Глава 6
Визит прессы не прошел даром. В конце июля Карлович огорошил меня вопросом:
— У вас есть парадный мундир, Валериан Витольдович?
Я пожал плечами: откуда? И зачем он мне?
– Нас вызывают для вручения наград в Минск, — пояснил Карлович и улыбнулся: – Поздравляю, Валериан Витольдович! Георгиевская Дума одобрила, а государыня подписала указ о награждении вас орденом Святого Георгия четвертой степени. И меня, старика, не забыли — Владимир четвертой степени. Так что собирайтесь.
– А раненые?
– Тяжелых не повезут – я договорился, а остальных есть, кому лечить. О мундире не волнуйтесь — в Минске есть знакомый портной. Сделает быстро. Деньги имеются или одолжить?
— Не нужно, – сказал я.
Деньги у меня были, верней, у донора. По выздоровлению я заглянул в бумажник. Больше тысячи рублей — большая сумма по меркам этого мира. Да и жалование получаю -- 135 рублей в месяц. Тратить его негде. В селе есть лавка, где можно приобрести необходимые мелочи, вроде папирос, бритвы, мыла, зубной щетки и порошка. Остальным обеспечивает армия. Нас кормят и одевают. Водку Кульчицкий делает из получаемого лазаретом спирта. Его гонят из самого дешевого сырья – зерна. До гидролиза опилок пока не додумались. Кульчицкий разбавляет спирт водой и чистит смесь березовыми углями. Получается на удивление неплохо. В присылаемых земствами подарках имеются носки и носовые платки, которые большей частью перепадают персоналу. Вместо носков солдаты используют портянки, а носовые платки им заменяют пальцы рук.
Санитарная двуколка доставила нас в Молодечно. Вторая везла санитаров – Федора и Кузьму. Карлович взял их в сопровождение. Санитары несли наши саквояжи. У меня его не нашлось, занял у дантиста. Санитары исполняли роль денщиков. Военным врачам они не положены, но мы почти офицеры, а те вещи не носят. Кузьма с Федором рады. Они оставят рутину лазарета, поедут в большой город, где посетят лавки и базары. Благородия дали денег, чего-нибудь купят. У каждого свое счастье.
Из Молодечно в Минск ходил поезд, он доставил нас на Виленский вокзал. Трамвай здесь имелся, но мы поехали на извозчиках – офицеры. Санитарам коляску наняли отдельно – им невместно с благородиями. Дорогой я с любопытством смотрел по сторонам. Первый крупный город в этом мире! Выглядел Минск непривычно. Булыжная мостовая и кирпичные дома с множеством вывесок. Мелкая здесь торговля. Кое-где вывески взбирались на вторые этажи и даже на фронтоны. «Мануфактурная торговля А.З. Царфина», «Магазин портняжных и галантерейных товаров», «Парикмахер М.А. Гершензон» или просто «М-м Ольга». И чем, интересно, эта «м-м» занимается? Надеюсь, чем-то приличным. Если нет, тоже неплохо. Я бы посетил. Интересно посмотреть местных дам с пониженной социальной ответственностью. Венеролог говорил, что их регулярно проверяют. Болезни его профиля в России не распространены. Проникают из «цивилизованной» Европы – там это проблема. Да что венерические! В СССР до Великой Отечественной войны отсутствовал грибок стоп и ногтей. Немцы занесли. Культура у покорителей Европы была «на высоте». В сорок первом Вермахт поразила дизентерия – болезнь грязных рук. Армия дристала так, что срывала темпы наступления. Попавшие под Сталинградом в плен немцы болели туляремией – тяжелой инфекцией, которую в СССР практически извели. Ее переносят мелкие грызуны. Чтобы не заболеть, достаточно соблюдать правила гигиены, например, кипятить воду для питья. В Красной Армии этих эпидемий не наблюдалось.
Коляски доставили нас к двухэтажному дому неподалеку от центра города.
– Остановимся у моего друга, – пояснил Карлович перед поездкой. – В гостиницах бесполезно – все занято. В Минске расположена ставка Верховного главнокомандования и штаб фронта. Тысячи офицеров. Для них сняты гостиницы и меблированные комнаты. А у меня в Минске товарищ по университету. Надеюсь, приютит однокашника.
Товарищ встретил нас на пороге – Карлович предупредил его о приезде. Однокашником оказался немолодой врач по имени Леопольд. Они с Карловичем обнялись и расцеловались, я удостоился пожатия руки. Дом, как выяснилось, принадлежал Леопольду. Врачу, который служит в госпитале, даже не начальнику. Ценят здесь интеллигенцию! Дав прислуге указания, Леопольд сел в коляску и отправился на службу, пообещав поговорить с Карловичем вечером, а сейчас его раненые ждут. Нас разместили и накормили.
