ОТРЯД ИДЕТ В РЕЙД
Через три дня, 10 ноября 1943 года, отряды начали расходиться. В далекий рейд до Припяти отправился отряд Лагутенко. Витя Котик ушел с ним.
В тот же день на полянке перед штабом выстроился отряд Музалева. Правда, пока в нем было только восемь человек. Среди них стояли в строю Степа Кищук, Коля Трухан и Валя Котик. Все были одеты по-зимнему: стеганые брюки, ботинки или сапоги, ватники, шапки-ушанки. У каждого по две винтовки или автомата (это для тех, кто по пути вольется в отряд), за плечами вещевые мешки с хлебом, консервами, патронами, взрывчаткой и прочим снаряжением. Подошли Олексенко, Одуха, Кузовков, Шверенберг; вокруг собрались партизаны.
— Товарищ командир соединения, отряд готов отправиться в рейд! — отрапортовал Музалев.
Перед маленькой группой Музалева поставили задачу — идти на юг, на Украину, по пути сформировать из местного населения партизанский отряд, обосноваться и действовать на Шепетовщине.
— Задача ясна? — спросил Одуха.
— Так точно! — отчеканил Музалев.
— Ну и хорошо, — уже по-простецки закончил Одуха и крепко расцеловался с Музалевым.
Первые восемь бойцов будущего отряда Музалева покинули лагерь.
Нелегок был путь партизан. Отягощенные ношей, они шли по размытым дождями дорогам, по еле заметным тропкам, по болотистой, вязкой почве, пробирались сквозь лесные чащобы.
Первым сдал Степа Кищук. Он опустился на землю, отер со лба пот и простонал:
— Пока не сбросите груз, я никуда не пойду. Не могу больше!
Валя подошел к Степе и молча протянул руку, чтобы снять с его плеча винтовку.
— Дай помогу.
— Чего?..
Степа грубо оттолкнул Валину руку:
— Ладно, сам понесу. Тоже мне, помощник!
К вечеру дошли до небольшой поляны и расположились на отдых. Ребята сбросили ношу, расправили отекшие спины и с аппетитом принялись за еду. Вдруг в кустарнике послышался хруст. Все насторожились, взялись за оружие. Кустарник раздвинулся, и из него высунулась белая лошадиная морда. Лошадь смотрела на людей большими черными и, как показалось Вале, влажными и немножко грустными глазами. Как она очутилась здесь, в лесу?
— Ой, смотрите, коняга! — восторженно воскликнул Валя.
Он подошел к лошади и протянул ей кусок хлеба. Лошадь понюхала хлеб дрожащими широкими ноздрями и, обнажив розоватые десны, осторожно взяла его. Валя гладил лошадь и просил Музалева:
— Иван Алексеевич, возьмем с собой конягу. А, дядя Ваня?
— Ага, — поддержал его Степа, — нагрузим ее, легче идти будет…
В это время в небе послышался гул самолета. Самолет низко пролетел над лесом, развернулся и начал кружить над поляной.
— Прячься! — скомандовал Музалев.
Все кинулись врассыпную и скрылись в кустарниках. Самолет сбросил мелкие мины и гранаты. Лошадь заметалась по поляне. Она шарахалась из стороны в сторону. Высунувшись из кустарника, Валя манил к себе лошадь, он хотел было броситься к ней, загнать в кустарник. Но рядом разорвалась граната и разнесла лошадь в клочья.
Самолет отбомбился и улетел. Партизаны снова собрались на полянке, навьючили на себя снаряжение и двинулись дальше…
Через два дня партизаны расположились недалеко от большого села, в котором, по рассказам крестьян, располагался штаб крупной воинской части. Музалев, видимо, принял какое-то важное решение.
— Котика ко мне! — обратился он к сопровождавшему его партизану.
По улицам села идет мальчик-оборвыш. На нем грязные лохмотья, обут он в худые лапти. На боку висит сума с корками сухого хлеба и объедками. Оборвыш то остановится, то пойдет дальше, гнусавым голосом выпрашивая милостыню. Особенно часто он останавливается возле тех хат, где расквартированы немцы, стоят автомашины и мотоциклы.
Так Валя обошел все село и направился к окраине. У крайней хаты он заметил две танкетки. Возле них стояло несколько солдат. Из хаты вышли еще двое гитлеровцев. В руках у них были узлы, подушки, самовар.
Мальчик ускорил шаги, притаился за соседним плетнем и стал внимательно наблюдать. Во дворе беззвучно плакала старуха, добро которой вытаскивали из дому солдаты.
