Изменить стиль страницы

— Как! — удивился я. — В пору жесточайшего террора на «Колбенке» существует партийная группа из девяноста человек?

Связи с партийным руководством они не имели. Да и сам Гавелка не мог сказать, существует ли такое руководство. По его мнению, оно существует, так как время от времени он достает «Руде право».

Следующее отрадное сообщение я получил от старого члена партии товарища Лукавского, который работал на «Электрических предприятиях — Прага». Я встретился с ним в Смихове во время одной из своих прогулок по городу. Всегда улыбающийся, жизнерадостный Лукавский буквально был нафарширован анекдотами и непрерывно рассказывал их, когда характеризовал наших врагов и так называемых «друзей из Лондона». Он до глубины души ненавидел фашизм и гордился своими трамвайщиками.

— Хотя наша организация понесла большой урон, — говорил он, — мы при любых обстоятельствах находим новых людей. Работают они хорошо. Связи с центром не имеем, но «Руде право» достаем и в работе руководствуемся указаниями Заграничного бюро ЦК КПЧ по московскому радио. Пражские трамвайщики резко изменили свои взгляды. Мюнхен показал им, за кем правда. Но люди все еще пребывают в состоянии подавленности: до сих пор жива в их памяти расправа после убийства Гейдриха. Однако после Сталинградской битвы они немного повеселели, победа Красной Армии их окрылила. Они стали верить. И вера эта дает им силы для дальнейшей борьбы против фашизма.

Мы договорились с товарищем Лукавским встретиться еще раз и обсудить дальнейшие действия трамвайщиков. А пока их главная задача — парализовать движение уличного транспорта, в основном в часы пик, когда люди едут на работу.

Немногие понимали, что значило запаздывание трамваев на час, на два, а иногда и больше. Тысячи и тысячи рабочих и служащих в результате этого увольнялись с работы. Кроме трамвайщиков диверсии устраивали рабочие электростанций. В результате повреждения сети многие заводы на несколько часов прекращали работу. Энергетики делали это так ловко, что для гестапо такие аварии оставались загадкой. Неделя за неделей, месяц за месяцем, во все годы оккупации они наносили ощутимый ущерб военной экономике. Несмотря на неистовый террор гестапо и всей фашистской машины, сила народного сопротивления не ослабевала. По мнению гестапо, партия после убийства Гейдриха была разгромлена. Но я находил уже не первую партийную организацию жизнедеятельной. Это открытие было для меня весьма ценным, так как демонстрировало силу и влияние партии, способность отдельных ячеек самостоятельно решать вопросы организационной и политической работы.

Вскоре по инициативе товарища Флейшнера с «Эты» мне устроили встречу с товарищем Матушеком с «Вальтровки». В прошлом там происходили ожесточенные схватки между рабочими и управляющим «Вальтровки». Этот пан до смерти ненавидел коммунистов.

Всеобщая забастовка 1932 года, когда администрация завода вызвала жандармов для усмирения рабочих, еще более обострила обстановку. Рабочие «Вальтровки» не склонили головы и победили. Не склонили они головы и перед немецким фашизмом.

Товарищ Матушек рассказал мне о забастовке 1942 года, когда каждый двенадцатый рабочий был арестован и казнен. Фашисты хотели запугать вальтровцев и других пражских рабочих. Не вышло. Многие рабочие были казнены и замучены, но растущее сопротивление вынудило гитлеровцев сократить репрессии и массовые аресты. Забастовка и покушение на Гейдриха оставили глубокий след в сознании рабочих.

Мы с Матушеком решили создавать на заводах вооруженные группы рабочих, которые станут организаторами саботажа и диверсионных актов. Нужно было любыми способами тормозить выпуск промышленной продукции, чтобы наносить ущерб военной машине гитлеровской Германии. «Вальтровка» выпускала авиационные моторы, и каждый бракованный или в срок не сданный мотор имел значение. Я посоветовал Матушеку наладить прочную связь между боевыми группами, чтобы весь завод был охвачен единой организационной сетью. Уходя, Матушек обещал обо всем этом подумать и посоветоваться с товарищами.

