Где же видано, чтобы был такой добропорядочный муж, которого можно было бы взять подкупом?!»

4.4. Мэн-цзы прибыл в город Пинлу. Обращаясь к одному из сановников-дафу в этом городе, он сказал:

– Если кто-либо из твоих служилых людей, вооруженных пиками, допустит на дню раза три самовольную отлучку, ты прогонишь его или нет?

Тот ответил:

– Не буду ждать и трех раз.

Мэн-цзы ответил:

– Если так, то и ты сам в самовольной отлучке бываешь тоже много раз. В лихие годы и голодные лета из ваших людей сколько тысяч старых и малых валятся в канавы и пропасти от голода, а возмужалые разбегаются во все стороны!

Тот сказал:

– Это происходит вовсе не от того, что я, Цзюй-Синь, так поступаю.

Мэн-цзы сказал:

– [Тогда] представь себе, что ты являешься тем, кто получил у хозяина коров и овец, и пасешь их для него. В таком случае ты будешь обязательно искать для скота пастбища и сочные корма. Если же тебе не удастся найти пастбища и сочные корма, вернешь ли ты скот тому хозяину или все будешь оставаться на месте и взирать, как скот будет подыхать?

Тот ответил:

– Если так, то, значит, в этом моя, Цзюй-Синя, вина! В другой раз Мэн-цзы как-то встретился с правителем-ваном и сказал ему:

– Я, ваш покорный слуга, знаю в вашей столице, которой вы правите, пятерых, из которых только один признает за собой вину – это Кун Цзюй-Синь.

Тут он рассказал вану о нем. Ван сказал:

– Если дело обстоит так, то во всем этом вина моя. 4.5. Мэн-цзы, обращаясь к Чи-Ва, сановнику владения Ци, сказал ему:

– По-видимому, ты испросил себе должность наставника служилых людей, отказавшись от обязанностей градоправителя города Линцю, ради того, чтобы иметь возможность выступать с речами. Но вот уже прошло несколько месяцев, а ты все еще не можешь получить возможность говорить, не так ли?

Тогда Чи-Ва выступил перед правителем-ваном со своими советами, но они не были использованы, что привело к понижению Чи-Ва в должности слуги «чэнь», и он ушел со службы.

Жители владения Ци начали говорить:

– То, что Мэн-цзы сделал с Чи-Ва, – это хорошо, но мы не знаем, что он сделает теперь с самим собою.

Гун-Ду-цзы сообщил об этом Мэн-цзы. Мэн-цзы сказал:

– Мне известно о том, что есть такие начальники, которые уходят со службы, если не справляются со своей должностью; есть и такие докладчики, которые удаляются, если им не удаются их речи. Я же не исполняю должность начальника, и на мне не лежит обязанность быть докладчиком. Разве я не волен быть свободным в своих поступках, выдвигаясь вперед или отступая назад?

4.6. В бытность Мэн-цзы высшим сановником-цин во владении Ци он как-то раз выехал послом во владение Тэн для выражения соболезнования. Правитель-ван послал Ван Хуаня, са-новника-дафу из городка Гэ, сопровождающим его. Ван Хуань с утра до вечера торчал перед Мэн-цзы, и тот, на обратном пути из Тэн в Ци, не проронил с ним ни слова о посольских делах.

Гун-Сунь Чоу, обращаясь к Мэн-цзы, спросил его:

– Почему вы на обратном пути ни разу не заговорили со своим спутником о посольских делах? Ведь ваш пост высшего са-новника-цин во владении Ци не является незначительным, а путь между владениями Ци и Тэн не такой уж близкий.

Мэн-цзы ответил:

– Ах! О чем бы я рассказал ему, раз кто-то другой уже справился с этим делом!

4.7. Мэн-цзы отправился из владения Ци во владение Лу на похороны матери. Возвращаясь обратно во владение Ци, он остановился в городке Ин. Ученик его Чун-Юй обратился к нему с такой просьбой:

– Вы не знали, что я такой непутевый, и на днях велели мне поторопить мастеров изготовить гроб. Я, Юй, не осмелился попросить ваших указаний, зная, что к похоронным делам вы строги. Я хочу теперь посягнуть на ваше внимание и сказать, о чем я имел намерение просить вас. Не показалось ли вам, что дерево для гроба было из прекраснейших пород?

Мэн-цзы ответил:

– Качество гробов и коробов для них, что изготовлялись в глубокой древности, не имело определенной меры. Во времена средней древности гроб делали толщиной в семь цунь, а короб соответственно прилаживали к нему. Это распространилось от Сына Неба до простых людей, и все они изощряли свои сердца в изготовлении гробов, но не только ради того, чтобы гробы выглядели красивыми.

