Я выпил с полстакана виски с содовой, зажег сигарету, присел в кресло и попытался сосредоточиться. Очевидно, Элисон не являлась в этом трюке самоцелью. Скорее всего, через нее пытались добраться до меня. И если это так, а это было наиболее вероятным, то, следовательно, Элисон может в данный момент находиться в весьма критическом положении. Агенты Гиммлера довольно изобретательны по части добывания сведений. Что–то надо было предпринимать.

Я начал одеваться, чувствуя, что жизнью совсем недоволен, а ходом дела еще меньше.

В самом деле, я предполагал, что с Элисон Фредерикс, наблюдающей за Бетиной, с предприимчивым Фриби, следящим за Джаниной, со мной самим, изучающим дело со всех сторон, я смогу в ближайшие дни вскрыть такие факты, которые послужат мне отправной точкой для расследования его до конца. Но все повернулось иначе.

Бетина, например. Я предполагал использовать ее в качестве приманки для ловли рыбки, но вскоре очутился у нее же под колпаком. Джанина оказалась на деле куда умнее, нежели я мог это предполагать. А тетушка? Какова ее роль? Что она делает? Не исключено, что и она выкинет какой–нибудь номер.

Тут, правда, я с большим облегчением вспомнил о белолицем. По крайней мере, хотя бы одного опасного противника мне удалось ликвидировать. Иначе он тоже мог бы предпринять что–либо.

Я быстро закончил одеваться, но, прежде чем выйти на улицу, решил еще раз продумать возможный план действий.

Намюр–стрит была мне незнакома. Разумеется, полученный мною адрес — Намюр–стрит, 27 — может оказаться чистейшей фикцией. Однако проверить следует. Немедленно и тщательно. Этот адрес также может оказаться западней для меня. Вероятность этого в данный момент очень мала, но…

Я вынул из столика маузер и сунул его в специальный карман под левой рукой. С ним я чувствовал себя спокойнее.

Я вспомнил о Фриби. Он мне не звонил, следовательно, ничего любопытного в квартире Джанины он не нашел и в настоящий момент должен быть у себя.

Через некоторое время мне удалось вызвать его к аппарату.

Он подтвердил мое предположение о нулевых результатах осмотра квартиры Джанины и хотел было перейти к подробностям.

— Послушайте, Фриби, — перебил я его, — есть новое срочное дело. Немедля оденьтесь и отправляйтесь на Намюр–стрит, 27. Знаете такую?

— Слышал, что есть такая маленькая улица, но где она…

— Хорошо, узнаете. Я тоже не знаю, где она. Дело в следующем. Примерно с час тому назад кто–то от моего имени вызвал туда нашу сотрудницу из квартиры Бетины, а затем Бетина сообщила мне этот адрес. Адрес, может быть, фиктивный, а может быть, и нет. Может оказаться и ловушкой. Я немедленно туда отправляюсь. Встретимся с вами в районе дома, где будет удобнее. К дому приближайтесь осторожно, незаметно и смотрите по сторонам.

— Ясно. Сейчас же выхожу.

Я повесил трубку и вышел на улицу. Двинулся сперва в направлении Найтсбриджа. На перекрестке Най–тсбридж с Уилтон–плейс я встретил полисмена Военного резерва и спросил его, не знает ли он, где расположена Намюр–стрит. Он сообщил мне, что Намюр–стрит это небольшой тупичок у Малбри–стрит и находится он в десяти минутах ходьбы.

Я поблагодарил его и направился на Малбри–стрит, размышляя, что место это несколько странное. Ведь все началось с Малбри–стрит. Все началось с «Пучка перьев» на Малбри–стрит. И Джанина снимает квартиру на Вери–ти–стрит, примыкающей к Малбри–стрит. Там же я встретил белолицего и там же в каком–то тупике покончил с ним. Совпадения явно необычные, но вполне допустимые. Однако почему же понадобилось, чтобы Элисон прибыла в какой–то переулок туда же, на Намюр–стрит?

Почти бессознательно я ускорил шаги. Тревожное чувство нарастало с каждым мигом. Короткое знакомство с Элисон оставило у меня весьма хорошее впечатление. Она, несомненно, принадлежала к тем надежным сотрудникам Старика, которые отказываются от различных жизненных удобств ради служения большому и нужному делу. С легкостью необыкновенной они пропускают удобные случаи устроить счастливо свою личную судьбу, проходят мимо заманчивых перспектив, отдавая делу всю свою энергию, опыт, знания, устремления. Разумеется, они прекрасно отдавали себе отчет в важности этого дела, но, и я в этом убежден, они рисковали еще и потому, что это им нравилось.

