Глава 17.

Гевин

Раздражающее бибиканье пробуждает меня от глубокого сна, за который должен благодарить Пенелопу. В последнее время я был в напряженном состоянии из-за того, что не мог выбросить девушку из головы, но вчера, когда засыпал, держа ее в объятиях, расслабился впервые за долгое время.

Так и не открыв глаза до конца, выключаю будильник на телефоне и поворачиваюсь, чтобы снова обнять Пенелопу. Несмотря на отсутствие способности мыслить здраво из-за утренней комы, в которой нахожусь, я не против утреннего секса, а может, даже секса в душе.

Пошарив рукой по второй половине кровати, пытаюсь нащупать девушку, но ее нет.

Какого хрена?

Открываю глаза, рукой защищаясь от яркого солнечного света, просачивающегося через окно, и замечаю, что вторая половина кровати полностью пуста.

Сажусь и потираю глаза ладонью, а затем оглядываю комнату и вижу, что женская одежда больше не разбросана по полу.

Я помню, что срывал с Пенелопы ее вещи, бросая их на пол, даже не думая о том, чтобы аккуратно сложить. Так что отсутствие одежды может говорить только об одном...

Свесив ноги с кровати, встаю и направляюсь в ванную. Погружаясь в обычную утреннюю рутину, пытаюсь убедить себя, что Пенелопа на кухне, может быть, готовит завтрак. Она не могла бросить меня после прошлой ночи. Она не сбежала...

Умывшись, смотрю в зеркало, пока мою руки и изучаю свое потрепанное отражение. Волосы выглядят так, будто женщина запускала в них пальцы всю ночь, а темные круги под глазами, которые обычно у меня с утра, заменены кругами удовлетворенного мужчины.

Но мне кажется, что это ненадолго. Не знаю, исчезнет ли когда-нибудь моя тяга к Пенелопе.

Натянув шорты, заглядываю еще раз в комнату убедиться, не пропустил ли где-нибудь деталь одежды, которая принадлежит брюнетке, вчера взорвавшей мой мир.

Ничего.

С затаенным страхом, иду по коридору и по холодному деревянному полу в зону гостиной.

К глубокому разочарованию, попадая в открытое пространство, я не вижу признаков Пенелопы. Только передняя дверь открыта, а комната не выглядит так, будто кто-то проводил в ней время с прошлого вечера.

— Бл*дь, — бормочу себе под нос, снова потирая глаза.

И у меня нет ее номера, чтобы позвонить и спросить, какого хрена она незаметно ушла.

Это не должно меня беспокоить. Я не должен переживать из-за ее ухода. Черт, обычно по утрам сам выталкиваю женщин за порог, или моя горничная выгоняет их во время ежедневной уборки. Я должен быть счастлив, чертовски благодарен за то, что не было неловкого утра и разговоров о том, какая прекрасная ночь у нас была.

Бл*дь, это не просто прекрасная ночь. Это лучший секс в моей жизни.

Я бы с удовольствием трахнул ее три раза подряд, если бы не отключился. Трахал бы ее, пока она не забыла все, кроме моего имени.

— Черт.

Заходя на кухню, наливаю себе кофе и иду к окнам в гостиной. Почесывая грудь, отпиваю кофе и наблюдаю за тихим городом перед собой и людьми, бредущими по улицам в такую рань.

На расстоянии слышу, как мой телефон звонит в спальне. По какой-то отчаянной причине думаю, что это Пенелопа, поэтому несусь к нему, спотыкаясь о коврик в гостиной и ударившись пальцем ноги о журнальный столик.

— Бл*дь, бл*дь, бл*дь, — ругаюсь, хромая остальную часть расстояния, и по пути пытаясь не расплескать остатки кофе.

Даже не смотрю на имя входящего абонента, когда отвечаю:

— Алло? — говорю в панике. — Это ты? Пенелопа?

— Если это так, то у меня довольно грубый голос, тебе так не кажется?

Черт, это Скотт. Спасибо, бл*дь, что не Грэхем. Он бы никогда не спустил мне то, как я ответил на звонок.

— Ох, привет, как дела? — говорю небрежно.

— Я позвонил узнать, не оставил ли свой бумажник у тебя прошлым вечером, но теперь мне интересно услышать, почему ты решил, что тебе звонит Пенелопа?

— Где ты оставил бумажник? — спрашиваю, игнорируя намерение Скотта влезть в мое личное пространство.

— Как насчет того, что ты расскажешь, чем закончился вчерашний вечер, а я скажу, где, как я думаю, остался мой бумажник?

Я ставлю кружку на столик и ложусь на кровать.

— Это сделка? Ты же понимаешь, что я могу забить на твой бумажник?

— Я дам тебе двадцать долларов за...

Массирую лоб.

— Твоя любовная жизнь настолько жалкая, что ты готов заплатить двадцать баксов, чтобы услышать о моем вечере?

— Романтические комедии, которые я смотрю, больше не вставляют, — шутит он. — Да ладно тебе, мужик, просто расскажи, что случилось с Пенелопой? Она, по крайней мере, в порядке?

— Хотел бы знать, — отвечаю честно. — Она улизнула утром, прежде чем я смог убедиться.

— Нееееееееееет, — если бы у мужика не было огромных бицепсов почти как у Дуэйна Джонсона, я бы решил, что он женщина.

— Куда делись твои яйца? Ты оставил их в раздевалке спортзала?

Какое-то время на другом конце провода тишина, прежде чем он отвечает:

— Ты знал, на что подписался, когда попросил меня быть твоим другом.

— Почему ты говоришь так, будто я делал тебе предложение чертовым браслетом дружбы?