Кому не полагается делать такие гробы, тот не может быть довольным; у кого нет средств приобрести их, тот тоже не может быть довольным. Все люди с древних времен пользуются такими гробами, если им положено и они имеют средства приобрести их. Так почему же одному только мне не поступить так? К тому же только ли у меня одного нет той радости, которая имеется в сердцах людей, знающих, что они не допустили прилегания земли вплотную к кожному покрову их усопших?

Я слышал, что добропорядочный муж ради своих родителей не поскупится всеми благами Поднебесной!

4.8. Шэнь Тун, чиновник владения Ци, лично от себя спросил Мэн-цзы:

– Можно ли пойти походом на владение Янь? Мэн-цзы ответил:

– Можно! Цзы-Куай, правитель владения Янь, не должен был отдавать бразды правления над владением Янь, а Цзы-Чжи, главный советник, не должен был получать бразды правления над владением Янь у правителя Цзы-Куая.

Представь, что здесь был бы служилый человек, которому бы ты обрадовался. Не говоря своему правителю-вану ни слова, ты бы от себя лично дал ему жалованье и титул, который ты носишь. И вот этот служилый тоже, без приказания правителя-вана, принял бы все это от тебя. Как, по-твоему, допустимо ли это?

Так какая же в этом разница с тем, о чем ты спрашиваешь?

Жители Ци пошли в поход на владение Янь. Кто-то спросил Мэн-цзы:

– Было ли так, что ты уговаривал цисцев напасть на яньцев? Мэн-цзы ответил:

– Никогда! Шэнь Тун спросил меня, можно ли пойти походом на владение Янь. Отвечая ему, я сказал: «Можно». Они и в самом деле напали на яньцев. Если бы он спросил: «Кому можно пойти походом на них»? – тогда я бы ответил ему так: «Будь то избранники Неба, то они могли бы пойти в поход на них».

Представьте, что сейчас здесь скажется кто-либо, убивший человека. Кто-нибудь спросит его: «Можно ли убивать людей?» – он ответит, что можно. Если бы тот спросил его: «Кому можно убивать их?» – тогда он ответил бы: «Тому, кто является наставником служилых людей, главным судьей».

Как же вы можете считать, что я уговаривал, если ныне само владение Янь напало на себя же.

4.9. Жители владения Янь восстали. Их правитель-ван сказал:

– Мне очень совестно перед Мэн-цзы за случившееся. Сановник из владения Ци Чэнь Цзя сказал ему:

– Ван, не надо кручиниться об этом! Сами вы как считаете, ван, кто обладает большей нелицеприятностью и кто мудрее: вы или основатель царства Чжоу-гун?

Ван перебил его:

– Тсс! Это что за слова такие? Чэнь Цзя сказал:

– Чжоу-гун послал Гуань Шу наблюдать за иньцами, а тот использовал их для восстания. Если Чжоу-гун знал, что так случится, и все же послал Гуань Шу, значит, он не обладал нелицеприятностью, а если не знал и все-таки послал, значит, не был умен. Чжоу-гун так и не проявил до конца ни беспристрастия, ни ума. Как же может быть у него больше того и другого, чем у вас, ван?

– Я прошу разрешения повидать Мэн-цзы и получить разъяснение этому.

При свидании с Мэн-цзы сановник Чэнь Цзя спросил его:

– Каким человеком был Чжоу-гун? Мэн-цзы ответил:

– Премудрым человеком древности.

– Был ли такой случай, что он послал Гуань Шу наблюдать за иньцами, а тот использовал их для восстания?

Мэн-цзы ответил:

-Да!

Чэнь Цзя спросил:

– Знал ли Чжоу-гун, когда посылал его, что он возмутится?

Мэн-цзы ответил:

– Нет, не знал. Чэнь Цзя спросил:

– Если так, то, значит, и премудрые люди совершают ошибки? Мэн-цзы ответил:

– Чжоу-гун был младшим братом, а Гуань Шу – старшим. Разве при таком условии не была допустимой ошибка Чжоу-гуна? К тому же добропорядочные мужи глубокой древности когда ошибались, то исправляли ошибки, а нынешние добропорядочные мужи когда ошибаются, то потворствуют ошибке. Ошибки у добропорядочных мужей глубокой древности подобны затмениям солнца или луны, все народы видят их; когда же они исправляли их, то все народы взирали на них с благоговением. А добропорядочные мужи современности разве зря потворствуют ошибкам? Мало того, они еще исходят из них для своих оправданий!