Я пожал плечами, поймав себя на этих мыслях и подумав, что начинаю становиться сентиментальным. А как раз сентиментальность исключалась в нашей работе. Малейшее ее проявление никогда ничего хорошего не приносило и было абсолютно противопоказано.

Я остановился и закурил, подумав о том, сколько времени провел на всевозможных улицах в течение жизни, занимаясь своим необычным делом. Ночные блуждания успели уже стать моей привычкой.

Попыхивая сигаретой, я двинулся дальше. В голову мне пришла мысль о том, что война, по–видимому, идет к концу, а после ее окончания и моя деятельность претерпит изменения и войдет в более или менее нормальное русло.

В этот момент, как бы отвечая на мои мысли, завыла сирена. Звук ее, то утихая, то усиливаясь, прорезал ночную тьму на минуту или минуты полторы. А еще минуты через две я услышал взрыв «летающего снаряда». Через полминуты другой «летающий снаряд» со зловещим свистом пронесся в черном небе, оставляя за собой огненный хвост. Несколько секунд я следил за его полетом, вполголоса произнося выразительные эпитеты в адрес немцев. Там, где в эту минуту падают эти их снаряды, там убитые, раненые, там трагедии, несчастья. Верно, конечно, что с военной точки зрения это оружие не представляет собой чего–либо особо опасного, но для тех людей, которые, ничего не подозревая, попадают в сферу его действия, оно до крайности мерзко, отвратительно и подло.

Повернув за угол, я очутился на знакомой мне Малбри–стрит. При слабом свете ущербной луны улица выглядела как спокойный и сонный деревенский поселок. На ней не было ни души.

Держась затененной стороны, я поглядывал направо и налево, пытаясь найти Намюр–стрит и заблаговременно заметить что–либо подозрительное.

Четкую надпись: «Намюр–стрит» — я увидел с ощущением, похожим на неожиданный шок. Намюр–стрит была именно тем переулочком, где мною была ликвидирована белолицая крыса.

Удвоив осторожность, почти крадучись вдоль забора, я приближался к тому дому, в подвале которого я убил брюнета. Совпадения здесь невозможны, твердил я себе. Но нет. Все было верно, и то, что невозможно было предположить, оказывалось суровой истиной.

Табличка на левом углу дома ясно указывала, что это злополучное место имело именно двадцать седьмой номер.

Месяц зашел за тучи, стало темнее. Переулочек был совершенно пуст и тих.

Фриби еще не появлялся.

Нервы мои несколько напряглись, и я решил, что еще до прихода Фриби успею быстро осмотреть небольшой, уже знакомый мне дом.

Я толкнул наружную дверь. Она оказалась незапертой. Я вытащил маузер, снял с предохранителя и, соблюдая обычные предосторожности, открыл дверь, осветив на секунду своей зажигалкой коридор, и вошел Продолжая чиркать зажигалкой, я наспех осмотрел незапертые внутренние помещения, подошел к двери, ведущей в подвал, и открыл ее.

Всюду царила абсолютная тишина.

Держа маузер наготове и периодически освещая себе путь вспышками зажигалки, я спустился в подвал. По–прежнему вокруг царила тишина. Я стоял там, плотно охватив курок пистолета, и чего–то ждал. Но не знал чего.

Затем я улыбнулся в темноте сам себе, припомнив многочисленные подобные ситуации в своей практике. Да, подумал я, еще рановато превращаться в старую леди и распускать нервы. С этой мыслью я решительно засунул пистолет обратно в карман и двинулся в то место, где находился упаковочный ящик, в котором я оставил белолицего.

Ящик лежал в том месте, где я его оставил.

Здесь мне в голову пришла еще одна мысль. Тот, кто звонил на квартиру Бетины и говорил с Элисон, возымел намерение показать мне, что ему или им известен факт убийства мною белолицего. И они направили меня в это место. Но для чего? Зачем? Чтобы потрепать мне нервы? Чепуха! Западня? Но таковой как будто бы нет.

Я пожал плечами, подошел в темноте к ящику, прислоненному к стене, и дернул его. Он был тяжел и двигался с трудом.