Изменить стиль страницы
  • Глава 32

    Я приехал в Питт на машине, которую взял напрокат, в три часа, в самое темное время ночи. В красном доме на набережной горел свет. Миссис Фредерикс подошла к двери, одетая во все черное. Ее тяжелое лицо приняло упрямое выражение, когда она меня увидела.

    — Зачем вы сюда приехали? Вам здесь нечего делать. Я не знала, что этих Лембергов разыскивает полиция.

    — Полиция разыскивает не только их. Ваш сын был здесь?

    — Тео? — В глазах ее было удивление. — Он не был здесь целую вечность.

    За ее спиной послышался хриплый голос:

    — Не верьте ей, мистер. — Из темноты показался ее муж. Он держался за стену и, казалось, был совершенно пьян. — Она вывернет для него все свое лживое сердце.

    — Попридержи язык, старик.

    Черная злость наполнила ее глаза, как фиолетовые чернила. Они выглядели точно так же, как несколько раньше глаза ее сына. Она пошла на Фредерикса, и он попятился назад. Лицо его было пористым и влажным, одежда пыльной.

    — Вы его видели, мистер Фредерикс?

    — Нет. На его счастье, меня не было дома. А то я показал бы ему. — Его орлиный профиль покачивался вверх и вниз, как бы разрубая воздух. — Но она виделась с ним.

    — А где он сейчас, миссис Фредерикс?

    За нее ответил муж:

    — Она сказала, что они пошли в гостиницу. Он и его девушка.

    Какое-то неясное чувство — не то вины, не то неприязни — заставило женщину сказать:

    — Они не должны были ехать в гостиницу. Я предложила им остановиться у меня в доме. Но мой дом, наверное, недостаточно хорош для его крали.

    — С девушкой все в порядке?

    — По-моему, да. Я беспокоюсь за Тео. Зачем он сюда приехал? Прошло столько лет. Не могу его понять.

    — Он всегда был чеканутым, — сказал Фредерикс. — Но сейчас он совершенно рехнулся. Вы только вглядитесь в него, когда увидите. И будьте осторожны. Он — настоящая змея, скрывающаяся в траве, хотя разговаривает очень гладко.

    — А где находится гостиница?

    — Недалеко. Называется «Питт-отель». Вы ее увидите. Только не вмешивайте нас в это дело, хорошо? Он постарается втянуть нас в свои неприятности, но я — уважаемый человек...

    Его жена закричала:

    — Заткнись! Ты хотел бы, чтобы мы больше не видели его! А я хочу с ним видеться!

    Я оставил их ругаться дальше. Это было для них нормальным явлением. Вероятно, они ругались каждую ночь.

    Гостиница располагалась в трехэтажном красном кирпичном здании на углу улицы. В одном из окон на втором этаже горел свет. Свет горел и в вестибюле. Я нажал на кнопку звонка, стоявшего на столе. Маленький человек средних лет вышел из двери темной комнаты, рядом с которой стоял стол. Он зевнул.

    — Рано встаете, — сказал он мне.

    — Поздно ложусь. Можно снять у вас номер?

    — Конечно. У меня полно пустых номеров. Вам с ванной или без?

    — С ванной.

    — Это будет стоить три доллара. — Он открыл тяжелую книгу записей и подвинул ее мне. — Распишитесь.

    Я расписался. Чуть выше прочитал: «Мистер и миссис Джон Гэлтон, Детройт, Мичиган».

    — Вижу, у вас есть еще американцы?

    — Да. Симпатичная молодая пара. Они приехали поздней прошлой ночью. Думаю, у них медовый месяц. Наверно, направляются на Ниагарский водопад. Я их поместил в номер для новобрачных.

    — Угловая комната на втором этаже?

    Он строго посмотрел на меня:

    — Вы не собираетесь их беспокоить, мистер?

    — Нет, я хотел бы поприветствовать их утром.

    — Лучше, чтобы это не было слишком рано... — Он снял с крючка ключ от моего номера и бросил его на стол. — Я даю вам номер 210 в другом конце коридора. Могу провести вас, если хотите.

    — Спасибо. Сам найду.

    Я поднялся по лестнице, находившейся в конце вестибюля. Ноги мои отяжелели. В номере я вынул из сумки автоматический пистолет 32-го калибра и вложил в него обойму. Ковер в слабо освещенном коридоре был довольно старый, недостаточно плотный для того, чтобы заглушить мои шаги. В угловой комнате все еще горел свет. Но там кто-то спал. Слышалось тяжелое дыхание спящего, глубокие вздохи прекращались, потом возобновлялись снова. Я попробовал дверь. Она оказалась закрытой. Из глубины комнаты донесся ясный голос Шейлы Хауэл:

    — Кто там?