«Грабят!» — догадался Валя. Он сунул руку в суму и вытащил из-под корок хлеба две немецкие гранаты. Бросок, еще бросок! Ближняя танкетка вспыхнула. Один из солдат упал. Остальные побросали награбленные вещи, толкая друг друга, вскочили во вторую танкетку, и она сорвалась с места. Из дома выскочил задержавшийся солдат. Пытаясь догнать своих, он неистово орал: «Партизанен! Партизанен!»
Старуха от неожиданности перестала плакать и испуганно прижалась к стене. Она так и не могла понять, что произошло на ее глазах несколько секунд назад.
А Валя легко перепрыгнул через плетень и пустился наутек. Он слышал, как в селе застрочили автоматы.
Валя сделал большой крюк и долго плутал по лесу, прежде чем выйти в расположение партизан.
Юный разведчик доложил Музалеву, сколько примерно солдат находится в селе, сколько у гитлеровцев машин, танкеток, орудий. Мальчику удалось разведать, в какой хате расположен штаб и как его охраняют. От зорких глаз не ускользнуло и то, что от штаба к деревьям тянется толстый телефонный кабель. Но где он пролегает дальше, установить не удалось.
Последнее сообщение особенно заинтересовало Музалева. Он слышал, что где-то здесь проложен прямой провод, соединяющий армейские штабы со ставкой Гитлера в Варшаве. Может быть, на него и наткнулся разведчик? Пусть даже не тот, все равно…
— Плохо, Валя, плохо… — задумчиво сказал Музалев и пристально посмотрел на паренька. «Нет, после истории с гранатами его посылать больше нельзя…»
По взгляду Музалева Валя догадался о его мыслях.
— А что, дядя Ваня, надо было порезать кабель? — спросил он.
— То-то и оно, что надо было! — с досадой ответил Музалев. — Кого мне все-таки послать? — вслух размышлял он.
— Иван Алексеевич, меня пошлите. Фрицы меня и не видели! Я же знаю, где тот кабель. Пошлете?
«Конечно, ему легче выполнить задание», — решил Музалев, но ответил не сразу:
— Хорошо, пойдешь завтра. Только помни: это очень важно!
Утром Валя ушел на задание и долго не возвращался. Музалев нетерпеливо поглядывал на часы. Ему, человеку, столько раз глядевшему в глаза смерти, труднее всего было ожидать возвращения своих людей, ушедших на опасное задание. Тем более трудно было ждать Валю: Музалев относился к нему с какой-то особой заботой, любил, как младшего брата. И Анна Никитична, когда ее увозили на Большую землю, просила: «Вы уж присмотрите за Валиком, Иван Алексеевич. Я на вас надеюсь…»
Медленно тянулись часы.
И вот, наконец, Валя вернулся. Забыв о воинской дисциплине, он еще издали по-мальчишески хвастливо выкрикнул:
— Порезал, дядя Ваня!
Валя подробно рассказал, как выпытал у сельских ребят про кабель, и вместе они нашли его в овражке, и перерезали в нескольких местах.
Музалев с улыбкой слушал его, потом ласково потрепал по голове.
— Ну, а теперь в путь! — приказал Музалев.
Много дней и ночей шли партизаны, немало миновали сел и хуторов, все новые и новые люди присоединялись к отряду.
Но вот, наконец, пройден нелегкий путь от Полесья до Шепетовщины.
Штаб отряда Музалева расположился в лесу, в восьми километрах севернее села Голики. Музалев разослал людей по всем окрестным селам. Вскоре в лес со всех сторон потянулись люди. Пришли большие партии людей от Барбаровки и Полонного. Присоединились к отряду тринадцать военнопленных, которым удалось бежать из Славутского лагеря. Агроном Вальчук привел из Новоселицы целый взвод людей.
Большой партизанский отряд Музалева начал действовать.
Неспокойно стало на Шепетовщине. Одна операция следовала за другой. Как ни охранялись пути, эшелоны то и дело подрывались на минах. Один только Валя за месяц подорвал три эшелона. Каждое утро в селах находили трупы немецких офицеров, старост, полицаев. Начальник старо-константиновского гестапо граф Дитрих свирепствовал, брал и расстреливал заложников, но в ответ на эти репрессии учащались налеты партизан. Карательные экспедиции безуспешно прочесывали близлежащие села и леса.
Но однажды, когда небольшая группа партизан, возглавляемая Музалевым, возвращалась с очередного задания, она неожиданно наткнулась на отряд эсэсовцев. Завязалась перестрелка. Валя Котик залег в стороне от Музалева и строчил из автомата. Вдруг за спиной послышался хруст. Обернувшись, мальчик увидел солдата, который крался из-за деревьев к Музалеву.