— Жаркую мазь, — ответила северянка на своем языке, и Лейлис пришлось переспросить.

— Это средство, бальзам, мазь… — опять слова на северном наречии. Лейлис подумала, что над ней издеваются. Она успела выучить с помощью мастера Ханома несколько общих фраз и около сотни часто употребляемых слов, но ни говорить сама, ни понимать беглую речь северян пока не могла.

— Лекарство? — Лейлис рискнула предположить, на что это похоже, слово вспомнилось очень кстати.

— Да, лекарство, — подтвердила леди Бертрада, растирая в ступке какое-то красно-коричневое вещество до состояния густой пасты.

— От что?

— От «чего», — поправила леди Бертрада и продолжила, уже переходя на язык Долины. — От всего: чтобы не было обморожения, чтобы не болели суставы и не немели пальцы, от легочных болезней, от насморка… от всего такого жаркая мазь помогает.

— А я могу помочь?

Женщина кивнула на низкий квадратный табурет, пустующий возле стола. Лейлис придвинула его и села. Леди Бертрада поставила перед ней пустую глиняную чашечку.

— Насыпь по пол-унции каждого из трех экстрактов и перемешай. Вот, для таких, как ты, даже специальные насечки на ложечке сделали, чтобы отмерять. Так, теперь высыпай понемножку сюда.

Женщина переложила пасту из стопки в другой сосуд, размяла и перемешала с получившейся смесью экстрактов и поставила в ванночку с водой, подогреваемую на маленькой жаровне.

— Жгучий корень бери. Вот этот, — леди Бертрада сунула Лейлис бугристый шершавый корнеплод и небольшое вытянутой формы лезвие с закругленным концом, похожее на бритву. — Соскобли верхний слой оболочки, но не режь и не царапай, чтобы не выпустить сок.

Лейлис начала счищать твердую внешнюю оболочку, под которой была другая — более мягкая, волокнистая, нечаянно повредить которую было очень легко.

— О чем таком важном ты хотела со мной поговорить? — спросила леди Бертрада, помешивая закипевшую на жаровне густую смесь.

— О нашем с лордом Эстергаром супружестве, — решилась начать Лейлис.

— Ты чем-то недовольна? Или… — женщина сменила тон, осененная радостной догадкой, — может быть, ты уже заметила некоторые признаки?

Со дня свадьбы прошло чуть больше недели. Для любых признаков было рановато.

— Нет, миледи, пока нет, — поспешно ответила Лейлис. Она была уверена, что не понесла, и, хотя говорить о таких вещах было неловко, но все-таки приходилось. — И я не думаю, что они вскоре появятся.

— Почему это? Ты больна или… у тебя точно бывают регулы? Ты тощая, как… — последовало пренебрежительное сравнение на северном наречии.

— У меня бывают регулы, — процедила Лейлис, проигнорировав непонятое ею, но явно нелестное сравнение.

— Тогда в чем дело? — требовательно спросила леди Бертрада.

— Я, наверное, неподходящая супруга для лорда Эстергара…

— Именно это я и говорила ему! Но ведь он с большей охотой слушает старого сводника Хэнреда, чем родную мать!

Лейлис, испугавшись этой неожиданной вспышки гнева, закрыла лицо руками и вся съежилась на табурете. Свекровь отвела ее руки и взяла за подбородок, заставляя смотреть на себя. Пальцы у женщины были жесткие и холодные, как у Рейвина, и она так же, как он, щурила глаза и сжимала губы, когда злилась. Лейлис поняла, что ходить вокруг да около ей не позволят, и, слегка запинаясь, призналась:

— После нашей брачной ночи мы ни разу не были близки. У нас… у меня не получается.

— Что у таких молодых может не получаться? У тебя там что-то не так, как у всех, можно подумать? — по тону было понятно, что леди Бертрада считает такое объяснение полнейшей глупостью. Лейлис не отвечала, опустив глаза и нервно перебирая пальцами оборку на платье.

— Если ты ложишься в постель с таким лицом, как у тебя сейчас, ничего удивительного нет, — процедила леди Бертрада, презрительно глядя на невестку. — Пора научиться вести себя умнее. Если жена не может радовать мужа, то найдется другая женщина, которая будет это делать. В тебе есть это южное очарование и необычная красота. В такую красоту мужчины влюбляются легко и ненадолго. Мой сын был честен и сберег твою честь, а теперь твоя очередь. Постарайся сделать так, чтобы никто не пожалел потом о произнесенных обетах. Начинай быть женой лорда Эстергара.

