Волк той эпохи, по сравнению с населяющим в наше время северные страны, был больше ростом, сильнее и кровожаднее, и теперь быстро преследовал человека; но пещерный человек бегал с такой же быстротой, и погоня была не из легких. Спасая свою жизнь, Аб, с трудом переводя дыхание, несся по скалистой почве с быстротой, порожденной последними еще остававшимися силами, и направлялся к свету, когда стая волков, теперь соединившаяся, выскочила из леса на поляну и следовала за ним быстро и безостановочно. Свет впереди человека делался все ярче и ярче, но в то же время постепенно делались слышнее и звуки преследовавшей стаи. Это была тяжелая борьба для бежавшего человека; он уже совершенно забыл о своем недавно совершенном поступке и спасался.

Огонь понемногу, по мере приближения, увеличивался в виде стены, пересекавшей его путь; кой-где, местами эта огненная стена, хотя и сплошная, была ниже, чем на остальном протяжении. Беглец, не колеблясь, направлялся к огню, а за ним теснее и теснее толпились гнавшиеся волки.

Представлялся единственный выход, и он без колебаний схватился за него. Впереди, совсем близко подымалась теперь огненная стена, а сзади уже слышалось щелканье покрытых пеной челюстей в предвкушении добычи. Напряжение дошло до крайности. Не видя другого исхода, Аб несся прямо к тому месту, где огненная стена была ниже, и громадным прыжком перескочил через крутившиеся спиралью гребни желтого пламени.

Человек спасся; одно мгновенье он был охвачен жаром и потом лежал на траве. Обладая еще остатком силы, вызванной отчаянием, он вскочил и оглянулся. Волки исчезли. Взобравшись на лежавший рядом большой плоский камень, он поверх огней ясно видел блестящие глаза своих недавних преследователей. Свирепо жаждая крови и мяса, они бегали взад и вперед, — но, боясь огня, к которому не смели приблизиться, держались от него на далеком расстоянии. Аб вскочил на скалу, задохнувшийся, едва веривший в свое спасение, и представлял прекрасное зрелище, освещенный огнем…

Скоро к этому человеку вернулось сознание безопасности. Обратившись к сновавшим и рычавшим животным, теперь для него не опасным, он громко закричал; потом нагнулся, набрал острых камней и с силой стал бросать их в стаю, чувствуя в этом дикое удовлетворение.

Внезапно он упал на землю, издавая стоны от истощения; теперь настал момент для восстановления потраченных сил. Измученный беглец лежал, тяжело дыша, и скоро впал в тяжелый сон. Огонь, давший ему безопасность, дал также и благодетельное тепло в студеную ночь, и едва только тело коснулось земли, как все было забыто, и только поднимание и опускание широкой груди показывало, что лежавший на свету человек был жив. Ветер менялся, причем иногда огненные языки вытягивались по направлению спавшего человека, и жар около него делался напряженным; то ветер повертывал в другую сторону, и тогда над спавшим пробегала струя холодного воздуха. Привычный одинаково к теплу и холоду Аб продолжал спать целые часы подряд сном, следующим за крайним утомлением у здорового человека, и ничто не могло его разбудить. Иногда лежавшая на земле масса беспокойно шевелилась, и с уст спавшего срывались неясные восклицания: его беспокоили сновидения.

Когда он так лежал, погруженный в глубокий сон, подобно ему, перепрыгнул через пламя Ок и скоро лежал около него, с трудом переводя дыхание. Аб вспомнил об этом, когда проснулся, и потом в течение долгих лет много раз вспоминал с удивлением. Вспышки огня, рычавшие голодные волки и знакомый голос Ока, все неясно мешалось в его ушах; он снова бегал с Оком, боролся, играл, как они боролись, бились и играли раньше целые годы. Время бежало, ветер изменился, пламя почти опаляло его, и Аб вскочил, оглядываясь кругом на дикую картину Огненной долины. Ночь прошла, солнце стояло наверху и уже снова садилось с тех пор, как истощенный человек упал на землю и потерял сознание.

Инстинктивно Аб откатился немного в сторону от огненной стены и, приподнявшись на руки, стал взглядом искать Ока. Никого не было. Он дико бросился бегать между скалами, отыскивая друга и безнадежно, громко призывая его по имени. На мгновение его голос хрипло прокричал: «Ок», и тогда в памяти снова восстало и ожило все, что случилось. Он стоял, освещенный красным светом огня — истинное олицетворение отчаяния. Ок был мертв; он убил его и похоронил собственными руками и, однако, видел его всего минуту тому назад! Ок перескочил через огонь, боролся, бегал наперегонки с ним, Абом; они разговаривали, и, однако, Ок должен был лежать в земле, далеко в лесу, у маленького холма. Ок был мертв. Как же он мог выйти из земли?

Ноги затряслись у охваченного ужасом Аба. Подобно гончей собаке, потерявшей свою стаю, он застонал и подполз вплотную к благодетельному огню. Рассудок мутился под давлением нового странного впечатления. Ему вспомнились некоторые заговоры и заклинания старого Мока, когда видели мертвых после того, как они были погребены глубоко в земле; но он знал также, что и думать и говорить об этом было нехорошо. Аб снова вскочил на ноги. Он не хотел закрывать своих глаз, потому что тогда ясно видел в темной земле, в неглубокой впадине лежавшего Ока, видел его лицо, которое поторопился прежде всего закрыть листьями, когда хоронил своего друга. Так провел он всю ночь, прерывавшуюся иногда беспокойным сном, не имея возможности исследовать свое убежище при странном свете огня и не рискуя на обратное ночное путешествие через переполненную дикими зверями страну. Несмотря на животный голод, усиленный ужасной работой, он принужден был ждать до утра. Ночь казалась бесконечной. Он не знал, куда деться от терзавших его мыслей, но наконец забрезжило утро, и тогда в движении он нашел так страстно желаемое облегчение.