- Не могу не согласиться, - кивнул Шиалистан.

- Не может он... - передразнил дед. - Я помогал тебе, взял под свое крыло, надеялся, что ты станешь приемником, за которого не стыдно. Ну и что с того, что за рхельцами руку тянет, думал я, главное, голова на плечах есть, и смелость, раз сунулся в пасть к врагам. Я видел, какие игры ты затеял. Не все пришлись мне по сердцу, но и Гирам не был чистоплюем. Да и как не замараться, в такое болото сунувшись. Но ты, вместо того, чтобы наставлять свою волю, смирно слушаешь Ракела. Куда царь ясный скажет - туда и ты.

- Не правда! - возмутился Шиалистан, и выскочил из-за стола, словно ошпаренный обидными словами. - Ракел занимался моим воспитанием, когда меня вышвырнули отсюда! И я благодарен ему, потому что даже отцу до меня дела не было. А после, когда и он умер, дядя единственный, кому до меня дело было. Думаешь, сладко мне пришлось там, где меня тоже не принимали за своего? Рехельцы видят во мне дасирийца, дасирийцы - ублюдка Бренны от рхельского гуляки. Побыл бы ты на моем месте - не стал бы поучать, как мне себя вести надобно.

Раван ухватил бочонок за бока - и швырнул в Шиалистана. К счастью, хмель уже достаточно разобрал деда, и бочка пролетела над головой регента, не задев его.

- Ты... Ты... - задыхаясь от злости, плевался регент. - Сделай так еще раз, и я велю тебя повесить!

- Вели. Может, хоть что-то да научишься делать без указки Ракела.

Слова задевали, но регент не мог не признать, что Раван прав. Он чувствовал гнет дяди даже после того, как разбил ониксовый "глаз", и перестал поддерживать связь с Баттар-Хором. Вчера из рхельской столицы прилетела птица, но регент, сославшись на то, что она может быть заразной, велел бросить ее в огонь. Птица принесла послание от Ракела, Шиалистан в том не сомневался. Дядя волновался. Регент же, прикрывшись беспорядками в Иштаре, решил не давать о себе знать. Пусть думает, что угодно, рассудил Шиалистан, все равно будет передышка подумать и решить, как поступить дальше.

Слова деда укрепили в душе регента желание высвободиться из рхельских тисков, но, вместе с тем, и задели. Старик не верил в него, видел слабака. Точно так же, как свысока глядел на него и Первый страж, и советник над казной. Рабы, которых в замке осталось меньше, чем сквозняков, и те видели в хранителе трона человека негодного.

Только это не дало Шиалистану натворить бед сгоряча.

- Разбить Шаама - единственный твой шанс вернуть себе прежнее доверие, - уже спокойнее, продолжил Раван. - Или, думаешь, я ради зубоскала приволок всех своих воинов?

- Стоит мне покинуть замок - кто-то мигом на себя корону императорскую примерит. Я Шаама отважу, а на троне сидеть будет тот, что посмышленее.

- Дурак ты. Коронует - и пусть! А ты, Шиалистан, хранитель престола, человек, чьим заботам вверили искать наследников крови Гирама, вернешься с победой против клятвопреступника. И с тобой пойдут люди, что однажды уже подарили тебе право быть при золотом троне. В твоих силах сделать так, чтобы они шли за тобой и в дни рассвета.

"Это если Шаам сдохнет первее нас с тобой", - подумал Шиалистан, а вслух сказал:

- Дожить бы до тех времен.

Стоя на холме, где низина услужливо раскинула свое мягкое зеленое тело, регент думал о тех дедовых словах. И, чем тягучее становилось ожидание, тем подозрительнее становился регент. Все доводы были бы верны, окажись на месте Шиалистана Раван. Старик выторговал себе удобное место: если случиться победа, что остановит его от того, чтобы приписать себе все заслуги? А в случае поражения - если Шаам пощадит их обоих или одного - проигрыш прицепится к Шиалистану, словно клещ. Рхельский шакал, который сунулся в когти дасирийского орла.

Между тем, линия горизонта вздулась пузырем. Тучи добрались до середины долины - и остановились, будто безмолвные зрители предстоящей резни.

