Изменить стиль страницы

Маар натянул поводья, останавливая взмыленного скакуна. Шед, что следовал рядом, заподозрив неладное, обернулся.

— Поезжайте. Я вас догоню, — бесцветным голосом бросил Маар команду.

Но Шед только хмуро покачал головой.

— А если не вернёшься?

Маар смерил его потемневшим взглядом, раздражённо сжав в кулаках поводья, дёрнул, разворачивая скакуна, пуская его обратно к селению, удаляясь от отряда. Он убьёт асса́ру и нагонит. Маар должен это сделать, иначе — Шед прав — он не вернётся, асса́ру завладеет его душой. Уже завладела. Ван Ремарт мысленно сжимал в кулаке рукоять ножа, и его кровь кипела ядом. Какая это уже по счёту попытка убить её? Теперь у него нет выбора: или она умрёт, или умрёт он. Исга́р внутри него бушевал, раскачивая волны жидкого огня. Огненное око поднялось достаточно высоко, Маар терял время, и всё из-за этой дрянной девчонки!

Селяне уже занимались утренними хозяйскими заботами: мужчины кололи дрова, носили сено в стойла, женщины стирали в ледяной речной воде одежду. Увидев всадника, побросали всё, уставившись на ворвавшегося в деревню Маара. Страж поднялся по ступеням, вошёл в дом старосты, сдёргивая нож с пояса. Староста не заметил, как он вошёл, Маар застал его тогда, когда он нависал над старшей дочерью, дёргая ту за косу, и крепко ругал. Она плакала, на щеках блестели слёзы, но увидела стража, и внутри неё всплеснул жар — она была счастлива увидеть его вновь. Маар это ощущал. Староста, заметив сразу оружие в руках стража, вытянулся, закрывая собой дочь, но Маара она нисколько не интересовала. Гость, не сказав ни слова, зашагал в комнату, где осталась Истана, толкнул дверь. Женщина, что находилась внутри, даже плошки из рук выронила.

— Оставь нас, — приказал ей ван Ремарт жёстким голосом.

— Не надо, мениэр, прошу! — взмолилась глухо женщина, преграждая путь к лежащей недвижимо девушке. — Это последняя асса́ру, пощади, не убивай! Прошу! Не надо! Она ещё совсем юная!

Но Маар её не слышал, смахнул в сторону и шагнул к Истане, занося нож над её грудью. Всего лишь на мгновение, но рука будто отяжелела, Маар втянул воздух глубже, смотря на белое лицо Истаны, белую шею и грудь в разрезе сорочки, резко выдохнул, сжав рукоять. Ударил, метясь в самое сердце.

Женщина, что замерла с ужасом в глазах, прикрыв ладонью рот, побелела и не шевелилась.

Он проклят! Он уничтожил самого себя! Маар отнял руку, он не сделал и царапины на её жемчужной коже. Остриё застыло над самой кожей, будто воздух был твёрдым льдом, не пропустил дальше. Рука, в которой Маар сжимал нож, задрожала от натуги, как и сам он. Страж опустил руку и тут же с громким рыком со всей злостью вонзил нож в брус стены, разразившись проклятием.

***

Маар перенёс асса́ру в более просторную и светлую комнату. На верхнем ярусе дома старосты было куда тише и спокойнее. Снегопад уже два дня не прекращался, сливая небо с землёй в одно белое полотно, на несколько шагов вперёд уже ничего не было видно. Истана не приходила в себя. Несколько раз Маар порывался оставить её, но каждый раз возвращался сюда, в эту комнату, садясь напротив её постели в дальний угол, и в полной тишине смотрел на неё неотрывно. Очнётся ли она вообще? Что, если не очнётся? Внутри Маара бурлила борьба, он не знал, чего хочет больше, его разрывало на части. Он желал, чтобы она не проснулась, и ему стало бы легче, и одновременно страшился того, что больше не увидит эти невыносимо голубые глаза.

Время давило, его отряд теперь далеко. Маар уже не мог оставаться на месте. Противоречия вскипали в нём вулканом. Почему не убьёт её, великий Бархан! Ведь он станет свободным. Маар дышал ровно, сидя в погружающейся в сумрак комнате наедине с асса́ру, чувствуя её тепло, её едва заметное дыхание. Он терпелив, он подождёт, пусть высшие силы решат, что ему делать. Маар поднялся, поджёг фитили лампы, и комната погрузилась в неровный оранжевый свет. Мужчина подошёл к спящей девушке. За это время он изучил её всю, даже самые незначительные черты её лица: небольшую родинку на шее, тонкую полоску шрама над правой грудью… интересно, откуда она у неё появилась? Её губы, особенно её губы, прямую линию рта, один край которой был приподнят, словно в ухмылке.

