— Что вы называете «важными случаями»?

— Все, что указывает на какое-то изменение в физическом или психическом состоянии больного.

— Вы заявили, будто не учитываете прописываемые наркотики?

— Мы не даем наркотиков. Как правило.

— Ну а что же вы делаете?

— Мы обеспечиваем наших пациентов отдыхом, покоем и здоровой пищей. Мы...

— Мне было сказано, что Горас Шелби находится под воздействием сильного снотворного. Кто ему его дал?

— Сильного снотворного? — ненатурально удивился доктор Бекстер.

— Так я понял.

— Медикаменты мистеру Шелби прописывал посторонний врач. Мы, разумеется, относимся с уважением к распоряжениям лечащих врачей наших пациентов.

— Кто его лечащий врач?

— Не помню его фамилии.

Мейсон осмотрелся, стараясь запечатлеть в памяти железную больничную койку, умывальник, комод с зеркалом, потертый линолеум на полу, ветхие тюлевые занавески на окнах.

— Куда ведет эта дверь?

— В ванную,— ответил доктор Бекстер.

Мейсон распахнул дверь: старомодная, неудобная ванна, туалет еще более старый, чем линолеум, наполненный доверху ящик для бумаги, кривое зеркало над маленькой аптечкой,

— А вторая дверь?

— Стенной шкаф. В них пациенты хранят свою одежду.

— Я туда заглядывал,— сказал доктор Олм,— одежды нет.

В шкафу прямо на стенке был набит ряд гвоздей.

— Он все забрал? — спросил Мейсон.

— Насколько нам известно, все,— ответил доктор Бекстер.— Конечно, у него практически ничего и не было. Брил его парикмахер... У него была собственная зубная щетка и тюбик с пастой, они остались в ванной. Ну, а затем у него была только та одежда, в которой он сюда приехал.

— Другими словами,— гнул свою линию Перри Мейсон,— он не имел понятия, что его везут в санаторий, когда его доставили сюда?

— Я этого не говорил, да и не мог бы сказать, потому что, откровенно говоря, не знаю.

— Отправляясь в санаторий, человек берет с собой, по крайней мере, чемодан с носильными вещами, пижамы, белье, рубашки, носки, носовые платки.

— Так поступает нормальный человек,— сказал доктор Бекстер.

— А Горас Шелби не был нормальным?

— Ни в коем случае. Он был раздражительным, нервничал, выходил из себя, грубил и огрызался.

— Кто привез его сюда?

— Его родственники.

— Сколько их было?

— Двое.

— Борден Финчли и Ральф Экзеттер?

— Один был точно Финчли, имени второго я не знаю. С ними была медсестра.

— Миссис Финчли?

— Вроде бы да.

— И они втроем силком затолкали мистера Шелби в этот бокс.

— Они зарегистрировали его как положено. Он начал проявлять беспокойство, и сестре пришлось прибегнуть к наркотику.

— Вы знаете, что это был за наркотик?

— Она ввела его подкожно.

— Но вы хотя бы спросили, что это за наркотик?

— Она сказала, что это средство было ему предписано его постоянным лечащим врачом.

— Посмотрели ли вы рецепт? Узнали ли фамилию врача?

— Я поверил ей на слово. Она же дипломированная медсестра.

— В нашем штате?

— Нет, как будто из Невады.

— Откуда вы знаете, что дипломированная сестра?

— Так она отрекомендовалась. Ну и потом, из того, как она обращалась с мистером Шелби, было видно, что она имеет опыт работы с подобными больными.

Мейсон неожиданно схватил один из стульев, поднес его к стенному шкафу, влез на него и принялся шарить рукой на верхней полке.

— А это что такое? — спросил он, вытаскивая связку толстых ремней.

Кашлянув, доктор Бекстер смущенно сказал:

— Ремни.

— Все понимают, что не ленточки... для чего они здесь?

— Мы их используем, чтобы усмирять пациентов, которые имеют склонность к буйному поведению... Вы прекрасно знаете, что во всех психиатрических больницах существуют либо смирительные рубашки, либо ремни.

— Иными словами, вы связываете человека в постели?

— Когда этого требует его состояние.

— И Гораса Шелби тоже привязывали?

— Не уверен. Возможно — на протяжении какого-то времени.

— Какого именно?

— Очень недолго. Мы прибегаем к помощи ремней, только когда с пациентом совершенно невозможно справиться, ну и потом, когда у нас не хватает обслуживающего персонала. Вы же сами видели, мистер Мейсон, что ремни были убраны.

— Убраны, говорите? Они перерезаны острым ножом.

