В июне в бригаде появился новый полк. Произошло это таким образом. В начале мая в Сошихинском районе высадился воздушный десант — четыре десятка партизанских командиров и политработников. Это был костяк 4-го отдельного партизанского полка, который надлежало сформировать из местного населения. В тяжелых условиях удалось создать полк. Командовал им Григорий Иванович Ефимов, в прошлом парторг Ленинградского обкома ВКП(б) одного из крупных леспромхозов области. Комиссаром полка был Иван Ступаков — активный участник боев в Партизанском крае.
Пулеметчик Алексей Гринчук.
Малочисленному и слабообученному молодому полку сразу пришлось вести ожесточенные бои с карателями. Воевали ребята храбро, но силы были слишком неравные. И тогда Ефимов подался к нам. Мы пополнили полк людьми, хорошо вооружили. Позже Ленинградский штаб партизанского движения официально включил этот полк в нашу бригаду.
Каратели не оставляли нас в покое и в первый летний месяц. Сорок четыре раза скрещивалось наше оружие в июне. В борьбе против партизан фашисты не гнушались никакими средствами.
Однажды в районе Ругодевских лесов наши бойцы увидели на окраине деревни группу незнакомых людей. Степан Щитов, лихой бригадный разведчик, поднес к глазам бинокль. У незнакомцев на фуражках виднелись красные партизанские звездочки, у многих на груди сияли ордена и медали.
— Боевые, видать, ребята, — поделился Щитов своими мыслями с товарищами. — Но все же люди незнакомые, коней стоит попридержать.
Незнакомцы замахали руками:
— Товарищи! Давай сюда, подъезжай быстрее, разговор есть.
Нашей разведке часто приходилось встречаться с разведчиками и группами партизан других бригад. Щитов и его товарищи, уверенные, что имеют дело и на этот раз с коллегами, поехали в деревню. Степан, подстегнув своего коня, вырвался вперед и галопом подскакал к крыльцу крайней избы, у которого стояли незнакомцы.
— Прибыл по вашему приглашению, — расплылся в добродушной улыбке Щитов.
В ответ — в упор автоматная очередь. Степан без стона рухнул на землю.
Двум другим нашим разведчикам удалось спастись. Отстреливаясь, они отступили в лес. Когда в бригаде стало известно о предательском убийстве Щитова, Кадачигов сразу определил:
— Не обошлось без участия гестапо.
И точно. Вскоре наша разведка выяснила подоплеку этого черного дела. Фашисты перебросили из-под Луги в наши районы специально созданную гестапо банду лжепартизан. Главарем у них был отпетый негодяй изменник Родины Мартыновский. Под видом партизан, нацепив на себя ордена и медали, снятые с убитых советских воинов, бандиты рыскали по деревням, в которых часто бывала наша бригада. Население принимало их за истинных народных мстителей и не скрывало перед ними своей ненависти к оккупантам. Тогда начинались дикие расправы над патриотами.
Бригада приняла меры предосторожности и с помощью населения начала охотиться за бандой. Мартыновский вынужден был увести своих людей из района наших действий. Однако время от времени продолжал засылать к нам свою агентуру. Как-то, маневрируя, мы вышли к берегу реки в деревне Старый Двор. Южнее этих мест наши полки раньше не появлялись. Весь север был обложен частями охранных войск. Долго думали Исаев и Крылов, что делать. И решили временно, буквально на несколько дней, увести бригаду в «чужой» район — южнее Новоржева.
Поздно вечером к нам в Старый Двор пришли два парня. Они назвались калининскими партизанами, отставшими от своих отрядов во время боев с карателями, и просили принять их в нашу бригаду. В то время такие случаи были нередки, и поэтому парни не вызвали особых подозрений. Их направили в один из отрядов и для первого раза поручили на марше нести сумки с радиопитанием.
А переход получился долгий. По ходу нашего движения разведка уточняла обстановку. На отдых остановились в деревне на южной границе Новоржевского района.
Исаев, Крылов и я только что решили перекусить, как к нам в избу бойцы штабного отряда привели двух пожилых женщин. Старший из бойцов обратился к Исаеву:
— Вот, товарищ комиссар, задержали двух. Ходят и расспрашивают, где самый главный партизанский начальник. Говорят, дело у них к нему большое есть.
