Он поднял руку и погрузил в великолепие ее волос, обхватив за затылок. Затем он снова поцеловал ее, скользнув языком в ее рот, пробуя кофе, сладость и жар. Она ответила ему без колебаний, целуя в ответ, слегка вздрагивая при этом, что вызвало у него шок.

Господи, у него никогда не было такой женщины. Никогда раньше он не позволял себе расслабиться. В основном потому, что он никогда не встречал никого, с кем хотел бы так поступить.

Грейс, однако, была другой. Она была чертовски горячей. Она выжгла холод прямо из него, окрасила его в свой цвет - в буквальном смысле - и он просто не мог заставить себя отпустить ее.

Он оторвался от ее губ, продолжая крепко сжимать ее волосы.

- Ты хочешь еще? - его голос звучал хрипло и надтреснуто, как будто он не говорил сто лет. А может, и тысячу.

- Да, - в ней не было никаких колебаний, ее собственный голос звучал не лучше, чем его.

Он и не подозревал, что надеялся услышать это от нее, пока она не сказала это слово вслух, посылая по всему его телу поток чистого облегчения. Он позволил своему взгляду скользнуть вниз по ее телу, впитывая всю ее обнаженную кожу, покрытую длинными пятнами красной, золотой и оранжевой краски. Она всегда должна быть такой. Всегда должна быть обнаженной, покрытой краской и слегка блестящей от пота, с прилипшими ко лбу волосами, с красными от его поцелуев губами.

- Ты уверена? - он скользнул руками вокруг вниз по ее телу, обхватив ее ягодицы ладонями. - Потому что, если нет, лучше скажи мне прямо сейчас.

- Я хочу еще, - ее прелестные маленькие сиськи резко поднялись, когда он сжал мягкую плоть в своих руках, и она выдохнула, выгибаясь под ним. – Пожалуйста.

Она была такой отзывчивой. Такой чувственный. Она открыла рот, словно ждала его поцелуя много лет. А потом она положила руки ему на грудь и крепко обняла, все ее тело дрожало, когда он просунул свое бедро между ее ног, прямо против влажного жара ее киски…

Пора принять душ, потому что, как бы ему ни нравилось носить на себе ее цвета, он хотел попробовать каждый дюйм ее восхитительного обнаженного тела и не особенно хотел делать это с полным ртом краски.

Не говоря ни слова, он вышел из нее, и какой-то смутный уголок его мозга отметил тот факт, что он не надел презерватив, и это, очевидно, должно беспокоить его. Но он не хотел думать об этом прямо сейчас, поэтому не стал. Вместо этого он поднялся на ноги, держа ее на руках, и пошел по коридору в ванную.

Душ был большой, выложенный белым кафелем, и он пустил горячую воду, снял остальную одежду и потянул ее за собой в кабинку. Сначала она попыталась дотронуться до него, проведя пальцами художника по всей его груди, но он крепко сжал ее запястья и покачал головой.

- Все еще моя очередь, - резко сказал он, прежде чем отпустить ее.

Она недовольно надулась на это, но он проигнорировал ее, пока наливал себе хорошую пригоршню геля для душа. Затем он начал мыть ее, смывая краску с ее кожи, скользя руками по всему ее телу. Поглаживая эти маленькие, идеальные сиськи и потирая большими пальцами ее соски, его руки скользили вниз по дрожащей плоскости ее живота к клубку красно-золотых кудрей между ее бедер. Она задрожала, когда он провел пальцами по гладким складкам ее киски, нашел ее твердый маленький клитор и нежно подразнил его кончиком пальца. Она задохнулась, вцепившись в его руки, а ее волосы тяжелыми и мокрыми прядями упали на плечи.

- Позволь мне прикоснуться к тебе, - прошептала она, дрожа в его объятиях. - Пожалуйста, Лукас.

- Зачем? - он снова обвел ее клитор. - Тебе не нравится?

- Да, но я… действительно хочу прикоснуться к тебе.

- Это плохо, - он надавил на ее тугой комок нервов, заставив еще раз ахнуть. – Потому что все еще моя очередь.

Какое-то время он играл с ней, зачарованно наблюдая за выражением сильного удовольствия на ее лице в ответ на его прикосновения. Она была так открыта, ничего не скрывая от него. От этого у него сдавило грудь. Ему захотелось сказать ей, что она не должна быть такой открытой, такой честной. Она не должна быть такой уязвимой, и все же ему это нравилось.

Была ли она такой с Гриффином?

