Глава 19

Сегодня свой рабочий день Минаев начал в семь утра. Следователь Данишев появился через час. И как будто они не расставались на ночь, капитан спросил:

— Вы задумывались, Назип Гатаулович, почему по Шпыру?

— Думал, товарищ капитан. Склоняюсь к мнению, что его убили. Эта уверенность появилась после покушений на Мурадова.

— Верно. Верно, Назип Гатаулович. Один из преступников решил убрать своих сообщников. — Капитан подошел к картине «Лесные дали» и, словно прочитав там то, что нужно дальше говорить, продолжил: — Но он хочет отделить грешные души от плоти так, чтобы это не привлекло никакого внимания. Исчез и — концы в воду. Убийца Цветовой явился к своему сообщнику не как архангел: пешком или на крыльях, а на белых «Жигулях». А отправлять в небесное царство легче всего... на кладбище. Да, да. На кладбище. Да, да. И легче всего это делать кладбищенскому распорядителю. Например, Мревлиеву. Благо, там по его разнарядке рабочие копают могилы. Ведь никто не знает, законно человека хоронят, так сказать, со всеми сопроводительными документами, или нет. Ревизию могил не проводят. И инвентаризацией мертвых душ не занимаются. Благодать!

— А разве у сообщников не возникают подозрения, когда он везет их на кладбище?

— Они могут быть оглушены или убиты до ворот кладбища. А потом этому извергу остается только сбросить в готовую яму и закопать, да еще воткнуть крест с табличкой. Все чин чинарем. Вот так, товарищ лейтенант. А может быть, Шпыру он говорил, что там у него ценности, которыми поделиться обещал. А вместо ценностей тот получил по голове ломом.

Капитан встал перед Данишевым, скрестил руки и веско произнес:

— Если на кладбище найдем Шпыру — убийца Мревлиев. Короче, убийцу назовет кладбище.

Капитан распорядился о машине:

— Сейчас. На кладбище... — Он подошел к окну. Потом задумчиво добавил: — Кладбище, вернее, состояние кладбища — это степень осознания долга и благодарности живущего поколения к ушедшему...

В комнату вошел дежурный и доложил:

— Машина подошла.

Когда приехали на место, солнце затерялось где-то среди ватных кучевых облаков. Но день не хотел быть сумрачным, и облака время от времени пропускали веселые яркие лучи солнца, которые будоражили природу, и она отзывалась громким пением птиц и серебряным блеском небольших водоемов. Овальный полузаросший пруд, покрытый неровными островками тины, дремал у кладбищенских ворот. Железные ворота, сваренные из арматурных поржавевших прутьев, были широко раскрыты.

Какой-то хохмач от безделья приляпал к столбу ворот объявление:

«Добро пожаловать! Кладбище не гостиница — всем места хватит».

Прочитав эту бумажку, шофер проронил:

— Местный философ.

«Можно было бы, — подумал капитан Минаев, — сказать им: „Граждане! Если вас замучила алчность, душевная черствость, чаще заглядывайте на кладбище. Хотя кладбищенская атмосфера и не действует на самочувствие, как бальзам или женьшень, не обогащает память интересной информацией, как театр или концерт, не удовлетворяет плоть, как ресторанно-кабацкие попойки и веселье, зато убедитесь в бессмысленности обогащения, тем самым приобретете человеческий облик, который стоимостью выше любой ценности; будете понимать, что жизнь ваша не вечна“».

...Сотрудники милиции прошли по тенистой аллее, окаймленной по сторонам железными оградами, к захоронениям прошлого года.

После длительного молчания капитан Минаев спросил:

— Когда была убита Цветова?

— Судя по судмедэкспертизе, 25 июля.

— Значит, отсчет надо вести именно с 25 июля. Все другие события произошли позже...

Капитан посмотрел на памятники и кресты, сверил с книгой записей.

— Вот отсюда, — он махнул рукой, — по правому ряду могил — проверить. Здесь начинали хоронить с конца июля и до середины августа.

Потом лейтенант Данишев отправился в районный загс для сверки своего списка с документацией.

Когда число захоронений по составленному работниками милиции списку не совпало с количеством выданных загсом свидетельств о смерти (обнаружилось одно лишнее, неучтенное захоронение), Данишев от волнения ощутил во рту сухость. Встал. Попросил воды. И снова начал сопоставлять числа. Результат — тот же.

