ТРУДОВЫЕ БУДНИ

А на другое утро, точно в девять, Булат явился в комбинат свежий, как огурчик, — усталость, бессонница — ни в одном глазу.

«Вот что значит молодость!» — с завистью подумал про себя Ибрахан, запираясь в кабинете с Булатом и наказав Аклиме никого не впускать.

Булат пришел не только свежий внешне, но и полный свежих идей, направленных на развитие выдвинутых накануне Ибраханом предложений о переходе на открытые формы работы бригады ИДБС.

Так начался новый этап в жизни комбината, так начались для Ибрахана с Булатом новые трудовые будни, полные новых забот и треволнений. Оба старались вычеркнуть из памяти огорчительный эпизод — провал выездного мероприятия в баню. Как ни в чем не бывало они сдержанно поздоровались с промелькнувшим в коридоре Шагеем и занялись текущими делами…

Работа закипела. Из Уфы были приглашены лучшие художники и фоторепортеры. Им были заказаны красочные фотостенды, фотовитрины, популяризирующие ИДБС, отражающие многогранную деятельность комбината по линии ИДБС, и просто зазывные плакаты с броскими и запоминающимися лозунгами-призывами, вроде таких: «Нет никаких чудес! Обращайтесь в ИДБС!», «Если тебя не попутал бес — помни: есть на свете ИДБС!» — и многие, многие другие. Автором всех этих плакатов, которым мог бы позавидовать любой графоман, был не кто иной, как Булат.

В наиболее людных местах красовались на фанерных щитах фотокопии газетной полосы яшкалинской газеты с материалами об ИДБС.

Словом, машина завертелась. Завертелась для того, чтобы все в людях Яшкалы было прекрасно: и одежды, и обувь, и прическа, и лицо. Активная и наглядная пропаганда идей ИДБС в этом духе возымела свое действие. В ателье и мастерские комбината посыпался нескончаемый поток заявок и заказов. Ибрахан каждое утро получал от планового отдела радующие глаз сводки. Но он, надо отдать ему должное, предостерегал Булата от чрезмерного увлечения большими цифрами:

— Легче на поворотах! Иначе свернем себе шею…

Конечно, при том массовом характере, какое приобрело ибрахановское движение, трудно было избежать накладок и недоразумений.

Наряду с похвалами и благодарностями слышались и недовольные голоса. В основном это были жалобы на непомерно высокую стоимость услуг ИДБС. Действительно, к обычным расценкам по настоянию Булата приплюсовывалась надбавка в 23 процента за «экстраобслуживание», что сразу резко повышало доходы комбината. Главный бухгалтер возражал против незаконной надбавки и отказывался подписывать счета клиентам. В результате подписывал их один Ибрахан, подписывал формальности ради дважды, так требовал закон в случае возражения бухгалтерии.

А тут как назло снова всплыла злополучная шагеевская шуба и меховая шапка, сшитые Факаем и Акопом. Стоимость этого пошива непогашенным укором висела на балансе комбината. Шагей, естественно, и не думал платить за явный брак. Исполнительный счетовод, ведавший расчетами за готовую продукцию, аккуратно каждые десять дней выписывал Шагею счет на 49 рублей 26 копеек. Шагей аккуратно собирал эти счета, чтобы при случае швырнуть их в лицо Ибрахану.

Такой случай вскоре подвернулся, когда счетовод к указанной сумме 49 рублей 26 копеек прибавил еще пени, присовокупив угрозу, что деньги будут взысканы судом в бесспорном порядке.

Старик вскипел от негодования и, как обычно, минуя аклимовский шлагбаум, ворвался в кабинет к Ибрахану, когда тот с Булатом обсуждали очередное оргрекламное мероприятие.

— Что, издеваться вздумали, товарищи начальники?! Мало того, что пустили слух, будто я с ума сошел, так еще на моих грошах план хотите выполнить? Видали мы таких! Послушаем, что запоете, когда вызовут в Уфу и учинят допрос по всем статьям…

Когда же Ибрахан узнал, что вывело из себя бабая, усадил старика в кресло, вызвал Аклиму и тут же, чтобы еще раз успокоить старика, продиктовал приказ по комбинату: «За допущенный брак при выполнении заказа для гр. Шагея — сына Шахмана стоимость готовой, но забракованной продукции — шубы и меховой шапки — отнести целиком за счет мастеров Ф. Фасхутдинова и А. Хачикяна, которые за этот брак получили уже административные взыскания. Означенную сумму погасить в течение месячного срока. Обязать в этот же срок вернуть гр. Шагею — сыну Шахмана принадлежащие ему шубу и меховую шапку, незаконно изъятые Ф. Фасхутдиновым и А. Хачикяном. Настоящий приказ сегодня объявить Ф. Фасхутдинову и А. Хачикяну под расписку».

