Для Егора сегодняшний день был необычным. Впервые молодому парню доверили идти «коренным», старшим в пятерке. Одет Егор был в исправный желтый полушубок, отделанный черной овечьей шкуркой, и в белую заячью папаху, надвинутую на самый нос. Лицо выражало суровость, во всей позе чувствовалась значительность и вместе с тем скованность. Егор не мог свыкнуться с ролью главного среди товарищей, которые были старше его.

Жизнь в ватаге пришлась Егору по душе. Он совершенно спокойно чувствовал себя в любых переделках. Колокольцев сразу же подметил в парне лихость, бесстрашие, незаурядную силу и приблизил его.

Справа, со стороны Перми, на дороге показалась карета, запряженная четверкой лошадей. Она была еще очень далеко и стала видна лишь тогда, когда въехала на одну из возвышенностей. Скоро, блеснув черным кожаным боком, карета скрылась на спуске.

Мужики зашевелились, немного расползлись по сторонам и вновь притаились, ожидая.

В сыроватом и холодном осеннем воздухе послышалось наконец цоканье копыт и тарахтенье колес. Выбежав из-за поворота, лошади начали подниматься в гору и перешли с бойкой рыси на тяжелый шаг. Засада специально устраивалась в таком месте, где подстерегаемые повозки преодолевали изнурительный для лошадей подъем.

— Как гукну, Иван с Максимом — к лошадям, а остальные — встречать господ, — отрывисто скомандовал Егор и потянул из-за пазухи холодный и тяжелый пистолет. Вынул, сосредоточенно поглядел на него, затем решительно сунул обратно. Вздохнув, привычно и ловко вскинул вынутый из-за пояса плотницкий топор.

Лошади приближались, слышалось их громкое дыхание и фырканье. Когда передняя пара поравнялась с тем местом, где притаились ватажники, Егор, негромко крикнув: «Айда, ребята!» — бросился напрямик к медленно движущейся карете. В глубине ее сидели два пассажира. У ближнего на коленях стоял чугунный ларец.

Егор не успел как следует разглядеть лиц, но сразу сообразил, что главным пассажиром является человек с ларцем. Протянув левую руку — правая сжимала топор, — коренной рванул тяжелый ларец к себе.

— Вас ист дас? Что ви делайт! Не смейт нас трогайт! Я не есть русский купец, я есть немецкий подданный, я служу сам царь! Прочь! — истошно закричал пассажир, державший ларец.

— A-а! Старый знакомый! Гут так, барин, — продолжая тянуть ларец, со злой веселостью процедил сквозь зубы Егор.

— Ты знайт меня — я большой человек. Отпустит нас, шнель, — узнавая парня, затараторил трясущийся от страха Кеммерер.

— Езжай к своему царю с богом, только позволь-ка сюда шкатулочку, — с этими словами коренной рванул ларец.

Немец, расставшись с драгоценной поклажей, оглушительно завизжал и, выдернув из кармана пистолет, в упор выстрелил в оскалившегося парня.

Егору обдало жаром лицо, и что-то сильно толкнуло его в левое плечо.

— Ах ты нехристь! — сквозь сжатые от боли зубы простонал он и медленно осел на промерзшую землю…

Подоспевшие ватажники вытащили обоих пассажиров, учинили над ними расправу и лишь после этого кинулись помогать смертельно раненому коренному.

Получив образцы зеленого вещества, петербургский брат Людвига Кеммерера — Август Кеммерер не преминул напечатать сообщение о новом зеленом камне в немецком журнале. Этого было достаточно, чтобы он оказался «первооткрывателем» минерала. И это несмотря на то, что в нескольких русских журналах еще раньше появились статьи, подробно описывающие вновь открытый минерал. Так было велико преклонение перед всем иностранным! В труде одного тогдашнего русского академика, вышедшем лет через десять после описываемых событий, говорилось, что «первые сведения об этом минерале сообщены были Кеммерером А. Ф.» и далее: «Название дано минералу господином главным аптекарем Кеммерером А. Ф. в честь фельдмаршала светлейшего князя П. М. Волконского…»

И только сто лет спустя пермскими геологами Н. А. Игнатьевым и И. В. Беленьковым была восстановлена историческая справедливость…