Изменить стиль страницы

— Дафни О’Нейл, — сказала она. — Но вряд ли ваша маленькая книжка во мне нуждается, мистер детектив: в завещании мистера Идза я не фигурирую. Когда он умер, я была всего лишь послушной маленькой девочкой, а в «Софтдауне» начала работать только четыре года назад. Сейчас я модельерша.

Ее манеру произносить слова нельзя было назвать младенческой болтовней в полном смысле, но у вас создавалось впечатление, что через четыре секунды она таковой, станет. Кроме того, она величала меня «мистером детективом», а это говорило о том, что модельершу «Софтдауна» лучше разглядывать, чем слушать.

— Возможно, вам следует знать, — по собственному почину начала Виолетта Дыоди своим чистым приятным голосом, — что, если бы мисс Идз дожила до понедельника и взяла бразды правления в свои руки, мисс О’Нейл пришлось бы искать другое применение своим талантам. Мисс Идз не оценила их. Вы наверняка посчитали великодушием со стороны мисс О’Нейл заботу о вашей маленькой книжечке, но…

— Разве ваше вмешательство столь необходимо, Ви? — резко спросил Бернард Квест.

— Думаю, что да. — Она сохраняла спокойную твердость. — Будучи умной женщиной, Берни, я могу проявлять больший рационализм, чем любой мужчина, даже вы. Никто не сумеет ничего скрыть, так почему бы не ускорить агонию? Рано или поздно они до всего докопаются. Например, узнают о том, что за десять лет до смерти Ната Идза вы пытались убедить его передать вам третью часть дела, но он отказался. Или пронюхают насчет Олли. — Она отнюдь не враждебно посмотрела на Оливера Питкина. — Ведь под его маской скромного и исполнительного труженика скрывается свирепый женоненавистник, который видеть не может женщину, руководящую каким–нибудь производством.

— Дорогая моя Виолетта… — начал было изумленный Питкин, но она прервала его:

— Поймут, что моя жажда власти так велика, что вы, четверо мужчин, так ненавидящих и боящихся друг друга, боитесь и ненавидите меня еще больше… ибо, получи Присцилла контроль, и я получила бы верховную власть.

Они услышат о том, что Дафни О’Нейл… о боже, что за имя, Дафни…

— Оно означает лавровое дерево, — подсказала Дафни.

— Мне известно, что оно означает… Услышат, что Дафни натравливает друг на друга Перри Холмера и Джоя, а приближающееся тридцатое июня делает неотвратимым ее увольнение и их тоже. Они установят, что Джой…

Но тут Дафни внезапно перегнулась через Питкина и шлепнула ее по губам. Она действовала так быстро и точно, что Виолетта Дьюди не успела уклониться. Правда, она подняла руку, словно собиралась парировать удар, но в результате только прикрыла рот и вскрикнула.

— Ты сама напросилась, Ви, — заметил Квест. — И если ты полагаешь, что мы с Олли на твоей стороне, а по–моему, ты и вправду на это рассчитываешь, то ты глубоко заблуждаешься.

— Я давно уже мечтала ее проучить, — пролепетала в своей младенческой манере Дафни. — И я не отступлюсь.

Мне пришлось достаточно долго дожидаться, пока мисс Дьюди не возобновит свою речь с того места, на котором ее прервали, или не вступит еще кто–нибудь, но беседа, похоже, увяла окончательно, поэтому я заговорил сам:

— Мисс Дьюди абсолютно права. Однако не подумайте, будто я считаю, что все сказанное ею верно. Тут я не в курсе. Права она в том, что, пытаясь скрыть какие–нибудь факты, вы лишь продлите агонию. Рано или поздно каждая деталь всплывет на поверхность — не обманывайтесь на этот счет, — и чем быстрее это произойдет, тем лучше. — Я посмотрел на президента. — Ничего бы плохого не случилось, мистер Брукер, если бы вы последовали примеру мисс Дьюди. Какова ваша позиция? Например, конференция. Что вы там обсуждали? О чем говорили?

Брукер разглядывал меня, откинув назад голову и выставив вперед длинный тонкий нос.

— Мы говорили, — произнес он, — о том, что обстоятельства смерти мисс Идз, особенно теперь, создадут чрезвычайно неприятную для всех нас ситуацию. Я посоветовался с мистером Квестом, и мы решили побеседовать с мисс Дьюди и мистером Питкином. Я уже обращался раньше к мисс О’Нейл и ее тоже пригласил. Вы же понимаете, насколько невероятным кажется причастие любого из сотрудников «Софтдауна» к убийству мисс Идз. Мы….