— Теперь ты успокоился, бабай? — угодливо спросил Ибрахан, отлично понимая, что не так просто погасить пламя гнева в душе Шагея.

— Я никогда не успокоюсь! Вы только обманываете меня!

— Что-то ты больно распустил язык, старикан, — пришел на помощь Ибрахану Булат.

— Молчи, когда говорят старшие! — не унимался Шагей.

Ибрахан понял, что старика можно утихомирить не криком, а только добрым словом.

— Мы ценим, Шагей-бабай, вашу критику и, как вы только что сами убедились, бракоделам спуску не даем. Так что, если будут еще какие замечания, двери для вас всегда открыты…

— Что до замечаний, то у меня их для вас, товарищи начальники, всегда полные мешки. Можете меня не просить, вам надоест меня слушать. А потому пусть лучше Уфа их выслушает. А за сим до скорого свидания…

Шагей наконец покинул кабинет.

Булат и Ибрахан облегченно вздохнули.

— От такого склочника всего можно ждать… — обронил Булат, чтобы как-то повернуть беседу с Ибраханом на деловой лад.

— Что старик — склочник, оно действительно так, но насчет шубы он на все сто процентов прав. Наши умники напортачили. Пусть теперь отвечают рублем из своего кармана.

После долгой паузы Ибрахан, думая о чем-то другом, глубокомысленно заметил:

— Никогда не знаешь, какой ветер тебя сбросит и какая свинья тебя съест… Даже в самом близком человеке никогда нельзя быть уверенным…

— Вы к чему это, Ибрахан Сираевич? Неужели и про меня такое можете подумать? Я не заслужил! На что намекаете, скажите, если не секрет.

— А я не намекаю, а прямо в глаза говорю, — и просверлил Булата пронизывающим взглядом. — Ты можешь мне ответить, чего моя Минира ходит в последние дни такая мрачная и задумчивая? Если узнаю, что ты зашел слишком далеко, голову оторву.

К разговору на такую тему Булат был явно не подготовлен, но с честью выдержал агрессивный тон Ибрахана. Между нами говоря, Булат и не собирался опутывать себя узами Гименея, но в данном случае он понял, что дальше играть в прятки нельзя, а тем более ловчить, изворачиваться, отделываться ни к чему не обязывающими общими фразами. Это тебе не собрание актива или заседание месткома. Тут надо действовать напрямик: или — или. Жениться или сматывать удочки из Яшкалы, решительно порвать с Ибраханом и уйти из дела, которое сейчас в самом расцвете.

Булат — была не была — не долго думая, выпалил единственно разумные в сложившейся ситуации слова:

— Я давно ждал этого разговора, Ибрахан Сираевич. Давно собирался сказать вам, что мы с Минирой любим друг друга, и я был бы счастлив, если бы… — Булат несколько замялся.

— Что, «если бы»? Договаривай! — вскипел Ибрахан. — Расставаясь со мной, тайком от меня уводишь куда-то мою единственную дочь, совращаешь девушку, чистую, невинную!

— Я хотел сказать, что буду счастлив назвать Миниру своей женой, если на то будет как говорили в старину, ваше благословение.

— Наконец-то я слышу слова джигита! А то я считал, скажу откровенно, что ты просто рядовой ловелас и тюфяк. Что ж, поздравляю тебя, дорогой зятек! — Ибрахан притянул к себе Булата и трижды облобызал его. — Мое благословение — это всего лишь полдела. Надо еще для проформы получить визу, то есть, я хочу сказать, попросить «добро» у противной стороны, то бишь, у женской половины нашей семьи. Приходи вечером к нам, вызовем невесту, потолкуем с будущей тещей. Словом, чтобы все было как у порядочных людей…

Скоро сказка сказывается, а в наш космически-реактивный век дела делаются еще быстрее. Ибрахан не стал тянуть волынку со свадьбой Миниры и Булата. Используя связи, преодолел подводные рифы и обошел закон, допускающий регистрацию брака лишь через месяц после подачи заявления в загс. Старая приятельница Ибрахана, заведующая загсом, учитывая, что сочетающиеся имели достаточный срок, чтобы всерьез подумать о браке, разрешила регистрацию через две недели — за это время будущие молодожены и их родные могли заказать и подвенечное платье и приличествующие столь торжественному случаю праздничные наряды.

Ибрахан торопился со свадьбой не потому, что боялся, как бы Булат не изменил решения и не смылся, нет, в Булате он был уверен. Ибрахан исходил из чисто практических соображений: он, зная пылкий характер дочери, вполне резонно опасался, как бы Минира не опередила событий и еще до свадьбы не зашла слишком далеко…

Слава загсу, все обошлось благополучно.