7

Канашов томился в ожидании приказа. С началом атаки танковые колонны его корпуса вышли с исходного положения в сплошном тумане. Плохая видимость вполне устраивала танкистов: полная скрытность и отличная маскировка от воздушного наблюдения противника. Но тут же появились неизбежные в таких случаях затруднения. Нелегко было выдерживать точно маршрут. В степи много новых, не нанесенных на карту дорог, проложенных войсками. Это лишало войска возможности быстро ориентироваться. Приходилось делать частые остановки и сверять маршрут с местностью, чтобы не сбиться с пути.

Вместе с Канашовым в машине ехал Поморцев. Его приезд накануне марша и удивил, и насторожил Канашова. «Хочет посмотреть, как буду командовать. Кипоренко, наверно, беспокоится за меня. Вот и прислал на всякий случай. Погляди, мол, Константин Васильевич, как пойдут дела у нашего наскоро испеченного танкиста». Мысли о том, что его как командира вздумали опекать, сердили Канашова. «Константин Васильевич — неплохой человек. Но если он приставлен ко мне как нянька — это уже слишком». К его удивлению, Поморцев не задал ему ни одного служебного вопроса. Даже не поинтересовался, где находятся его танковые бригады. Он поздоровался и стал рассказывать армейские анекдоты, будто затем и приехал к Канашову. Все это выглядело странно. Канашов хорошо знал, что Поморцев безразлично относился к этой разновидности устного народного творчества. А однажды, когда Канашов посетовал на то, что не запоминает и не может пересказывать анекдоты, которые ему мастерски рассказывают другие, сказал: «Это, Михаил Алексеевич, у тебя хорошее свойство мозга — не держать в голове дряни». «Чего это сейчас Поморцева прорвало на анекдоты?» Канашов слушал, смеялся, но так и не мог догадаться, к чему все это. Поморцев ловил недоуменные взгляды Канашова.

— Что-то, Михаил Алексеевич, сегодня не в духе! Меня, наверное, осуждаешь? Чего, мол, приехал чудить, развлекать побасенками. А у меня сегодня настроение праздничное. Все рвется наружу. Песни пел бы, да голоса нет. А душа поет. Не осуждаешь?

— Что вы, Константин Васильевич! За то, что у человека на душе радость, судить грех.

— Ну а если печаль?

— Тоже не судят.

— А как же не радоваться, дорогой. В наступление какое перешли! Сколько ждали этого праздника! А твой вид, Михаил Алексеевич, прямо скажу, мне не нравится. Что-то гнетет тебя. С дочерью плохо, или по службе какие неурядицы?

Канашов поглядел на него. Суровые складки легли у рта. В опечаленных глазах — настороженность. «Сказать или промолчать? Не к месту сейчас эти личные дела». Поморцев положил ему руку на плечо.

— Напрасно ты себя мучаешь, Михаил Алексеевич! Аленцова приехала.

Разорвись сейчас бомба, может, и она бы не встряхнула сильней Канашова, чем это известие Поморцева, которое он сообщил тихо и просто.

— Аленцова?

— Да, Аленцова.

— Здесь?

— Здесь.

— Константин Васильевич, — сжал он с силой его руку. Он глядел на него, не веря и боясь, что его разыгрывают, как мальчишку. И вдруг обмяк, нервно облизывая губы. Снова сжал руку Поморцева и стыдливо потуши взгляд. — Спасибо вам, Константин Васильевич. Спасибо!

Поморцев глядел на него и не узнавал. Лицо Канашова озарилось юношеской просветленной улыбкой, в глазах светились молодые, озорные огоньки. Канашова вызвал к рации командующий армией.

— Есть, товарищ генерал. Постараемся. Есть.

С чувством важности полученного сейчас приказа командарма прорвать румынские боевые позиции, на которых задержалась стрелковая дивизия Андросова, и со смутным чувством тревоги вернулся он к Поморцеву. Он был весь там, в бою, стремился как можно скорее начать боевые действия танкового корпуса, но что-то невольно беспокоило его. Почему наши пехотинцы не взломали вражеской обороны? Не случайно он накануне предупреждал Андросова. «Не подведите нас. Не сделаете надежных ворот для танков — и прорыв может не удаться. А что же такое случилось с Мироновым, на которого он так надеялся и советовал Андросову поставить его полк на главном направлении, выходит, тоже не оправдал его надежды?»

Поморцев подошел к Канашову, всматриваясь в задумчивое лицо, пытаясь угадать его настроение.

— Путевку получил, Михаил Алексеевич?

— Все в порядке. Бьем совместно с пехотой на Клиновой и на Усть-Медведецкий.

— А что же пехота, не взяла, значит, с ходу?

— Что-то застопорились.

— Давай выручай. Они тоже тебя выручат. Поморцев обнял Канашова за плечи.

— Да только не зарывайся! По-умному. Не очертя голову.

— Есть, товарищ полковой комиссар!

Канашов влез в командирский танк, помахал Поморцеву шапкой.

Танк рванул с места, заскрежетал гусеницами и, вырвавшись, обогнал грохочущую колонну, понесся вперед, грозно покачивая орудием.

«Вот бы нам теперь встретиться в этой просторной степи с генералом Мильдером, — подумал Канашов. — Потягались бы силами, померились кто кого. Это не сорок первый и не лето сорок второго».

За командирским танком Канашова неслась стальная армада — сотни новых боевых машин последних марок, грозных танков Т-34, КВ. Попробуй останови их. Какая сила их остановит? Нет сейчас такой силы. Это хорошо знал Канашов. Вот справа от дороги вздыбились разрывы земли. Противник открыл огонь. Это бьют минометы из хутора, спрятавшегося в лощине.

— Шумейко, — командует Канашов. — Дай-ка им по-гвардейски. — Башенный стрелок, смуглый, коренастый танкист, быстро работает у орудия. Выстрелы звучат часто, один за другим. В ушах долго разносится их звон, до глухоты, которая, будто вата, забивает уши. Во рту становится кисло от газов, наполнивших танк.

Танковые бригады с ходу ворвались в хутор Клиновой вместе с пехотой и захлестнули последние траншеи врага. Уцелевшие солдаты бегут к обрывистым оврагам, но там уже засели наши стрелки. И вот уже тянется гуськом колонна пленных в бараньих островерхих папахах.

Канашов доложил Кипоренко об успешной атаке. Отдал распоряжение командирам бригад ускорить темпы движения. Свернув с дороги на обочину, он пропускал танкистов, придирчиво осматривая каждую машину.

Рассматривая в бинокль впереди лежащую местность, у балки с кустарником он увидел Миронова. Он стоял в «виллисе» и махал рукой, показывая кому-то, что надо идти вперед. Канашов приказал развернуть танк и подъехал, загораживая дорогу машине Миронова. Миронов увидел Канашова и растерялся.

— Чего же это твои орлы топчутся на месте? Выдохлись? Рановато. Дорога нам предстоит дальняя.

— Огонь сильный, товарищ генерал. Артиллерия моя позиции меняет.

Канашов понимающе кивнул головой.

— Не горюй. Мы сейчас дадим жару! Доколачивайте здесь остатки и от нас не отрывайтесь далеко.

— Постараемся, товарищ генерал!

Канашов помахал рукой, танк взревел, выбрасывая черные клубы дыма, вырвался на дорогу и, обгоняя другие танки, исчез в снежном вихре.