Перекусив, мы отправились к портному. Им, ясное дело, оказался очередной Гершензон. Едва мы вошли в мастерскую, как он выскочил из-за ширмы.
– Ваше высокоблагодие! – поклонился Карловичу. – Навестили бедного Лазаря. Какое счастье! Я так рад вас видеть. Чем могу быть полезен? Желаете новый мундир?
Он кланялся и тараторил, но взгляд черных глаз словно говорил: «Счас я вас обую!» В смысле – раздену.
– Не части, Лазарь! – улыбнулся Карлович. – Мундир нужен не мне, а этому молодому человеку. Парадный – и очень скоро. Крайний срок – завтра.
– Никак не можно! – замахал руками портной. – Много заказов. И всем срочно. Господа офицеры не любят ждать. Через неделю.
– Не устроит, – покачал головой Карлович. – Поищем других.
Он сделал вид, что уходит.
– Что вы, ваше высокоблагородие! – преградил путь Лазарь. – Кого вы найдете? Сейчас у всех много заказов. Есть поцы из эвакуированных, которые обещают быстро. Но что они могут? Кого они обшивали в своих местечках? Мундир это не лапсердак, к нему нужно с умом. У мине лучшая мастерская в губернии.
– Сказал, что не можешь.
– Можно подумать.
Лазарь хитровато прищурился. Ясно.
– За срочность доплачу, – вмешался я.
– Для Лазаря главное – уважение, – заулыбался портной. – Чтобы их благородия оставались довольны и приходили еще. Мине лишнее не нужно. К мине есть мундир, как раз для этого красивого офицера. Заказчик не забрал: дал задаток и не появился. Если его благородие не побрезгует… Там подшить капельку! Сто восемьдесят рублей.
– Побойся бога! – возмутился Карлович. – Девяносто.
– За девяносто даже поц иголку не возьмет! – заломил руки Лазарь. – Только из уважения к его высокоблагородию – сто семьдесят.
– Ты получил задаток.
– А вдруг его благородие придет? Придется возвращать.
– Сто.
– Сто шестьдесят пять – и только из уважения к вам.
– Сто пять, – помотал головой Карлович. Похоже, настроился торговаться. Немец, у них экономия в крови. Я не выдержал и вмешался:
– Сто пятьдесят – и мундир завтра после обеда.
– Сразу видно благородного человека! – обрадовался Лазарь. Карлович посмотрел на меня осуждающе, дескать, чего влез, но спорить не стал. – Оставляю вас здесь, – сказал сухо. – А я – в госпиталь к Леопольду. Обещал навестить.
– Прошу, ваше благородие! – сказал Лазарь, когда Карлович ушел.
Я прошел за ширму. Лазарь кликнул Изю. Прыщавый подросток в кипе выслушал указание и принес вешалку с мундиром. Судя по погонам, его заказал какой-то капитан-артиллерист. Я снял свой и переоблачился. Мундир оказался великоват – неизвестный мне капитан был в теле. Лазарь закрутился вокруг с булавками. Он доставал их изо рта и ловко прикалывал собранную по бокам ткань. Кое-где помечал мелком. Затем взял портняжный метр и замерил талию.
– К завтрему усе сделаем, – заверил, полюбовавшись. – Погоны я пристегну другие.
– Лучше пришить, – возразил я. – Зауряд-врачам положено.
– Я вас умоляю! – прижал руки к груди Лазарь. – Зачем вам так выделяться? Будете красивый офицер.
– Ладно, – кивнул я.
– Фуражку найдем, – сообщил Лазарь. – Их у мине много.
Покончив с примеркой, я переоделся и достал из бумажника сотенную купюру.
– Задаток.
– Благодарю!
Купюра исчезла, будто растаяла.
– Хочу спросить. Мне нужен хороший ювелир. Не подскажете?
– Отчего ж не подсказать, – закивал головой портной. – Мы с вами не ссорились. Могу спросить: для чего господину ювелир? Купить или сделать заказ?
– Заказ, сложная работа. Ювелир нужен хороший.
– Тогда только Либезон, – сказал он. – Лучшего не найти. Изя, проводи господина офицера. И чтоб сразу назад, не шататься по улицам!
Мальчик кивнул и шмыгнул носом. Мы вышли из мастерской, и зашагали по булыжной мостовой. На улице было многолюдно. Навстречу попадались гражданские и военные. Нижние чины отдавали мне честь. Офицеры, разглядев узкие погоны на плечах, делали вид, что не замечают. На фронте к зауряд-врачам относятся уважительно, в тылу вылезает спесь. Ну, и хрен с ними! Я им тоже не козырял. Мы вышли на Захарьевскую улицу. У красивого здания с лепниной Изя указал на вывеску «И.М. Либензон».