Квартиры, квартиры… Это было вечной проблемой. Но можно ли удивляться тому, что люди неохотно предоставляли кров незнакомым? Ведь у них не было никакой гарантии, что кто-нибудь из соседей не обратит внимания на нового «съемщика» и не сообщит об этом блокляйтеру. А за укрывательство гестапо карало смертной казнью. Поэтому мы очень ценили людей, которые, заранее зная, что их ожидает, не отказывали нам в жилье.

Но речь шла не только об убежище. Нужно было где-то писать, печатать, где-то разместить печатные станки, хранить бумагу и прочие необходимые материалы. Для этого требовалась прочная база.

В большинстве случаев мы имели дело с настоящими патриотами, которые, вступив в борьбу, отдавали ей все, а нередко и жизнь. Но встречались и такие, которые могли помочь нам, но не хотели. Приходилось сталкиваться и с «героями»: они желали нам успехов в борьбе и… отправляли ночевать в лес. Там, мол, нам будет безопаснее. К счастью, такие встречались редко.

О том, как трудно было встречаться вне дома, свидетельствует случай, который произошел со мной, когда я отправился на очередное свидание с товарищем Матушеком. Мы договорились с ним встретиться на Девичьих холмах. Стояло воскресное утро. Небо было иссиня-голубым, вокруг — тишина. Я обдумывал предстоящую беседу. Вдруг навстречу мне вывернулся полевой патруль. Я сделал вид, что не обращаю на него внимания. Но патруль остановил меня. Что, мол, мне надо так рано в поле? Куда иду, зачем? Стараясь скрыть свою растерянность, я сделал удивленное лицо и ответил:

— Иду к Прокопу на прогулку.

Патрульные поверили мне, я мог идти дальше. И все же они проводили меня до самого Прокопа.

В тот день все окончилось благополучно.

В другой раз мне пришлось спасаться бегством, чтобы избежать проверки документов.

Нельзя забыть о той большой, неоценимой помощи, которую оказала партии в те мрачные времена пражская «Вчела».

Работники бывшей «Вчелы», «вчелаки», помогавшие нам в годы первой республики, теперь включились в борьбу против фашизма. Тут сказывалось многолетнее, проводимое в партийном духе, воспитание членов «Вчелы». Они организовывали помощь тем, кто подвергался преследованиям, контролеры выполняли роль связных, кладовщики, как правило, снабжали продуктами питания и продовольственными карточками. Вскоре мне удалось с ними связаться.

На товарища Мейкснера, как я позднее узнал от Йозефа Молака, возлагалась задача обеспечить одеждой членов I и II подпольного ЦК КПЧ. Вместе с Мейкснером в движении сопротивления работали и другие товарищи из «Вчелы», такие, как Кулда, Плишек, Пайскр, Соукуп, Коловецкий. Многие из них позднее были казнены или брошены в концентрационные лагеря.

Эда нуждался в инструментах и необходимых деталях для радиостанции. Несмотря на неимоверные трудности мы кое-что раздобыли. А без техники, без листовок мы не могли активно вмешиваться в события и призывать людей к борьбе.

Гитлеровцы, пользуясь тем, что второй фронт еще не был открыт, старались укрепить свой тыл. С присущей им жестокостью они проводили тотальную мобилизацию, посылая на рабский труд в Германию все больше и больше людей, в основном рабочих и молодежь, но также служащих и ремесленников. Мелкие предприятия и мастерские закрывали, а их владельцев отправляли на работу в Германию или в принудительном порядке заставляли работать на фабриках.

Летом 1943 года гитлеровцы приступили к строительству обширных военных полигонов в центральной части Чехии, выселяя крестьян с обжитых мест. Многие деревни опустели. На дорогах стали появляться надписи: «Вход запрещен, за нарушение смерть!» Крестьяне вели борьбу с оккупантами. Однако их сопротивление носило стихийный характер, они не верили в свои силы.

Помимо страха перед репрессиями для этого были и другие причины, прежде всего — влияние бенешевской пропаганды. Бенеш не пользовался среди крестьян популярностью, но призывы лондонской эмиграции: «Ждите, мы вас освободим!» и «Запад исправит свою ошибку» доходили до их слуха. Лондон спекулировал на интересах одиночек, призывая их переждать, не предпринимать активных действий. Обыватели не понимали, что «гуманистические» призывы из Лондона не имеют ничего общего с борьбой народа против фашизма, что в них отражено стремление изменить характер освободительной борьбы в пользу буржуазии.