- Хорошо, очень хорошо, - приговаривал дед, поглядывая на налитые дождем серые клочья. - Погодите только малость, клянусь, если победа нам достанется, поднесу Велашу самого сладкого гранатового вина. - Увидав вопрос в глазах внука, пояснил: - У Шаама конников не меньше половины. Против наших пеших - что таран для тростниковой двери. Снесет и не покривится. Но в долине от дождя станет вязко, там земля мягкая. А если Одноглазый расщедрится ливнем - так и вовсе зальет всех его коняг. В галоп по болоту не сильно поскачешь. А уж там пусть меч и боги рассудят, которой стороне пир пировать, а которой - у воронья на пиру закуской быть.

- И ты только сейчас надумал мне сказать, что собираешься против тарана тростниковой дверью загораживаться? - От одной мысли о том, что дождя может и не быть, регенту сделалось дурно.

Раван, между тем, безразлично пожал плечами, мол, теперь-то какая разница, о чем умолчал? Куда больше его интересовал поднявшийся над горизонтом туман. Он низко стелился по земле, точно над трясиной.

- А может, - задумчиво произнес дед, - конников у него и больше половины.

Шиалистан почувствовал, как голова похолодела, будто на нее взгромоздили ледяной шлем. Он повернулся, чтобы еще раз посмотреть на армию, которой ему предстояло командовать. От пяти тысяч воинов Равана, осталось чуть больше четырех, из которых несколько сотен уже кашляли вовсю и глотки их "хохотали" с каждым новым приступом. Шиалистан предлагал деду избавиться от них, чтобы не разносили заразу, но дед отказал. "Они могут держать оружие, - сказа он, - а значит, в сегодняшней битве еще пригодятся. А если мы проиграем, тогда Шаамовы воины могут тоже подхватить заразу. Что нам на руку".

Бедняков, вооруженных кто чем, собралось несколько тысяч. Их оборванная толпа выглядела жалко. Они понатягивали на себя кожи, жилеты, а кто и просто несколько одежд сразу. Это спасало от меча не больше, чем паутина защищала стекло от молота. Разглядев тех, кто насучил на головы котлы, подвязав их веревками, Шиалистан застонал от бессилия.

Раван хохотнул.

- Они - мясо, Шиалистан, половина точно знает, что сдохнет сразу, как схлестнутся с врагами, половина от оставшихся разменяет свою жизнь на жизни нескольких врагов, а остальные просто хотят выжить. Знаешь, они сожрали половину запасов, которые кормили мою армию! Чем меньше их останется - тем лучше, потому что мои воины голодать не будут, а резать куриц, которые несут яйца, мне бы не хотелось. Уж лучше славная смерть в поединке, правда, внучок?

Последние слова дасириец произнес с гадливостью. Шиалистан ничего не ответ, только развернул коня и поскакал в лагерь. Дасирийцы будут здесь через час или меньше, есть время выпить вина и поменять сорочку. Вероятно, в последний раз.

В шатре, где разместился регент, было душно. Шиалистан нырнул за полог, и первым делом направился к поставленному на козлы столу и такому же табурету. Из дальнего края, того, который хранился в тени, вышла Черная дева. Рхелька оделась в свои неизменные черные доспехи, и Шиалистан невольно залюбовался, как удивительно стройна и тонка молодая воительница. Сегодня ее кольчужная юбка была немного ниже колен, но лишь подчеркивала приятные формы Живии. Высокий железный ворот панциря, казалось, нес ее голову, точно пьедестал - прекрасно ограненный агат.

- Мой господин, тебе нет нужды соваться в самое горнило, - сказала она, спокойная и безликая, точно тучи над долиной.

Шиалистан молча взял кубок и выпил, подивившись, каким безвкусным стало вино из личных запасов деда. Еще вчера оно сластило язык и бодрило, а сегодня словно умерло. Шиалистан придирчиво окинул взглядом миску с едой: скудные угощения, из которых самым лакомым выглядели только солонина. Регент не притронулся ни к чему.

- Он говорит, что я должен, - ответил Шиалистан. С рхелькой регент мог говорить обо всем. Она никогда не сочувствовала, но всегда слушала молча. И, в чем регент нуждался более всего, не стыдила.

- Пусть себе говорит, - пожала плечами Живии. Пластины панциря захрустели, словно железные жернова. - Наш мудрый царь Ракел примет тебя, господин, без укора.

- Думаешь, дед позволит мне покинуть лагерь? Да меня здесь знает каждая собака. И потом - Ракелу я без надобности, если за мной нет дасирийского императорства.