глава 3

В детстве, я, как и все дети, обожала качели, катаясь, порой на них, до тошнотиков и головокружения. Мне нравилось взлетать высоко-высоко, когда небо кидается тебе на встречу, а потом убегает от тебя. И вот, в поле зрения попадают лица твоих друзей, с нетерпением ждущие своей очереди, а ты вновь взлетаешь, не думая ни о чем, наслаждаясь счастьем полета и секундами невесомости.

В этот раз, качели были какие-то неправильные. Я лежала на них почему-то вниз головой и видна мне была лишь земля, а не небо. Переход из небытия в реальность происходил постепенно. Сначала я услышала монотонные звуки поскрипывания, потом в нос ударил резкий мускусный запах. Мерный стук, поскрипывания и покачивания. Я, кажется, передвигаюсь. И похоже верхом на животном. Шевелиться не могу, я во что-то крепко завернута. Руки и ноги затекли и плохо чувствуются. Совершенно не понимаю, что происходит. Слышу чей-то крик, потом еще и еще. Наконец остановка. Меня снимают с животного, тащат куда-то и бесцеремонно бросают на землю. В горле саднит, ужасно хочется пить. Кто-то снова прикасается ко мне, усаживает, развязывает веревки и стаскивает с меня покрывало. Перед глазами бородатое лицо. Черные глаза смотрят жестко. Я все вспоминаю, и на глаза наворачиваются слезы. Человек не обращает на них никакого внимания. Он подносит к моим губам кружку и наклоняет. Вода льется по подбородку мне на грудь. Я ловлю ее ртом, понимая, что могут больше и не дать. Руки связаны за спиной, и я чувствую себя совершенно беспомощной перед этим страшным человеком. Он что-то зло цедит сквозь зубы, я ни черта не понимаю.

— Что, наша красавица уже в порядке, — слышу я новый голос. Из-за спины моего визави появляется уже знакомое бородатое лицо.

— Я гражданка Индокитая и требую, чтобы меня переправили в Посольство.

Скрипучий смех мужчины не предвещает ничего хорошего.

— Милая девушка, здесь нет никаких посольств и ни каких дипломатических представительств. Наш султан не одобряет подобных связей. Мы тут сами по себе, — говорит он и снова смеется, но только губами. Взгляд холодный, безжалостный. Это взгляд настоящего убийцы

— Вы варвары! — зло бросаю я. Но их это не оскорбляет.

Солнце в зените. Значит, прошло два-три часа. Я осматриваюсь. Мы у подножия высокой скалы, поросшей мхом и травой

— Сейчас пойдем на подъем, — говорит мне борода. — Если не хочешь ехать на животе, как до этого, веди себя смирно. Я понятно объяснил?

Киваю головой, куда уж понятнее, тем более, когда тебе это говорят на твоем родном языке. Но они не знают кое-чего. Я поняла, что их главарь сказал тогда, приставив клинок к моей шее. «Какая красавица!» — вот что сказал этот гад.

Я с благодарностью вспоминаю Лео, ведь это была его идея, его мечта, видеть меня дипломатом. Конечно, мне не все понятно, что болтают эти люди, но общий смысл фраз ясен. Я не буду пока показывать это, пока не пойму, что происходит и кто эти люди убившие моего друга. Слезы снова наворачиваются на глаза. «Ну, погодите! — мстительно думаю я. Отольются кошке, мышкины слезы». Кто-то подводит лошадь. Я очень удивлена, видела это животное лишь на картинке. Интересно, как они умудрились их сохранить. Чем кормили в ледниковый период? Ведь лошади травоядные!

Меня сажают верхом рядом с одним из мужчин, тем самым, что давал воды. — «Руки так и не развязали, сволочи, явно опасаются, что снова заеду кому-нибудь, от души».

Лошадь мерно покачивает меня в седле. Мужик дышит в затылок. Я прямо чувствую исходящую от него неприязнь. Мы едем минут пятнадцать, по хорошо утоптанной, но не ровной, холмистой дороге. Наконец, объезжаем очередную скалу, и перед нами открывается вид на величественную Крепость.

Словно вросшая в каменную, практически идеальной, треугольной формы гору, древняя крепость гармонирует с окружающим ее пейзажем. Начинаясь на самой вершине, песочного цвета строения спускаются серпом по склону и заканчиваются длинной, извивающейся, словно змея лестницей, вырубленной прямо в толще этой самой горы. От подножия лестницы ведет дорога, по которой мы едем.

