— Вуди, не юлите, — сказал Клит. — Пару лет назад я слышал, как вы доказывали, что гуманоидное строение тела обязательно будет присуще любой форме разумной жизни, и…

Лицо Смазерса начало краснеть.

— Ну, да, я действительно говорил такое, но…

— Но теперь, когда мы собираемся встретиться с настоящими живыми инопланетянами, — сказал Клит, явно наслаждаясь ситуацией, — вы уже не так уверены.

— Ну, — сказал Смазерс, — гуманоидное строение тела действительно идеально для разумных форм жизни. Взять хотя бы органы чувств: два глаза лучше, чем один, поскольку два дают стереоскопическое зрение, а третий практически не даёт преимущества по сравнению с двумя. Точно так же два уха дают стереоскопический слух, и они, очевидно, должны располагаться на противоположных сторонах тела, на максимальном возможном расстоянии. Вы можете пройти по всему человеческому телу от головы до пят и показать, почему именно такое строение каждой его части идеально. Так что готов спорить, что когда корабль откроется, то внутри мы, вероятно, увидим гуманоидов.

На лице телевизионного Клита возникло болезненное выражение. Клит, сидящий на борту «Китти Хок», покачал головой. «Кряквуд Смазерс» — пробормотал он себе под нос.

— Вуди, это полная чушь, — сказал Колхаун в телевизоре. — В строении нашего тела нет ничего оптимального — оптимальное получается, только когда имеешь в голове конечную цель, а таковой нет. Эволюция пользуется тем, что оказалось под рукой, вот и всё. Вам ведь известно, что пятьсот миллионов лет назад, во времена кембрийского взрыва[8], десятки различных строений тела появились в ископаемой летописи одновременно. То, что дало начало нам — общий предок всех современных позвоночных — было не лучше прочих; ему просто-напросто повезло, вот и всё. Если бы выжил какой другой тип, ничто на нашей планете не выглядело бы так, как теперь. Нет, бьюсь об заклад, что внутри окажутся существа, не похожие ни на что, когда-либо нами виденное.

— Очевидно, что ваши точки зрения по этому пункту расходятся, — сказал О’Брайен. — Однако…

— Так в этом-то всё и дело, разве нет? — прервал его Клит. — Парни вроде Вуди десятилетиями получали гранты на то, чтобы размышлять об инопланетной жизни. Это было отличное занятие вплоть до этого самого дня. Это не была настоящая наука — ведь вы не никак могли проверить сделанные ею предсказания. Но сегодня, сейчас вся эта теоретическая наука вдруг становится эмпирической. Будет весьма неловко, если всё, что вы утверждали до сих пор, окажется неверным.

— Ладно, Клит, притормозите, — сказал Смазерс. — Я по крайней мере готов выложить карты на стол и…

— Если хотите знать моё… что? Говори громче, золотце, ты же видишь, я в телевизоре.

Приглушённый женский голос из-за пределов кадра; Фрэнк узнал голос Бонни, секретарши Клита:

— Клит, это Белый Дом.

— Белый Дом? — Он посмотрел прямо в камеру и вскинул рыжие брови. Кадр раздвинулся, открывая взгляду его захламленный кабинет.

В кадре появилась Бонни с беспроводным телефоном в руках и передала его Клиту.

— Колхаун. Что… Фрэнки! Рад тебя… нет-нет. Конечно, да, я согласен. Точно. Я буду готов. Пока. — Клит положил телефон на стол и снова посмотрел в камеру. — Простите, Майлс — мне нужно идти. За мной выслали машину. Я отправляюсь на встречу с кораблём пришельцев. — Он отцепил от воротника микрофон и исчез за пределами кадра.

На экране снова возник О’Брайен.

— Что же, очевидно, мы потеряли доктора Колхауна. Продолжаем разговор с доктором Смазерсом. Доктор Смазерс, не могли бы вы…

Клит нажал кнопку на дистанционке, и телевизор отключился.