Глава 29.

Гевин

– Дерьмово выглядишь, – заявляет Грэхем, когда я вызываю лифт, чтобы вернуться на свою виллу. Сегодня был чертовски длинный день, включающий в себя пресс-конференцию, интервью и тренировочные игры в «Белладжио».

Теперь, когда мое имя снова появилось в заголовках газет – спасибо за это засранцу Харли Сент-Джеймсу, – каждый отель на Стрип и за пределами Вегаса жаждет видеть меня за своими столами, желая получить кусочек безумия от СМИ вокруг меня.

Каждая победа казалась глупой. Глаза игроков блестели в надежде выиграть у лучшего в мире, но все уходили с потухшим взглядом и с огромной дырой в кармане. За несколько дней я заработал денег больше, чем за весь прошлый год, и это не предел.

Нет, мне не всё время выпадала «хорошая рука». Просто я был умным. Я не идиот, поэтому сбрасывал карты, если понимал, что расклад не в мою пользу. Я не торопился, изучая своих противников, а затем, когда приходило время, уничтожал их точно так же, как во второй раз уничтожу Харли.

– Спасибо, придурок, – отвечаю я, когда открываются двери лифта. – Ты что-то хотел?

Мы оба входим в кабину, я нажимаю кнопку, держа одну руку в кармане. Уверен, что у меня на лице написана усталость.

Так много я не играл в покер со времен молодости. Тогда я только начинал, желая отточить мастерство. В те времена я даже опускался до уровня игорных столов для туристов, просто чтобы ощутить карты в руке, почувствовать трепет от очередного выигрыша.

Сейчас же я не чувствую остроту ощущений. Никакого электрического разряда в венах от взятия банка, никакого чистого восторга от разгрома противника. И мне не хочется отпраздновать очередную победу трахом на вилле со случайной шлюхой.

– Давно не виделись, подумал, что мы могли бы наверстать упущенное? – неуверенно предлагает Грэхем.

– Нет настроения, – бормочу в ответ, выходя из лифта и используя ключ-карту, чтобы войти в свой номер. Грэхем без приглашения следует за мной и устраивается на одном из барных стульев возле кухонного островка.

Не обращая на него внимания, я подхожу к бару и наливаю себе двойной виски.

– Что ты на самом деле здесь делаешь, Грэхем? – спрашиваю я, смотря на неоновые огни, освещающие Стрип.

– Мы со Скоттом переживаем за тебя.

– С чего вдруг? – я с возмущением поворачиваюсь к нему. – У вас нет повода для беспокойства.

– Ты отдалился. Мы долго от тебя ничего не слышали, а твоей физиономией я могу любоваться только по телеку.

– О, мой сладенький друг нуждается во внимании?

Я подхожу к нему и похлопываю его по щекам.

– Не будь кретином, – говорит Грэхем, отпихнув мою руку. – А с ней ты разговаривал?

– С кем? – любопытствую я, прекрасно понимая, о ком он говорит, но мне хочется потянуть время, потому что каждый раз, когда я думаю о Пенелопе, то представляю её прекрасное, но подавленное от моих слов лицо. Тяжелее всего знать, что она все еще проживает в отеле, так ко мне близко, но совершенно недоступна.

– С Нелл, – без заминки отвечает Грэхем. – Не делай вид, будто не знаешь, о ком я. Ты говорил с ней?

– Зачем мне с ней разговаривать? Она ясно дала понять, что между нами все кончено, хотя на самом деле между нами ничего даже не было. Какое-то время мы неплохо потрахивались, но мне это наскучило.

Каждая буква, произнесенная моим долбанным ртом – ложь. Ложь, пропитанная такой ненавистью к себе, что я едва могу слышать то, что говорю. Проще злиться и дать гневу блуждать внутри, чтобы потом использовать его против любого, кто попытается «помочь» с твоей проблемой. А уж когда дело доходит до меня, то здесь вообще ничем не помочь.

Такая моя жизнь.

Я хастлер (прим.перев.: профессиональный игрок в покер).

Игроком родился, игроком рос и, будь я проклят, если кто-нибудь попытается это у меня отнять. Даже, если это маленькая брюнетка с карими глазами и гребаным золотым сердцем.

Грэхем подходит ко мне сзади и толкает, отчего я падаю на диван.

– Какого хрена! – кипячусь я, смотря на свои мокрые от виски руки.

– Знаешь, Гевин, мы знакомы уже давно. Я видел, через что тебе пришлось пройти. От победы в Монте-Карло до посещения могилы отца. Я видел вереницу женщин, которые входили и выходили через двери твоей виллы без намерения вернуться. Я видел, как ты впадал в депрессию и прожигал жизнь, вместо того, чтобы ею наслаждаться. Но вот по-настоящему счастливым, настолько счастливым, что твоя улыбка растягивалась от уха до уха, не видел. Пока не появилась Нелл.

– Давай не будем об этом, – предупреждаю я, потому что мое сердце вырывается из груди при каждом упоминании имени Пенелопы.

Даже в самых смелых мечтах я не представлял, что Грэхем заговорит со мной о Пенелопе. Он эгоистичный мудак, который проводит больше времени, любуясь на себя в зеркало, чем на окружающих. Так что меня не просто шокирует, мне абсолютно не надо, чтобы он задвигал свое тщеславие даже на пару секунд и влезал в мои дела.

– А почему это так тебя задевает? – спрашивает Грэхем.