— Мисс Дыоди такого же мнения?

— Конечно, — ответила она. — Если вы решили, молодой человек, что я называла подходящие мотивы для убийства, то вы меня не поняли. Я только перечисляла факты, которые могут показаться вам подозрительными. Потом мы бы обсудили их и сэкономили массу времени.

— Понятно. О чем вы еще беседовали, мистер Брукер?

— Думали, как поступить. Точнее, следует ли нам сразу прибегнуть к официальной помощи, и обеспечит ли ее адвокат нашей корпорации или лучше нанять для этой цели специального человека. Говорили мы и о самом убийстве. В конце концов мы пришли к выводу, что не знаем никого, имевшего причины убивать мисс Идз и способного на такое преступление. Мы обсуждали письмо, полученное недавно от Эрика Хаффа, бывшего мужа мисс Идз. Его получил Перри Холмер… вы с ним знакомы? Наверное, он вам рассказал об этом?

— Да. 'В послании утверждалось, будто у Хаффа есть документ, передающий ему половину собственности мисс Идз.

— Все верно. Письмо пришло из Венесуэлы, но он мог приехать в Ныо—Йорк чуть позже. Или вообще не приезжать, а нанять кого–нибудь для ее убийства.

— Понятно. А зачем?

— Мы не знаем. Точнее, я не знаю. Мы просто пытались найти какое–нибудь рациональное объяснение убийству.

Я настаивал:

— Да, но как вы представляете себе логику Эрика Хаффа? Проживи она на неделю дольше и владей он по–прежнему своим документом–его половина собственности значительно увеличилась бы.

— Возможно, — предположила Виолетта Дьюди, — она отрицала, что подписывала такую бумагу, либо ои боялся, что начнет отрицать, и ему вообще ничего не достанется.

— Но она подтвердила, что подписывала документ.

— Вот как? Перед кем?

Я, конечно, не мог назвать Ниро Вульфа и себя, а потому перешел на официальный тон:

— Вопросы задаю я, мисс Дыоди. Я уже объяснил, что наша беседа носит предварительный характер, и мне нужно закончить с остальными. — Я сфокусировал взгляд на Дафни. — Мисс О’Нейл, где вы находились с половины одиннадцатого до двух прошлой ночью? Вы понимаете, что…

Послышался стук открываемой за моей спиной двери, той, через которую я сюда попал. Я покосился через плечо. В комнате появились трое, одного из них, выступающего впереди, я, к сожалению, слишком хорошо знал. Увидев меня, он остановился, глупо вытаращил глаза и с чувством выдохнул:

— О господи!..

Я не припомню ни единого случая, когда вид лейтенанта Роуклифа из манхэттенского отдела по расследованию убийств доставил бы мне удовольствие. Обстоятельства, при которых вид лейтенанта Роуклифа принес бы мне радость просто и вообразить нельзя. Но если бы я составил список ситуаций, когда его появление было бы особенно нежелательным, то настоящая ситуация заняла бы первое место, и именно теперь он и появился во всей своей красе.

— Вы арестованы, — пробормотал он, почти теряя сознание.

Я подавил в себе импульс, всегда возникающий у меня при виде его и не поддающийся описанию, ибо определения он не имеет.

— Есть постановление? — спросил я.

— Я не нуждаюсь в постановлении. Я руководствуюсь… — Он взял себя в руки, шагнул поближе ко мне и обозрел софтдаунский квинтет. — Кто из вас Джой Бру–кер?

— Я.

— Я лейтенант Джордж Роуклиф из полиции. Этот ваш гость тоже представился полицейским внизу. Он…

— А разве это не так? — спросил Брукер.

— Нет. Он…

— Мы сборище дураков, — фыркнула мисс Дьюди. — Он репортер!

Роуклиф до предела возвысил голос:

— Он не репортер. Его имя Арчи Гудвин. Он доверенное лицо Ниро Вульфа, частного детектива. А вам он назвался полицейским?

Трое из квинтета ответили положительно. Роуклиф вылупил на меня свои рыбьи гляделки.

— Я забираю вас за жестоко наказуемое уголовное преступление: попытку выдать себя за представителя закона. Дойл, наденьте на него наручники и обыщите.

Двое его коллег подошли поближе. Я засунул руки в карманы брюк и ввинтился в кресло так, что больше половины моего тела оказалось под прикрытием стола. Для того чтобы одолеть находящегося в такой позиции стовосьмидесятифунтового мужчину, требуются решительность и гора мускулов, так что моим приятелям не раз бы пришлось перевести дыхание.