2

Полк Миронова выгрузился ночью на станции Калач-Воронежский. Там же, на станции, он получил пакет от комдива, в котором указывался маршрут движения в район сосредоточения. Просматривая красную змейку на карте, Миронов так и не мог представить, куда же направят полк воевать? Если судить по полученному в приказе маршруту, то на Воронежский фронт. Заветная мечта снова попасть на Сталинградский фронт не сбылась. «Но что поделаешь? Желания военных редко сбываются».

Октябрьские осенние ночи стояли холодные, темные. Но для выполнения задачи пора была, пожалуй, самая благоприятная. Бойцы не так скоро устают, лучше переносят длительные переходы, да и враг не сможет изнурять людей своими бесконечными налетами и бомбежками.

Майор Миронов ехал на лошади в голове колонны основных сил полка. Вместе с ним находился и начальник штаба Ванин. Из густой и плотной тьмы до них доносилось гудение автомашин, тарахтение повозок, сливающиеся с приглушенным топотом походных колонн. Миронов не случайно сейчас выбрал для себя это место — впереди. Надо было строго выдерживать заданное направление. А в такое темное время легко сбиться. Кроме дорог, которые указаны на карте, в степи к осени появляется много новых. Сколько за лето протоптали их местные жители, да и войска, следующие к фронту. Через каждые тридцать-сорок минут к Миронову приходили очередные донесения от разведки полка и из авангардного батальона. Они подтверждали: полк выдерживает график движения и следует по установленному для него маршруту. Миронов подумал: «Надо бы поглядеть, как совершают переход тыловые подразделения. Не отстают ли? И заодно навестить комиссара». Он находился в арьергарде. Миронов осветил фонарем карту, просмотрел новый отрезок пути и обратился к Ванину:

— Километров через пять начнется самый сложный и запутанный участок. Как бы нам не сбиться. Поезжай в первый батальон и веди до переправы. До рассвета надо переправиться через Дон. Кстати, почему-то запаздывают донесения о подготовке переправочных средств. Может, ничего не готово?

Ванин думал о том же. Мысли о переправе волновали и его, но, не желая показаться беспечным перед командиром полка, он возразил:

— Не может быть, товарищ майор! На переправу я давно выслал полкового инженера. Они на машинах.

— А если не успеют?

— Должны. Надо на всякий случай подготовить распоряжение командирам батальонов о готовности переправляться на подручных.

— На нашем берегу у Дона, — сказал Ванин, — есть леса. Там можно переждать до ночи, а полку сделать большой привал.

— Дневку устроить неплохо, — согласился Миронов. — Люди бы передохнули, привели себя в порядок. Да надо разрешение комдива получить. А вот артиллерию нашу необходимо дотянуть до правого берега во что бы то ни стало. Там она пробудет до вечера, а затем присоединится к полку.

Ванин получил распоряжение от Миронова и ускакал, а вскоре пришло донесение от полкового инженера: «Переправа на понтонах будет готова через три часа. Мобилизовал у местных рыбаков двадцать лодок».

«Молодец, — подумал Миронов, — тогда успеем». И тут же отправил донесение комдиву.

За четыре ночных марша полк Миронова добрался до указанного дивизии района сосредоточения. В последнюю ночь он сменил ранее оборонявшиеся на этом участке наши подразделения и занял их позиции.

Трудно было поверить, что такое большое количество людей, техники так быстро и незаметно разместится по траншеям, окопам, займет огневые позиции, подготовит новые и закопается в землю за одну ночь, ничем не нарушив обычные фронтовые будни прежней обороны.

Комдив позвонил, похвалил: «Молодцы, быстро заняли новые квартиры. Не тесно?» — «Добавляем, где тесная жилплощадь», — ответил Миронов. «Завтра тебе полдня на благоустройство, майор, прими участок по акту, ознакомься с обороной противника, с местностью и к тринадцати часам — ко мне на доклад».-

Миронов, скучавший все эти дни в эшелоне и на марше по настоящей командирской работе, поднял бывшего хозяина обороны — капитана — на рассвете.

— Эка вам не спится, майор, — говорил он, протирая кулаками сонные глаза. — А вот мне за три месяца, что тут торчим, все надоело до оскомины. Пойдемте на мой ближний наблюдательный. Там все хорошо видно.