Леди Бертрада пододвинула к Лейлис наполовину очищенный жгучий корень и лезвие.

— Заканчивай, за что взялась. Потом его нужно будет разрезать и собрать сок.

Лейлис снова принялась за работу, но от волнения слишком сильно нажала на лезвие, и несколько капелек выступившей ярко-оранжевой жидкости попало ей на кожу.

— Ай, он жжется! — вскрикнула она, машинально подув на палец. Ощущения были такие, будто уксусом капнули на незажившую царапину.

— Конечно, в этом и смысл, — отозвалась леди Бертрада, будто сообщая нечто само собой разумеющееся. — Потому так и называется. «Жгучий» — это тот, который жжет, жжется, обжигает. Поняла?

— Угу.

— Ничего, когда я училась делать эту мазь, по локти, бывало, пачкалась, — успокоила свекровь, и по ее бледному строгому лицу мелькнула снисходительная улыбка.

Расписание дня лорда Рейвина было устроено таким образом, что большую часть времени Лейлис не знала, где он и чем занят. Его распорядок дел, обязанности, повседневные занятия и круг развлечений определились, когда он только стал лордом Эстергхалла, и с тех пор не менялись. Посвящать в это жену он, по всей видимости, не считал нужным, и ее делами также не интересовался. В этом не было безразличия или недоверия, просто естественная деликатность, очень свойственная северянам. Здесь было как бы само собой разумеющимся, что личные дела человека и его досуг принадлежат только ему и в этом не должно быть ни контроля, ни навязывания. Раньше дома никто не интересовался делами Лейлис, потому что ее родственникам было на нее наплевать, в Эстергхалле — потому что люди имели представление о ценности уединения. Обычно получалось, что Рейвин просыпался намного раньше жены, одновременно с побудкой в казарменной пристройке, тихо собирался, подкладывал в камин дрова и уходил, пока Лейлис еще спала. Завтракали каждый отдельно, за обедом все, кроме слуг, обязательно собирались в великом чертоге, а ужинали в зале поменьше в кругу семьи и ближайших друзей лорда Эстергара. Если присоединялся лорд Хэнред, то леди Бертрады не было, и наоборот.

В один из вечеров лорд Рейвин лежал в постели и ждал, пока жена приготовится ко сну и потушит свечи в канделябрах.

— Как прошел ваш день, милорд? — спросила Лейлис, нарушив обычную тишину.

— Хорошо, благодарю вас. Надеюсь, ваш тоже.

Обычно на этом разговоры и заканчивались.

— Интересно было бы послушать подробности, — попросила она, мило улыбнувшись.

— Что ж… утром тренировал брата. Он все время просит дать ему настоящий меч, а сам не может выучить последовательность из пяти простых приемов.

— Он научится, я уверена, — отозвалась Лейлис. Она могла бы сказать: «Не стоит слишком много требовать от мальчика, ему всего восемь» или «У нас в Долине детям не дают оружие до совершеннолетия», но зачем лорду Эстергару слушать эти глупости. Она уже уяснила от лорда Хэнреда, что положение семьи определяется, в том числе, и количеством полноправных представителей рода, то есть воинов. Судьба Севера зависит от того, насколько быстро Крианс Эстергар сможет выучить последовательность из пяти простых приемов.

— Потом занимались делами с сиром Орсиллом, — продолжал рассказывать Рейвин. — Может быть, вас порадует, что сегодня мы наконец-то закончили считать, во что обошлась деревне свадьба. Холода снова ударили некстати. Я, признаться, не думал, что зима еще напомнит о себе в такое время.

— Это серьезно? — на всякий случай спросила Лейлис. Он не сразу понял значение вопроса, но потом поспешил ее успокоить:

— Нет, все будет хорошо. Голод деревне не грозил и в худшие времена. А если обозы вашего дяди будут приходить, как условлено, то все будет хорошо.

Спрашивать, что случится, если не будут, Лейлис не стала. Она уже поняла, что лучше не задавать вопросы, ответы на которые наверняка расстроят. Вместо этого она встала напротив камина, спиной к мужу, и начала снимать платье. Обычно раздеваться при муже она стеснялась, что было, конечно, глупо и нелепо, но ничего с собой поделать не могла. У нее и сейчас немного дрожали пальцы, когда она распускала шнуровку по бокам и стягивала платье через голову. Под ним на ней была тонкая батистовая сорочка, через которую бесстыднейшим образом просвечивало все, что только можно. Рейвин выдохнул чуть громче, разглядывая ее фигуру.