– Меня? – указываю на себя и обхожу кухню, чтобы вытереть руки. – Почему это так беспокоит тебя, Грэхем? Когда ты начал переживать о женщинах, с которыми я сплю?

– Нелл не просто женщина, с которой ты спал, Гевин. Она нечто большее. У меня к тебе вопрос: почему ставишь во главу какой-то гребаный покер? Ты уже знаешь, что ты лучший, какой тогда смысл?

Я смотрю Грэхему в глаза, пока вытирая руки, до боли сжимаю полотенце.

– Все просто, Грэхем. Меня не интересуют длительные отношения.

– Полная хрень. Это все гребаный бред, и ты это знаешь. Скажи, ты просто боишься?

– Почему, черт возьми, я должен бояться женщины? Я считал, что ты знаешь меня лучше.

– Ты боишься не Нелл, придурок, ты боишься, что люди поверят, что ты пошел по стопам отца.

Ну, если это не Божья правда, то я не знаю, что тогда. Всю свою взрослую жизнь я делал все возможное, чтобы не закончить, как отец: не проиграть и не потерять жизнь из-за женщины, которая забудет о тебе сразу, как твое тело станет холодным. Почему я должен вести себя по-другому сейчас?

– Я не боюсь стать похожим на отца, я просто не хочу, чтобы люди видели какую-либо связь между нами.

– А почему бы и нет? Из моих воспоминаний, твой отец был эмоциональным и добрым человеком. Он, возможно, не очень хорошо это показывал, но любил тебя и...

– Он, бл*ть, не любил меня! – бросаю в ответ, прерывая Грэхема. – Если бы он любил меня, то не проводил бы каждый час за столом в погоне за тем, что у него уже было.

Отступив назад, Грэхем стучит по барной стойке перед собой и засовывает руки в карманы.

– Ну, в таком случае, ты на самом деле как твой отец, Гевин. – Покачав головой, он неторопливо идет на выход. – Ты много всего выиграл и доказал свою состоятельность. Ты добился успеха, дальше больше некуда. Ты продолжаешь гоняться за мечтой, которую уже осуществил, в точности как он. Сейчас настало время жить вне карт и покерных фишек. Надеюсь, Нелл будет рядом, когда ты, наконец, вытащишь голову из задницы. Если ты, конечно, это вообще сделаешь.

Не сказав больше ни слова и не дожидаясь моего ответа, Грэхем уходит. Щелчок дверного замка эхом разносится по моим очень пустым, очень холодным апартаментам.

– Бл*ть, – бормочу я, впиваясь в лоб пальцами, чувствуя, как в основании черепа начинает формироваться сильная головная боль.

Оказавшись в спальне и начиная раздеваться, я обдумываю последнее заявление Грэхема. Неужели я так зациклился на том, чтобы не влюбиться в женщину, как мой отец, что гонюсь за тем, что никогда не сделает меня по-настоящему счастливым? Ставить вот так под сомнение всё, на чем была основана твоя жизнь, – это пиз*ец как сбивает с толку. Я чувствую нарастающее в теле напряжение, пока живот сжижается от крутящихся в голове вопросов.

Быстро подготовившись ко сну, даже не утруждая себя ужином, я проскальзываю между прохладными простынями и таращусь в потолок, заложив руки за голову.

Когда я впервые ее увидел, то захотел трахнуть. Я хотел трахнуть ее сильнее, чем любую другую женщину когда-либо. Поэтому я поторопился сделать то, что умею лучше всего. Преследовал, поймал и заклеймил.

Но мне было мало.

По какой-то непонятной причине мне нужно было больше. Мне нужно было сделать ее своей, убедиться, что она будет выкрикивать ночами только мое имя, видеть ее яркую улыбку по утрам и чувствовать ее маленькое, гибкое тело возле своего во время сна.

И знаете что? Будь я проклят, если не наслаждался каждым моментом ее присутствия.

Но это пора было прекращать. Я знаю, что происходило. Меня пугало, что я шел по стопам отца, но я отказываюсь гравировать на себе клеймо позора.

Так почему все ощущается таким чертовски неправильным? Почему я чувствую, что теряю контроль? Почему мне кажется, что я не могу дышать? Я зажмуриваюсь, когда образы Пенелопы проносятся в моем разуме: как ее волосы раскидываются по моей обнаженной груди, как она сладко мне улыбается и дерзит. Картинки затуманивают мой разум, а острая боль пронзает моё гребаное сердце.

Без нее в постели холодно и одиноко. Без нее всё в комнате кажется мрачным, унылым и ненужным.

– Бл*ть! – снова выкрикиваю я, ударяя кулаками по матрасу.

Сдавшись, хватаю телефон и открываю список сообщений. Последнее я отправлял Пенелопе более двух недель назад.

Две гребаные недели назад!

Дерьмо.

Поскольку я мазохист и нуждаюсь в очередной дозе боли, я набираю сообщение.

ГЕВИН: Я скучаю по тебе.

Это не ложь, это чистейшая правда. Я чертовски по ней скучаю. Я скучаю по всему в ней, начиная от сломанного каблука на ее изношенных туфлях, до ее вспыльчивости и до того, как она стонет мое имя в момент кульминации.

Прежде чем я успеваю собраться с мыслями, мобильник оповещает сигналом о пришедшем ответе, возвращая меня к реальности.

ПЕНЕЛОПА: Оставь это, Гевин. Ты все еще планируешь завтра играть?

Я ни секунды не сомневаюсь.