Женщины смущенно оглядывались.
— Ну, в чем дело, мамаши? — спросил Исаев.
— Да нам бы с вами наедине словом перемолвиться.
Крылов и Исаев провели женщин в другую половину избы, где никого не было… Одна из них, волнуясь, стала говорить:
— Товарищи начальники, у вас в партизанах полицейские. Мы видели двоих. Они в нашей деревне были всего неделю тому назад. Вместе с фашистами грабили и истязали людей.
Женщины рассказали, в какой избе остановились эти полицейские.
— Черт-те знает, что получается, — ругался Иван Васильевич, отправляя посыльного за начальником особого отдела.
Через несколько минут были арестованы те парни, что пришли к нам в Старый Двор. Они вынуждены были сознаться, что состоят в банде Мартыновского и были засланы в бригаду с целью ликвидировать ее командный состав и в первую очередь убить Германа. Бандиты-провокаторы никак не предполагали, что бригада пойдет на юг Новоржевского района. Их расстреляли сразу же после допроса.
Месяц без Германа — тяжелый месяц. У нас большие потери. В начале июня в бою был тяжело ранен наш Пахомыч. Его удалось эвакуировать самолетом в Валдай, но спасти ему жизнь врачи не смогли. Погиб и другой соратник Германа — Ситдиков. Всего за май и июнь бригада потеряла сто тридцать пять человек убитыми, восемьдесят человек без вести пропавшими и сто пятьдесят человек вышли из строя из-за ранений.
Люто расправлялись фашисты с партизанами, которые попадали к ним в руки. Летом им удалось захватить командира группы конной разведки Ивана Быстрова и двух его товарищей. Гитлеровцы и бандиты Мартыновского поломали раненым партизанам ноги и руки, вбили в глазницы патронные гильзы.
Недавно ветеран-германовец Сергей Эммануилович Лебедев прислал мне текст песни, посвященной мученической смерти наших товарищей. В песне есть такие слова:
…На путях дымят пожарища,
В серый берег укрыта река.
Три разведчика, три товарища,
Уходили в тылы врага.
Шла дорога их прямо по полю,
Где о берег бьется волна.
Трех разведчиков возле Заполья
Повстречала фашистов орда.
И у крайней хаты Заполья,
Где шумит орешник густой,
Трех изрубленных, трех замученных,
Подобрал наш отряд родной.
Любили эту песню партизаны.
В каждой новой деревне, где мы останавливались на дневку, десятки, а подчас и сотни жителей с нетерпением ждали правдивого слова о положении на фронтах, о Москве, о Ленинграде. Мы, работники политотдела, взяли за правило всегда выступать с докладами перед населением, даже если бригада появлялась в деревне за несколько часов до боя с карателями. Выступали с докладами комиссары полков, я и два новых инструктора политотдела: Андрей Федорович Дмитриев и Анатолий Леонидович Васильев, старые коммунисты, опытные пропагандисты.
Любил я эти собрания. Народ приходил на них охотно. Размещались слушатели обычно в доме попросторнее, а летом — прямо на улице. Выступления наши начинались с рассказа о ходе войны, потом мы на конкретных местных примерах разоблачали грабительскую сущность действий оккупационных властей, подсказывали, что нужно делать жителям, чтобы приблизить час изгнания фашистов с ленинградской земли. Почти всегда задавалось множество вопросов, подчас самых неожиданных.
Герман придавал большое значение работе среди населения. В деревнях, где мы останавливались не первый раз, жители его хорошо знали. Стоило комбригу, присев на бревнышко или на завалинку у избы, заговорить с кем-нибудь из знакомых крестьян, как около него быстро собирался народ.
— Тяжело нам, Лександр Викторович, — жаловался кто-нибудь из деревенских дедков. — Вон как солнышко-то землю припекает. Пахать надо, сеять. А руки не поднимаются. Ведь супостат проклятый все равно урожай отберет.
— Верю, отец, тяжело вам, — задумчиво отвечает Герман, — только ведь не долго фашист здесь стоять будет. Выдюжить надо.
— Знать бы, скоро ль его шуганет армия наша, может, и выдюжили.
— Думаю, что скоро. Вот только и без вашей помощи здесь не обойдешься.