ЛЕТНИЕ КАНИКУЛЫ НАЧИНАЮТСЯ СКУЧНО, НО ПОТОМ СТАНОВЯТСЯ ВЕСЕЛЕЕ

Ну и скучища в первые дни каникул, я чуть было совсем не скис!

Пошёл в середине июня записываться в городской пионерский лагерь, но опоздал — набор уже полный даже на следующие смены. Что теперь делать? Ведь до первого сентября целых семьдесят дней!

Прежние каникулы тоже долго тянулись, но тогда я был ещё малышом и играл во всякие дурацкие игры. Сейчас я пионер, пятиклассник, а это, понятно, не шутка… Как раз сегодня я измерил свой рост: сто сорок три сантиметра и девять миллиметров. Ботинки ношу сорокового размера — правда, только зимой, на две пары шерстяных носков. Номер воротничка — тридцать четвёртый.

В общем, я взрослый, и пора уже мне заниматься серьёзными делами.

Но какими?

Почти все ребята из нашего класса с первых дней лета разъехались кто куда: к бабушкам, тётям и дядям, а братья, старший и младший Адамы, укатили с родителями в Москву.

Осталось нас в городе всего несколько человек: я, Чюри и кто-то ещё.

А Чюри мне не нравится, потому что он зазнайка. Но всё-таки с ним веселее, чем одному.

Пошёл я к Чюри, а он сразу меня обозлил.

— Слушай, — говорю я ему, — ты никуда не уедешь?

— Пока нет, — говорит Чюри. — Врачи прописали мне морской воздух. Но там, на море, все такие пижоны. Я не могу уехать, пока не готовы мои туалеты.

Ту-а-ле-ты! Слыхали? Просто умора!

А недавно его мама сказала моей, что они поедут в Ме́зорекест — в тамошнем колхозе их дядя бухгалтером работает. Но сейчас они ехать не могут, потому что купили холодильник и истратили все деньги.

Я и говорю Чюри:

— Я был в Рекесте. Пляжи там мировые. Одна кукуруза. А для кукурузного пляжа самый подходящий туалет — облезлые портки.

И я от него ушёл.

Пусть дышит в Рекесте морским воздухом и приклеивает кукурузные усы. Пусть сделается полярным медведем — а я с ним не вожусь!

С кем же мне водиться?

Я даже стал подумывать об Аги. Это моя сестра. Она в шестом классе. Может, научить её какой-нибудь интересной игре? Но потом я раздумал — с девчонками играть невозможно.

Осталась Моржи.

Но и Моржи почему-то скисла. Ляжет на землю, высунет язык и тяжело дышит. Я ей свищу, она кое-как поднимется и еле-еле плетётся, как будто одолжение делает. Даю ей хлеб с жиром, она жир слизнёт, а хлеб отталкивает…

В общем, от скуки я чуть не умер.

Стал разбирать свои коллекции: сперва марки, потом камни. Камни я собирал целых три лета. Теперь переложил их в новую коробку и пошёл к реке, чтобы набрать ещё. Но ни одного подходящего не нашёл. Тогда я взялся за свои инструменты, начистил их до блеска, развесил на доске в прихожей — хожу и любуюсь. Приятно на них смотреть! А инструменты у меня что надо. Одних плоскогубцев четыре вида, свёрла всякой толщины, а про молотки и говорить нечего: от крохотных молоточков механика до больших молотков каменщика всех величин и разрядов… Висят мои инструменты, поблёскивают, любуюсь я ими, любуюсь… А потом любоваться надоело, захотелось в руках подержать. Тогда я пошёл вдоль забора, смотрю, не сломалась ли где-нибудь планка — я бы мигом прибил другую. А планки, как назло, все целы. Когда не надо, грузовики чуть ли не каждый день забор ломают, а теперь шофёры будто бы сговорились: ездят осторожно, а мне чинить нечего…

Может, пойти поудить рыбу? Но одному неохота, скучно.

Вдруг слышу: Аги и Кати собираются на вокзал встречать Катиных гостей. Вот это удача. Молодчина Аги, что напомнила про вокзал! На вокзале всегда интересно: приходят разные поезда, пассажирские и товарные, много людей — уезжают и приезжают. Двину и я туда.

Городок у нас небольшой. Есть украинская и венгерская школы и большой химический завод. Там мой папа работает. А больше в нашем городе ничего и нет. Но вокзал у нас весёлый и шумный, потому что через наш город проходит магистраль Будапешт — Москва.

Выждал я, пока девчонки уйдут, и пошёл следом. Если бы вместе, Аги бы, конечно, подумала, что мне нужны чьи-то гости или что я увиваюсь за…

Минуточку подождите: сейчас идут страницы, которые я вырвал, когда тёте Пирошке отдавал дневник. Их надо найти. Вот они, нашёл. Теперь читайте. От вас мне скрывать нечего.