    Я промолчал. Она сказала:

    — Джон, проснись.

    — Что такое?

    По голосу можно было судить, что он находится ближе к двери.

    — Кто-то пытается войти в номер.

    Послышался скрип пружин, потом раздались его шаги. Медная ручка двери стала поворачиваться.

    Он резко открыл дверь, вышел из номера. Его правая рука была сжата в кулак. Он увидел меня, хотел ударить, но, заметив револьвер, замер. Парень был по пояс голый. Мышцы на его теле напряглись.

    — Потише. Руки вверх.

    — Что за глупости. Опустите револьвер.

    — Командую здесь я. Поднимите руки, повернитесь ко мне спиной и войдите в номер.

    Он неохотно подчинился, как камень, который немного подтолкнули. Когда он повернулся ко мне спиной, я увидел, что вся спина у него в белых шрамах.

    Шейла стояла у кровати. На ней была мужская рубашка, большая по размеру. Эта рубашка и помада, размазанная на губах, делали ее не похожей на себя.

    — Когда вы успели пожениться?

    — Мы не поженились. Пока еще нет. — Краска залила шею и щеки. — Вы неправильно все понимаете. Джон находится в моей комнате, потому что я его попросила. Я боюсь одна. И он спал отдельно.

    Тео махнул рукой.

    — Ничего ему не говори. Он на стороне твоего отца. Все, что мы ему скажем, он исказит и обернет против нас.

    — Я ничего не искажаю, Тео.

    Он так внезапно набросился на меня, что я чуть не застрелил его.

    — Не называйте меня этим именем!

    — Но ведь вас так зовут, не правда ли?

    — Я Джон Гэлтон.

    — Прекратите. Ваш соучастник, Сейбл, во всем признался мне вчера вечером.

    — Сейбл не мой соучастник и никогда им не был.

    — Сейбл утверждает совсем другое. Он прекрасно все излагает. Не думайте, что он прикроет вас. Он будет выступать свидетелем по обвинению вас в соучастии в убийстве, которое он совершил.

    — Вы что, хотите мне сказать, что Каллигана убил Сейбл?

    — Для вас это вряд ли новость, не так ли? Вы прекрасно это знали, пока мы тратили недели, чтобы найти убийцу.

    Шейла встала между нами.

    — Пожалуйста. Вы ничего не понимаете. Джон подозревал мистера Сейбла, это верно. Но он не мог пойти в полицию. Его самого подозревали. Уберите этот ужасный револьвер, мистер Арчер. Дайте Джону возможность все вам объяснить.

    Ее слепая вера разозлила меня.

    — Его зовут не Джон. Это Тео Фредерикс, местный парень, который удрал из Питта после того, как пырнул ножом своего отца.

    — Фредерикс не его отец.

    — Его мать сказала мне об этом.

    — Она лжет, — сказал парень.

    — Все лгут. Только вы говорите правду. Сейбл говорит, что вы самозванец. А уж он-то должен знать.

    — Я не сказал ему правду. Когда Сейбл впервые обратился ко мне, я сам не знал, кто я на самом деле. Я согласился с ним сотрудничать частично потому, что хотел и надеялся узнать, кто же я есть.

    — А я думал, что вы польстились на деньги.

    — Есть нечто большее, чем деньги, когда речь идет о наследстве. Больше всего я хотел знать, кто же я есть на самом деле.

    — И теперь вы знаете?

    — Теперь знаю. Я Джон Гэлтон, сын Энтони Гэлтона.

    — И когда же вас осенило?

    — Вы не хотите получить серьезного ответа на этот вопрос, но я все же отвечу вам. Это приходило ко мне постепенно. Впервые задумался об этом, когда Гейбл Линдси увидел во мне то, чего я раньше не замечал. А потом доктор Динин признал, что я сын моего отца. А когда моя бабушка приняла меня тоже, я подумал, что я, должно быть, действительно ее внук. Я не знал, что это так, до самых последних дней.

    — А что произошло в эти последние дни?

    — Шейла поверила мне. Я рассказал ей всю свою жизнь, все, что было, и она мне поверила.

    Он почти смущенно посмотрел на нее. Она взяла его за руку, и мне начало казаться, что я здесь лишний. Возможно, он это почувствовал, почувствовал, что моральный перевес переходит на его сторону, потому что начал рассказывать о себе более убежденным, спокойным тоном:

    — На самом деле все началось значительно раньше. Я стал подозревать правду или часть правды, когда был совсем маленьким мальчиком. Нелсон Фредерикс никогда не относился ко мне как к своему сыну. Он избивал меня ремнем с пряжкой. Никогда не сказал ни одного ласкового слова. И я понимал, что он не может быть моим отцом.