— Это были часы, и я принял их со слезами счастья, — лжет Скотт саркастично. — Теперь серьезно, ты трахнул ее прошлой ночью?

Почему из уст Скотта это звучит так мерзко? Обычно такая формулировка вопроса не задела бы, если бы разговор шел о другой женщине. Но по отношению к Пенелопе это казалось грубым. Пенелопа не просто девушка для траха.

— Да, и прошлой ночью у нас был секс.

— И?..

Ублюдок настойчивый. Зная, что он не отстанет, решаю заставить его что-нибудь пообещать мне, прежде чем продолжу.

— Если расскажу тебе, ты поклянешься на своих яйцах, что не ляпнешь Грэхему? Не хочу, чтобы придурок подкалывал меня, особенно после того, как вчера я нанял Пейдж, чтобы насолить ему.

— Обещаю, — отвечает Скотт со слишком большим рвением.

Вздохнув, я рассказываю ему о неудачах Пенелопы на прослушиваниях, о которых я и понятия не имел. Догадывался, что она приехала в Лас-Вегас по какой-то важной причине, работая от зарплаты до зарплаты, но никогда бы не догадался о ее стремлениях. Хотя после ее гибкости вчерашней ночью, я мог бы сложить два и два.

— Черт, должно быть это изводит ее.

— Да, — отвечаю и снова тревожусь за нее. — И когда я сказал, что помогу ей с помощью своих связей, она меня поцеловала. Наша игра в кошки мышки заключалась в том, что я преследовал ее, поэтому, когда она поцеловала первой, это застало меня врасплох.

— Звучит волшебно, — приходит Скотт в наигранный восторг.

— Пошел ты.

Мы оба смеемся.

— Что дальше? Ты погрузился в дырочку ее пончика?

— Что с тобой не так? Никто так не говорит, но да, это случилось. И, бл*дь, Скотт, мне правда показалось, что мой член может взорваться от того, как кончал, и затем я вырубился, как какой-то недоумок.

— Серьезно? Ты не пошел на второй раунд?

— Я как будто превратился в гребаного нарколептика. Просто отключился. Проснулся только утром по будильнику.

— Черт.

— Уж мне ли не знать, — сажусь на кровати и упираю локти в колени, прижимая телефон к уху. — Такое чувство, будто она меня чем-то накачала прошлой ночью. В последнее время я был неспокойным, и все изменилось, когда, наконец, смог обнимать ее. Так было, пока я не проснулся утром и обнаружил, что Пенелопа ушла, не оставив даже сраной записки. Сейчас я снова раздражен.

— Ну и ну, Гевин Сент. Не думал, что ты способен чувствовать, как мы, обычные люди.

Я ворчу:

— Вот почему я не хотел тебе ничего рассказывать, — иду в ванную и включаю душ. — Худшая часть в том, что у меня нет ее номера, поэтому даже не могу позвонить ей, если захочу.

Скотт замолкает, и мне почти слышно, как крутятся шестеренки у него в голове.

— Слушай, ты случайно не знаешь, где она живет?

Как будто бы облака расползаются, и солнце светит прямо на меня, надежда почти освещает меня.

— Знаю.

— Ты можешь принести ей маффины. Завтрак, который она, должно быть, пропустила. Снова возьми инициативу в свои руки.

Впервые за все время дружбы со Скоттом, я рад, что поговорил с ним о женщине и чувствах.

— На самом деле это очень хорошая идея.

— Знаю, — отвечает с гордостью.

— Спасибо, мужик. Мне нужно принять душ, поговорим позже.

— Подожди, — кричит Скотт в трубку, прежде чем я успеваю ее положить. — Мой бумажник. Я оставил его у тебя?

Я видел его бумажник ранее, когда споткнулся об журнальный столик, поэтому сообщаю, что он у меня.

— Да. У тебя есть ключ. Бумажник на журнальном столике.

— Спасибо, дружище.

Закатив глаза, кладу трубку и начинаю обдумывать, что надену. Пришло время повысить градус.

***

Мне не нравится место, где живет Пенелопа. Совсем, бл*дь, не нравится. Нет никакой безопасности, и любой незнакомец может войти в здание. Стены невероятно тонкие, и пока я иду по жилому комплексу, слышу, как соседи ругаются, кто-то кого-то трахает, плачет ребенок. Это место не для Пенелопы... и не для Пейдж.

На краткое мгновение меня посещает мысль, что сказал бы Грэхем, узнав, что Пейдж живет в таком месте. Озаботило бы это его? Предложил бы он ей другое место для жилья? Черт, я бы с удовольствием утащил бы их в «Парагон», чтобы больше не возвращаться сюда. Если откуда ни возьмись выскочит таракан и начнет грызть мой сосок, я не буду удивлен.

Ох, посмотрите, крыса ест таракана. Фантастично, бл*дь.

Держа в руках коробку со свежеиспеченными маффинами и кофе, я стучу в их входную дверь.

Из-за тонких и дешевых стен, я могу слышать разговор Пенелопы и Пейдж за ними.

— Кто это может быть?

— Не знаю. Возьми бритву на случай, если жуткий Дейв снова ищет бритвенные лезвия.

Да, мне, бл*дь, совсем не нравится, что она здесь живет.

— Еще слишком рано для жуткого Дейва. Я посмотрю в дверной глазок, — голос Пейдж становится более отчетливым, когда она приближается к двери. — О, боже мой, Нелл, это Гевин.

— Что? — в голосе Пенелопы паника. Я сохраняю серьезное выражение лица, на случай, если они все еще смотрят на меня через дверной глазок. — Что он здесь делает? Не открывай. Если мы сделаем вид, что нас нет дома, он может уйти.