Глава 26

О чем мы говорили с ней? Почти все время мы провели в книжном хранилище. Причина этого была в том, что она в самом начале назвала меня ведуньей. И на этот раз я не стала молчать…

Я тяжело пережила и конец нашего похода, и все, что сталось в стане степняков, что касалось Юраса… Но еще я лишилась самого верного друга — Коня, перестав получать его защиту и силу, но если бы только это! Я будто осталась голой, открытой и слабой, лишившись того доброго, теплого и постоянного, чего раньше просто не замечала — его заботы. Мне было тяжко без него, а без его советов, поддержки, а когда и ругани всегда за дело — еще хуже. Казалось бы — всего этого с излишком давал мне отец. Но я скучала по своему другу! И без него я вовсе и не ведунья, а просто себе фэйри, а с этим слабым даром я стала бесполезной…

Дарина так не думала. Она повела меня туда, где высились целые стены из книг — больших, малых, потрепанных и совсем новых.

— Когда я услыхала про твой дар… но это сейчас не важно. Я сразу стала искать все и о фэйри. Это вовсе не слабый дар! С чего ты взяла? Ты чиста душой. Отчего, ты думаешь, протянул тебе руку Влад? Он ничего не говорил мне, не собирался. Это порыв души — открытость и доверие! Благодарность. И жаль… но дети важнее, даже если я не угадала с этим.

Готовка? Это свое умение ты подняла до больших высот. Но вот умение помочь всему живому? Ты знаешь о нем? Всему тому, что растет, живности и даже людям. Ты можешь лечить теплом своего кокона, а это свет твоей души… Безо всяких настоев и снадобий. Просто коснувшись с участием… А еще — ты же умеешь отличать правду и ложь? Должна, — взволновано говорила Дарина, доставая и выкладывая на стол книгу за книгой.

— Я попрошу, чтобы вот это все — где упоминается о фэйри, отнесли к тебе домой. Вот эти две я и вовсе из архива вытащила, ты с ними осторожно… почти рассыпаются. Почитай, изучи и ты поймешь, что я сейчас коротко рассказала только правду о твоем даре. Ты можешь учиться ему по этим книгам — тому, чего пока не постигла.

И я вдруг сказала то, о чем говорить совсем не собиралась:

— Узнать — отличу ли правду ото лжи… Вот сейчас и попробуем, ты не против?

Она серьезно посмотрела в мои глаза и улыбнулась: — Давай.

— Тогда скажи мне — что у вас с ним?

— Будь ты сейчас темной ведуньей, я бы испугалась, Таша… — отвернулась она. Видно, говорить об этом было не так-то просто.

— Когда-то я едва не полюбила его, но не смогла простить измены — тогда, в Зеленой Балке. Потом случился Влад, и потому я благодарна тебе и той полненькой молочнице, и… вскоре я пришла к Юрасу за детьми, как и ты. Так случилось — меня убедили что их, которых я уже знала по видению, я смогу иметь только от него. Я ломала себя… потом жалела его, а он тогда еще любил меня. Мы с Владом грязно использовали его, чтобы потом просто вычеркнуть из своей жизни. А он не смог нам отказать. Я поняла что натворила, еще тогда… мучилась от этого. Но после стало еще хуже — он вдруг решил, что Заряна — его. Сейчас-то уже видно Владову дочку, а тогда… я думала, что с ума сойду. Только все начинало налаживаться, а тут — это.

У меня сердце плакало кровавыми слезами, когда он тянулся к Заряне… от страшной своей вины, от жалости к нему. Он всегда хотел свою семью, а так до сих пор и нет никого, кроме нас. С братом он не очень, да и далеко тот сейчас. А семьи у него не было с раннего детства. Человек, усыновивший их с братом, сам был неприкаянным и Юрас почти все детство провел в казарме. Не зная, что это такое — когда тебя ждут домой, когда заботятся — не голоден ли, здоров ли? Но ты же видела его — он не озлобился, не стал завистливым — он сохранил свой легкий и веселый нрав, свою светлую душу.

Я не прогнала его с глаз — просто не смогла. Влад поддержал меня в этом — мы оба были виноваты перед ним. Просила его завести семью, а он сказал, что если встретит кого-то — кто знает, то мне скажет об этом первой. Недавно он сказал, что встретил — тебя, и хочет забрать свое слово… Силы Небесные! До этого он всерьез собирался ждать смерти Влада — они вдвоем назначили двадцать лет до нее. Это что — ум? И это они сейчас смеялись над нами? Я тогда хотела убить их за это!