Следователь попросил у высокой худенькой девушки журнал регистрации выданных документов. Но и в журнале, как он обнаружил, не упоминалась фамилия Челидов!

— Скажите, пожалуйста, — обратился он к девушке, — а не может быть так, что при записи в журнале по ошибке пропустили чью-то фамилию?

— Это исключено. Видите, перед каждой фамилией умершего стоит подпись родных или близких о получении документа. Если мы забудем — напомнят они...

Через несколько минут Данишев уже мчался в райотдел докладывать...

К ночи по звездному небу поплыли тонкие грязно-серые, как войлок, облака. И луна, словно стараясь изо всех сил напомнить землянам о своем существовании, пронизывала своим бледно-желтым светом этот зыбкий темный шатер облаков, расстелившийся над местностью.

— Да, маловато света дает этот небесный ночной фонарь, — бросив короткий взгляд вверх, произнес капитан Минаев, который вместе со всеми товарищами направился к могиле Челидова.

По приказу капитана оцепили участок, где должны были осмотреть подозрительное захоронение. Установили аккумуляторное освещение. Вокруг могилы скопилось с десяток людей: сотрудники уголовного розыска, судмедэксперт, фотограф, представитель прокуратуры. Ожидали найти там труп Шпыру, а также ценности.

Копали молча.

Глядя на могилы, Минаев размышлял о том, что смерть слишком безжалостна к человеку.

Смерть по своей сущности чудовищна. В ней заключены потрясающие разум немыслимые крайности; она скупа — не оставляет умершему ничего; она щедра — никого не забудет, всех оделит своей холодной милостью; она жестока — лишает жизни дорогих людей; она милосердна — умерщвляет тиранов и заклятых врагов; она сильна — перед ней падают ниц даже императоры и короли; она слаба — не в силах уничтожить жизнь на земле.

Вокруг все оживились. Лопаты уперлись в крышку гроба. Только капитан сразу же сник. Он один из немногих присутствующих понимал — гроба не должна здесь быть! Тут что-то не то! Преступник не будет заказывать гроб своей жертве. Это привлечет внимание. И Минаев тихо спросил следователя:

— Назип Гатаулович, вы ничего там не перепутали в загсе?

Данишев понял состояние своего шефа.

— Трижды проверял, товарищ капитан.

Мрачные предположения подтвердились: в могиле лежал седовласый длинный старик.

То ли от расстройства, то ли от всего увиденного, Назип бессильно привалился к дереву. Он с трудом вбирал в себя тяжелый воздух.

Кто-то подал ему сигарету:

— Закурите. Полегчает.

Он затянулся и, как старик, страдающий недугом, тяжело, с надрывом закашлялся до слез. Тот же голос:

— Некурящим тоже надо испытать вкус табачка. А в такой момент — особенно.

Минаев распорядился положить линейку на тело усопшего и сфотографировать.

Все было кончено, когда луна собиралась спрятаться за густыми кронами кладбищенских деревьев.

К лейтенанту Данишеву вернулось прежнее самочувствие. Правда, в голове поселилась какая-то леность, сдерживающая мысли. И он тяжело думал: «Неужели подменили гроб, вернее, мертвеца? Как же так? А может, где-то сбились с пути поиска? Ищем не там?»

Уже утром, в кабинете начальника, настроение было намного лучше. Капитан Минаев высказал предположение, что, по всей вероятности, преступник подменил надгробие, сменил табличку. Именно к этому выводу пришел в эту бессонную ночь и он — Данишев. Мысли совпали.

И следователь бросился проверять эту идею, собирать необходимые сведения об умерших. И в первую очередь — кто захоронен под именем Челидов.

Минаев полагал, что комбинация с подменами надгробий преступник без какой-либо опаски мог проделать с теми могилами, где захоронены одинокие люди, не имеющие родственников.

Лейтенант Данишев и инспектор уголовного розыска Чаев провели опознание захоронений. Сложности с опознанием возникли с захороненным студентом — родственники проживали в другом городе.

Умерший Нукимов проживал последние годы в Доме престарелых. Родственников не имел. Обслуживающий персонал его помнил: то был высокий седовласый старец.