Маар протянул руку, подобрав лёгкий белый локон, пропустил через ладонь, ощущая, как внутри накаляется всё: каждая мышца, каждый нерв. Маар продолжал хотеть её безумно, и это желание уже не могло умещаться внутри него, оно рвалось наружу огненным вихрем. Страж коснулся её подбородка, очертив его плавный контур, тронул подушечками пальцев мягкие губы девушки, пусть и бледные. Маар остро хотел к ним прильнуть своими губами, почувствовать их вкус, именно её губ. Его яйца сжались до боли от этой мучительной жажды. Маар отступил. Впервые ему не хотелось ни одной другой, только её. Только она может утолить голод, который разбудила в нём.

Шелест одеяла заставили его застыть, а потом обернуться. Истана положила руку на живот и открыла пронзительно голубые глаза. Взгляд её устремился на него, выхватывая из полумрака комнаты силуэт, облитый густым светом огней. Протянулась, казалось, вечность до того мига, когда вдруг синева глаз девушки замутилась влагой. Истана поджала губы, и крылья носа её задрожали. Ей было больно, Маар ощутил эту муку, как свою собственную, остро, внезапно, она разлилась ядом, отравляя. Страж в один шаг оказался возле неё, асса́ру отпрянула, выставив ослабшие руки вперёд, выставляя преграду, растопырив дрожащие пальцы.

— Не прикасайся… ко мне… — прошелестел в неподвижной тишине её голос, по щекам девушки скользнули блестящие капли.

Она не хотела его видеть, она хотела умереть, посмотрев в это зеркало, но не вышло, Верховный вернул её обратно в руки Маара. Мужчину обожгла ненависть, исходящая из сердца девушки. Такого сильного порыва он ещё не испытывал от неё. Страж сощурил глаза, наблюдая за ней свысока, дыхание его утяжелилось, он не понимал, что с ней.

— Ты ослушалась меня, ты посмотрела в зеркало, хотя я запретил тебе это делать, ты глупая, асса́ру. Ты заслуживаешь наказания.

— Провались ты в Пекло, ничтожество! — зло выплюнула она, пронизывая стража колючим взглядом.

Маар приподнял темную бровь. Вот как? Маленькая дрянь решила сбросить свой морок и показать истинное лицо?

Глаза её искрились самым холодным льдом, что сковывал чрево Бездны, губы налились краской — бордовая роза, а кожа белая, как сливки. Великолепное сочетание. Грудь под тонкой тканью вздымалась судорожно и опадала, Маар опустил взгляд вниз, туда, где находились тепло и мягкость, такие вожделенные для него сейчас и такие недоступные одновременно.

— Как ты меня назвала?

— Ты ничтожество, будь ты проклят, ублюдок, — просипела она.

Маар пригвоздил её взглядом к постели, оглохнув от всплеснувшегося в нём гнева. Девушка хоть и оцепенела, напряглась, сжимая в пальцах постель, но быстро смахнула себя страх, приподняв гордо подбородок. Бесстрашная глупая асса́ру.

Страж обрушился на неё мгновенно. Истана отшатнулась, но теперь бежать некуда, теперь уже нет. Ум застелила огненная пелена, всё тело Маара залило тяжёлым жаром. Он трахнет её прямо сейчас, и плевать на все запреты, что он дал себе. Пора укротить эту несносную суку. Он прыгнул на постель, как дикий молодой барс, ловя асса́ру за ногу. В один миг она оказалась под ним, вскрикнуть не успела. Да если бы она и кричала, никто не посмел бы сюда войти, пусть и слышны были звуки, доносившиеся снизу, хозяева, верно, сбирались за общий стол.

Маар собрал полы её сорочки, рванул, ткань с жалким треском распоролась на её гибком теле. Мужчина прошёлся ладонями по упругой груди с розовыми нежными сосками, по плоскому животу, по мягкому пушку меж бёдер. Он прижал Истану своим разгорячённом и возбуждённым телом, качнув бёдрами, исступлённо потёршись каменным членом о её тёплое маленькое лоно. Асса́ру вцепилась в исга́ра, царапая его лицо и плечи.

— Я тебя ненавижу! — сорвался её голос на хрип, девушка глотала слёзы. — Будь ты проклят. Ублюдок!

Маар расправил штаны, высвободил налившийся горячей сталью член. Зажав одной рукой тонкие запястья девушки над её головой, скользнул губами по её мокрой скуле, собирая солёную влагу — её слёзы, слизывая их. Истана замолкла, поморщилась, отворачивая лицо, изгибаясь, чтобы хоть как-то отстраниться, но бесполезно.