И вот после всего, что между нами было — влюбленности, ненависти, обиды, унижающей жалости мы пришли к тому, что чуем себя родными — как сестра и брат. Мы не чужие еще и потому, что не единожды спасали друг другу жизни. И я всегда помогу ему и получу его помощь, если будет нужно. Но, даже любя его по-сестрински, я дико хочу, чтобы он, наконец, исчез с моих глаз!

Не навсегда, нет! Ну… хотя бы на пару лет. Но только при том, что у него все будет хорошо, чтобы я не переживала за него, чтобы он, наконец, был счастлив! Тогда я согласна не видеть его и вовсе… Я далеко не фэйри, Таша, и в первую очередь я думаю о нас с мужем. Я хочу отдохнуть от своей вины, хочу, наконец, покоя от этого…

— Потому ты и устроила нашу встречу тогда? Рассказала ему обо мне, направила к Тарусу, чтобы тот рассказал о сыне… Чтобы пристроить его?

— В добрые руки, Таша — твои руки. Я хотела тогда поглядеть на вас двоих и увидела, как ты смотришь на него, — улыбалась она сквозь слезы, — я совсем не фэйри, я так устала тревожиться о нем, видеть его таким неприкаянным…

— Прости за этот допрос, я не подумала, что все так… тяжко, — тронула я ее за плечо, — вытри глаза. От него всегда одни слезы.

— Не всегда! Он смешной… когда захочет этого. Он красиво поет, тебе понравится, вот увидишь. Он сможет защитить свою семью. Ты уже знаешь, что такое командирское умение? Кроме всего, еще и владеть любым оружием лучше самого умелого воина в своем отряде. Его любят там… Он не лжец, не раб денег, как его брат. Он всегда держит слово и выполняет свои обещания. Умный, сильный, но далеко не мудрый, Таша. Порой он очень дурной! И эта дурь в нем так упряма… А еще он совсем не умеет говорить… в казарме не принято обнажать душу. Там принято выказывать силу духа, а то, что тебе плохо и одиноко — прятать ото всех. Своей радостью он делится щедро, от всей души, а обременять других своими трудностями не станет. И вместо того, чтобы поговорить и все прояснить, он будет молчать и делать так, как считает нужным. Мы все не без греха, но это в нем страшно бесит.

— Я не почуяла в твоих словах лжи, или просто еще не умею отличать одно от другого, но одну неправду ты сказала — он пообещал мне и не выполнил.

— Это вопрос времени. Все будет, если он сказал.

— Я не собираюсь просто сидеть и ждать этого. У меня тоже есть гордость.

— Или гордыня? Гордость — немного другое, так же? Я тоже не сразу поняла это и натворила … Сегодня ночью ты подумаешь над этим и согласишься со мной. Или когда поймешь, что можешь потерять навсегда, всерьез поймешь. Это не гордость твоя бунтует — плачет обида. Она сейчас мешает тебе понять, как и мне тогда. А в любви даже гордости нет, есть только неутолимая жажда и желание всегда быть рядом. Да… так что — мне просить, чтобы книги отнесли к тебе?

— Ты выпроваживаешь меня? — хмыкнула я.

— Немножко. Слышишь разговор? Совет закончился, — засмеялась Дарина, — я сейчас отыграюсь за тот его смех. Придумаю что-нибудь такое… эдакое.

— Успеха тебе в этом. Я буду ждать книги, — попрощалась я.

Возле выхода из дворца с моей верхней одеждой в руках ждал Стас. Я отдала незнакомому ведуну ключ с шеи, и недовольно глянула на него — он не понял слова «нет»? Но я зря тревожилась, он все пояснил:

— Я привел тебя сюда, значит — я за тебя отвечаю. Провожу до дома и уйду. Буду знать, что с тобой все хорошо — уже темнеет.

— Что еще было на совете, что пропустили мы с Дариной? Из того, что можно мне рассказать? — спросила я, когда мы уже подходили к дому.

— Почти ничего. Разве что то, что собирают новый поход. Тарус доказал, что сейчас самое время навестить Змеиный лес — змеи засыпают в зиму. Правда, мы совсем ничего не знаем о них — так ли это? Может статься, что есть и не спящие…

Мне вспомнилось, как ведун тогда прощался со своей мечтой — перед смертью. Жалел только о ней. Что он чует так сильно? И вправду, что ли — свою судьбу там?

— И когда он уходит?