота, а ты своего головореза убери куда-нибудь подальше.

— Одного не пойму, — сказал Макаров. — Думал, из Чечни сюда приеду, как из войны в мир. Думал, если не убили там, то уж тут точно не убьют. И ты врешь, Рамазан, насчет своей честности. Ты просто понял, что тут такой же бардак и надо быстрее столбить в столице свой участок. Тут можно погреть руки, да?

— Грей, Олег Иванович. Кто тебе это делать не дает? Даже наоборот: предлагают. А ты все воюешь. А закончил воевать — и что? И нет никакой цели.

— У меня есть цель, — хмуро сказал Макаров.

— Какая? Научиться солить грибы?

— Узнать, кто убил Тамару и за что. И если ты, Рамазан, в этом замешан…

— Не трать времени зря, Олег Иванович. Ни я, ни мои люди тут ни при чем. Убери Зырянова с моего следа, договорились? Это добром не кончится.

— А ты следов меньше оставляй, Рамазан.

Макаров поднялся, пошел к выходу. Рамазан предложил отвезти его домой на машине, но Олег ничего не ответил, вышел из гостиницы и не спеша пошел по ухоженной, освещенной мертвенным фонарным светом аллее.