Вы даже не представляете, какая противная девчонка Аги. Ей бы только дразнить и высмеивать. Теперь она взялась за меня и ехидничает из-за Кати. Началось всё в прошлом году. Пришла к нам Кати, а я стал её развлекать, потому что гостей всегда развлекают. Очень вежливо разговаривал, много всего рассказал. Потом мы играли в коллективную игру «Кто первый?» А сестрица моя задира и давай ссориться с Кати, хотя Кати была права. Я, конечно, вступился за Кати, потому что люблю справедливость. А Аги разозлилась, раскричалась, глазами сверкает… Тут я мигом сообразил, что будет беда.

Так вот. Сели мы ужинать, а Аги вдруг как хихикнет.

— Что с тобой? — спросила мама.

Аги так и закатилась от смеха.

— Хи-хи-хи… Пишта[3] влюбился в Кати.

Я разок её двинул, так, что она отлетела к шкафу. И схлопотал себе подзатыльник от папы.

— А что она, — говорю, — издевается?

Тогда папа сказал, что самосуд чинить запрещает. Аги весь вечер нахально хихикала, а мама смотрела на меня очень странными глазами.

Ух и обозлился же я на Кати! Когда она пришла, не стал я с ней разговаривать и даже не поздоровался.

А мама давай меня ругать тут же, при Кати.

— Пишта, ты почему не здороваешься с подругой сестры?

Я — ни слова и с каменным лицом очень спокойно вышел из комнаты. Я не думаю, чтобы Кати понравилось, с каким равнодушием и самообладанием я себя вёл.

С тех пор у нас отношения порваны.

Я с ней даже на улице не здороваюсь.

Прохожу с каменным, неподвижным лицом, как будто совсем её не знаю. Она тоже нос дерёт — идёт, будто меня не замечает. А у самой губы до ушей расползаются. Не умеют девчонки фасон держать, никогда у них не выходит по-настоящему.

Так вот, я пошёл на вокзал и взял с собой Моржи.

Я ей свистнул, а она так обленилась, что поднялась еле-еле, отряхнулась и… побежала. И до самого вокзала носилась взад и вперёд и вокруг меня.

Приходим мы на вокзал, а поезда нет. Аги и Кати, неразлучные подружки, стоят у стены.

Вам, наверно, интересно, какая Кати. Не хочется мне про неё говорить после всех неприятностей. Лучше попрошу Моржи. Моржи, сюда! Но Моржи припустила за крысой, которая выскочила из-под кучи брёвен, ожидавших погрузки, — значит, придётся самому.

У Кати толстая жёлтая коса, закрученная вокруг головы. А щёки красные, как лепестки мака, и очень здорово получается: красное с жёлтым. Когда Кати смеётся или улыбается, она ещё больше краснеет, а улыбается она всё время, показывая маленькие белые зубы. Ходит она в красном свитере или в красном платье. Она совсем не похожа на Аги. У Аги волосы тёмные, щёки смуглые, платья белые и жёлтые, а улыбки от неё не дождёшься. И ведёт она себя преотвратно. Только и знает шпынять да дразнить.

Пока я описывал девчонок, Моржи поймала крысу и уже удушила её. Потом Моржи увидела девчонок и побежала к ним.

Тогда я тоже подошёл поближе, чтобы они не думали, будто я их стесняюсь или рядом стоять боюсь, как какая-нибудь лапша. Я, само собой, стоял у стены с каменным лицом и непоколебимым спокойствием и не обращал на них никакого внимания. Но Аги, понятно, не удержалась:

— А ты, Пишта, зачем пожаловал? Тебе здесь что надо?

Но я быстро сообразил и сказал:

— Я жду друзей.

Не хотите — не верьте. Но только я это сказал, как увидел Яни Адама из нашего класса с его младшим братишкой. Оказывается, утром они приехали из Москвы.

Мы все трое закричали от радости, а девчонки подумали, что этих ребят я как раз и ждал.

Стоим мы втроём и вдруг видим: идёт Ба́нди Бо́днар из шестого «Б».

Мы только собрались поздороваться, как он покачал головой и сделал вид, будто нас не знает. Мы сразу же догадались, что есть важные новости.

А Банди подходит к нам, как незнакомый, и официальным голосом спрашивает:

— Товарищи, нет ли среди вас членов тайного союза «Иксбэцэ»?

— Мы члены тайного союза, — говорю я за всех.

— Докажите!

Мы все, как один, отогнули воротники рубашек и показали три буквы: «ХВС».

— Благодарю, — говорит Банди Боднар. — Идите за мной. Задание чрезвычайной важности.