Идти по узкому, в пояс глубиной, ходу сообщения было не слишком удобно. «Чего это они не сделали его как следует? Ленились, или капитан мало пользовался этим наблюдательным», — думал Миронов. Добрались они, порядком намаявшись.

— Давайте отдохнем, перекурим, — сказал капитан, утирая рукавом взмокший лоб. — Сколько ни говорил начштабу, так и не выполнили приказ. Не ход сообщения, а бороздка, хоть ужом по нему ползай. Да у нас тут последнее время полная тишина. Будто передышку война сделала. Днем еще мы их пугаем. Шарахнем из миномета, из автоматов потрещим, а ночью спокойствие. Они спят и мы тоже. Месяца два назад буйствовали здесь немцы. А сменили их румыны и вроде перемирие наступило. — Он поднялся, протянул в амбразуру руку. — Вон на ту высотку — она на левом фланге полка господствует и на карте обозначена 200.0, — так в день по семь-восемь атак предпринимал немец. А потом выдохся. Сменили их румыны и в первые дни захватили высоту, мы снова отбили. Так немцы, рассказывал пленный румын, за это их на голодный паек посадили Двести граммов хлеба и кукурузной похлебки по черпаку на нос. И условия им поставили: пока не возьмете высоты, сидите голодные. Вот они, союзнички. Ну а румыны сидели, сидели на этих харчах и с голодухи к нам побежали, в плен сдаваться. Немцы, видя, что дела плохи, выставили свои пулеметные охранные посты. Как увидят, кто из румын к нам, бьют по перебежчикам.

— Ну и что ж, не стали перебегать? — спросил Миронов.

— Какой там! Теперь ночью переходят. «Юнкерсы» он много раз пускал на ту высоту, а не отдали. Держите и вы ее покрепче, пригодится. Я на ней все хотел свой наблюдательный сделать. С нее весь передний край как на ладони.

Пока они беседовали, к ним подошел Ванин. Миронов познакомил их. Ванин положил перед собой карту и стал наносить все данные, о которых говорил капитан.

— Вон у оврага они понатыкали много мин сюрпризных. И всю ночь овраг освещают. Боятся, чтобы наши разведчики не просочились.

Пока капитан знакомил их со своим участком, Миронов стоял, смотрел на эту «знаменитую» высоту с отметкой «двести», густо заросшую бурьяном, на овраги, перерезающие наши и вражеские позиции, и думал: «А может, совсем скоро, через несколько недель, месяц, нам придется помериться силами на этой земле? Вот и надо как можно больше знать о противнике, его слабые места».

— Надо, — сказал он, обращаясь к Ванину, — вызвать сюда наших разведчиков, полкового инженера, а я пойду готовиться к докладу комдиву. Принесете мне все данные и акты о смене.

Трудно ночью на незнакомой местности, изрезанной балками и оврагами, отыскать одинокий блиндаж комдива, который ничем не отличается от сотни других. Миронов недоумевал: «Неделю назад, хорошо помню, был здесь. Или перешел куда комдив?»

— Значит, долго разыскивал? — спрашивает полковник Андросов. — Вот что значит маскировка, — с нескрываемой радостью обратился он к своему начальнику штаба подполковнику Выгловскому. — Ну ладно, садись, отдыхай. Ты еще скоро меня отыскал. А вот твои орлы из батальона Крузова неделю свой батальон не могли найти, хорошо, пленный румынский солдат дорогу им показал. — В блиндаже все смеются. — Ты за Крузовым смотри! Чудаковатый он у тебя. Наблюдательный пункт выбрал на самом пупке высоты. Два дня румыны по нему из минометов колошматят. Вроде солидный пожилой мужчина, а ведет себя, как мальчишка.

«Опять мне этот Крузов. Там горя хватил с ним, когда полк готовил, и на фронте снова: не успел прибыть — отличился, замечание от комдива», — думал Миронов.

— Как у тебя дела с подготовкой? Идут?

— Изучаем противника, в землю зарываемся. Что нам еще делать? Сегодня вечером два перебежчика пришли. Румыны.

— Скоро, скоро работа будет, — сказал задумчиво Андросов. — Не на отдых приехали.

Миронову очень хотелось спросить комдива: «А когда же будем наступать?»