— Боже мой, вы совершенно правы! — воскликнул доктор Бекстер, разглядывая две половинки ремня.

— В таком случае, если Горас Шелби на самом деле сбежал, как заявляете вы, значит, ему помог кто-то со стороны. Ибо он был привязан к своей постели все время, не стоит этого отрицать. Ну а привязанному к этой железной койке человеку даже руки не протянуть, не то чтобы куда-то сбегать!

Бекстер промолчал.

Мейсон посмотрел на доктора Олма.

Тот возмущенно воскликнул:

— Обещаю вам разобраться не только в данной истории, но и проверить, что это за странное учреждение! Это вы организовали санаторий, Бекстер?

— Доктор Бекстер.

— Вы его сами организовали? — переспросил доктор Олм, возвышая голос.

— Нет, я купил его у человека, организовавшего этот санаторий и дом отдыха.

— Он дипломированный врач?

— Я не занимался вопросом его квалификации. Я посмотрел лицензию, разрешающую ему заведовать этим лечебным заведением, и переправил ее на свое имя.

— Кто это сделал?

— Лицо, продавшее его мне.

— Советую вам сегодня в 2 часа быть в суде,— сказал доктор Олм,— не сомневаюсь, что судья Поллингер захочет с вами потолковать.

— Я не смогу быть в суде. Это невозможно физически. У меня множество пациентов, а обслуживающего персонала не хватает. Мы делали все, чтобы набрать штат компетентных работников, но у нас ничего не получилось.

— Сестры? Санитарки?

— У нас имеются сестры-практикантки, а дипломированная сестра всего одна, но самое трудное найти хороших санитарок и уборщиц. Так что мы все в настоящее время выполняем двойную работу.

На ступеньках крыльца раздались шаги.

Голос Пола Дрейка произнес:

— Хэллоу, Перри!

— Входи,— пригласил Мейсон.

Дрейк вошел в помещение.

Мейсон представил его.

— Доктор Грантланд Олм — мистер Дрейк. И доктор Бекстер.

— Вы — детектив? — спросил доктор Олм.

— Точно.

— Я думаю, что мистер Мейсон обнаружил ключ,— сказал доктор Олм.

— Ключ?

— Да, к исчезновению Гораса Шелби.

— К бегству Гораса Шелби,— поправил доктор Бекстер.

— Что касается меня,— сердито буркнул доктор Олм,— я рассуждаю так: человек исчез, и не знаю, как это случилось, куда он отправился и кто его отсюда забрал.

— Он сам себя забрал! — снова крикнул Бекстер.

— Вы так считаете?

— Да.

— В таком случае извольте объяснить противоречия в ваших собственных показаниях.

— Что вы имеете в виду?

— Вы держали его здесь в качестве человека, страдающего старческой неполноценностью, то есть полнейшая дезориентация, неспособность позаботиться о собственных нуждах и управлять своими делами. Когда он стал возражать против подобного отношения, вы привязали его ремнями к кровати, вы не пропускали к нему посетителей, вы даже не разрешили его поверенному увидеть его.

А теперь вы пытаетесь внушить, что этот человек оказался достаточно ловким и находчивым, чтобы найти способ перерезать ремни, которые приковывали его к койке, подняться с постели, пройти по коридору главного здания, выйти незамеченным из ворот на улицу... и все "это проделал пожилой, обессилевший мужчина, у которого даже денег не было на автобус. И все же ему удалось скрыться. После этого попробуйте заявить в суде, что он был немощным, по-старчески слабоумным, нуждающимся в постороннем уходе, и давайте посмотрим, кто вам поверит!

— Одну минуточку, одну минуточку,— забеспокоился доктор Бекстер,— конечно, ему могли и помочь. Просто я утверждаю, что этого не сделали сотрудники данного учреждения. Другими словами, мы не старались его куда-то перевезти, чтобы скрыть от суда и сорвать заседание...

— Это вовсе не то, что вы собирались нам сказать, а то, что сказали,— фыркнул доктор Олм.— Лично я высказал все. Сейчас я возвращаюсь и напишу рапорт суду. Не стану скрывать мое впечатление о данном, с позволения сказать, лечебном заведении... впрочем, не стоит повторяться... Что вы скажете, Мейсон?

— Мне думается, я ничего не выиграю, оставаясь здесь,— покачал головой адвокат, насмешливо поглядывая на сникшего доктора Бекстера.— Особенно потому, что мы все сегодня должны быть днем в суде... Полагаю, доктор Бекстер получил повестку с вызовом на заседание?