Впереди нас ждет преграда — высокая каменная стена, левая часть которой упирается в неприступную скалу, а правая заканчивается на краю глубокого обрыва. В центре стены обнаружились запертые, кованые ворота.

Шедший впереди всех всадник из нашего отряда спешился и, стянув с плеча винтовку, несколько раз грохнул прикладом о металлическую поверхность, в которой тут же отворилось смотровое окно. Мы были далеко, и я не расслышала, о чем там они там говорили. Однако через минуту ворота отъехали в сторону ровно так, чтобы мог протиснуться всадник на лошади. По эту сторону от стены я увидела еще несколько мужчин, похожих одеждой и обликом на уже знакомых мне бородачей. Все они были вооружены автоматическим и холодным оружием, будто ждали какого-то нападения.

Лошади донесли нас до самого подножия каменной лестницы, ступени которой от времени здорово истерлись. Здесь мы спешились. С животного меня снял мой же возница. Обращался со мной он не грубо, но и не ласково, словно я не живой человек, а просто нужная в обиходе вещь. Руки мне развязали. Впрочем, они так затекли, что какое-то время я и кружку держать не смогу.

По лестнице мы поднимались долго. Естественные ступени, вырубленные в горной породе, сменялись искусственными, выложенными из камня и тоже прилично истертыми. Лестница временами прерывалась, образуя обзорные площадки, с которых открывался великолепный вид на величественные горы. Некоторые из них являлись крышами зданий. К ним вели уже другие ступеньки, вниз. Наконец изнуряющий подъем закончился, и меня втолкнули в прохладное, темное помещение. Дверь за мной захлопнулась, скрипнул засов. Я постояла, привыкая к полумраку, потом оглядела свою тюрьму. Квадратная комната, три на три метра. Стены каменные, ничем не облицованные. Одно небольшое, узкое окно с решеткой. Полы деревянные, свежеструганные. В центре круглый ковер, коричнево-желтых оттенков. По углам два свернутых матраца. Между ними, у стены, низкий столик, обложенный подушками-думками. Маленький, резной шкаф с полками, уставленными какой-то посудой и другой утварью: горшками, сосудами, флаконами. Еще в одном углу умывальник с зеркалом. Рядом сундук, вешалка и переносная ширма. В комнате чисто, пахнет камнем и деревом.

Из зеркала на меня смотрит усталое лицо. Я умываюсь. Лучше, как-то не становится.

— «Куда же я попала, — бьется в голове мысль. — Ратмир говорил, — я тяжко вздыхаю, вспомнив страшную смерть мужчины, пытавшегося защитить меня. — Он говорил о Замке. Видимо это он и есть. Древняя крепость, построенная еще задолго до Апокалипсиса, и облюбованная каким-то местным князьком, которых развелось, здесь, в Персии, как тараканов. Хочешь, не хочешь, а моя будущая профессия обязывает быть в курсе мировой политики. Пеняю себе: больше надо было интересоваться, глубже, дотошнее. Но, «сопливых вовремя целуют». Будем работать с тем, что есть».

Мысли мои прерывают голоса за дверью. Кстати, она тоже из свежего дерева. Доски подогнаны плотно, ни щелочки. Похоже, недавно, здесь провели капитальный ремонт. Один голос мужской, грубый, другой нежный, женский. Слышу шум засова, и в комнату вливается солнечный свет. На пороге фигура, с головы до пят завернутая в покрывало. Она, молча, проходит и ставит на сундук маленький кожаный саквояж. Потом снимает с себя черное покрывало и я вижу перед собою молодую женщину. Секунду, другую мы оцениваем друг друга. Она, конечно, красавица. Без единого изъяна белую кожу оттеняют густые темно-каштановые волосы, заплетенные в длинную косу до пояса. Миндалевидные глаза, обрамленные густыми, черными ресницами смотрят с любопытством. Брови вразлет. Одета женщина в ярко красную, приталенную тунику с орнаментальным рисунком, вышитым золотой нитью по подолу и краю рукавов. Под туникой черного цвета узкие брюки. Золотые браслеты опоясывают кисти рук. В ушах замысловатые, золотые серьги.

Я чувствую себя рядом с ней недоделкой, недоженщиной.

— Меня зовут Адина, — внезапно заговорила она, на английском.

— Дора, — я отвечаю сухо.

— Ты наверно проголодалась, — как ни в чем не бывало, продолжает моя новая знакомая. — И пить хочешь. Сейчас мы с тобой перекусим.