Странное ощущение прошлось сквозь него. Не чувство вины. Конечно, до смерти Гриффина его тянуло к Грейс, но он ничего не предпринимал, пока был жив его друг. И, кроме того, Гриффин уже ничего не узнает. Он был мертв. Нет, это что-то другое. Что-то похожее…

Ревность.

Нет, это просто смешно. Он никогда в жизни не ревновал и не собирался ревновать сейчас.

Не обращая внимания на свои эмоции, Лукас усадил Грейс на белые плитки пола и опустился перед ней на колени. Он хотел попробовать ее на вкус, дразнить, сводить с ума, как она сводила его.

Заставить ее забыть всех мужчин, с которыми она была…

Лукас наклонился вперед и прижался губами к ее животу, ощущая вкус струящейся по ним воды и слабый солоноватый привкус самой Грейс. Это было восхитительно, поэтому он спустился ниже, проведя языком по ее коже к влажным завиткам между ног. Она вздрогнула, ее пальцы легонько коснулись его головы.

Он чувствовал ее напряжение, ее мышцы напряглись, как будто она не была уверена в том, что дальше произойдет. Это заставило его задуматься. О ней и Гриффине. Но он не хотел думать о таких вещах, не тогда, когда он стоял на коленях, а вкусная киска была прямо перед ним.

Поэтому он схватил ее за бедра, мягко раздвигая большими пальцами ее складочки. Еще одна дрожь пробежала по ее телу, и ему это понравилось. Ему нравилось, как быстро и отчаянно она дышала в душном помещении.

Он наклонился, облизывая дорожку прямо посередине ее лона, ощущая вкус всей этой соленой влаги, вкус, взрывающийся на его языке и идущий прямо к его голове, как хмель самого лучшего алкоголя, который можно купить за деньги. Он хотел еще немного подразнить ее клитор, заставить ее стонать, но не смог удержаться, наклонился еще ниже и глубоко вошел в нее языком.

Кончики пальцев по обе стороны его головы напряглись, и она снова задохнулась, приподняв бедра к его губам. Но этого было недостаточно, поэтому он скользнул рукой по ее бедру, затем вниз, за колено, поднимая ее ногу наверх, через его плечо. Открывая ее шире, чтобы он мог ощутить ее вкус глубже.

- Лукас..., - его имя было отчаянным стоном, когда она выгнулась дугой на плитках, держа его голову в смертельной хватке, пока он работал с ней языком, трахая ее им. - Боже ... это ... я не могу…

Но он не слушал. Он потерялся в ней. В ее соленом-сладком вкусе, в ее жаре. В том, как ее тело содрогалось, когда она приближалась к краю. В том, как сильно он хотел, чтобы она выкрикнула его имя.

Поэтому он держал рот на месте и подключил пальцы. Поглаживая клитор, кружась и дразня в такт движениям его языка. И не заняло много времени, прежде чем все ее тело напряглось, и действительно, она выкрикнула его имя, когда оргазм охватил ее.

Ему очень хотелось войти в нее прямо здесь, в душе, но ему действительно нужен был презерватив, и на тумбочке рядом с его кроватью лежали презервативы. Поэтому он выключил воду и, взяв ее обмякшее тело на руки, вышел вместе с ней из душа. Потом вытер их и понес по коридору в свою спальню.

Кровать, пара тумбочек и комод были единственной мебелью, в которой он нуждался в своей комнате. Он отнес ее к кровати, положил на матрас и последовал за ней.

Она закинула руки за голову и раздвинула для него ноги, как будто он был любовником, которого она знала много лет и с которым ей было комфортно, а не другом ее мужа, с которым у нее были неловкие отношения.

Еще один пример того, как просто она принимала то, что чувствовала, не задавая вопросов, не сдерживаясь.

Ты мог бы кое-чему у нее научиться.

Он уже это делал.

Потянувшись к презервативам на тумбочке, он достал один, открыл упаковку и натянул латекс на свой изнывающий член. Затем он раздвинул ее бедра как можно шире. Она резко вдохнула, и он снова увидел что-то похожее на неуверенность в ее глазах. Но ему было слишком трудно ждать, думая о том, что это было и что могло быть причиной этого, поэтому он растянулся на ней, положив руки по обе стороны ее головы, глядя ей в глаза, так чтобы она видела только его.

Затем, удерживая ее взгляд, он вошел в нее, на этот раз медленно, желая насладиться этим, а не впопыхах, как раньше. Но она так тесно сжимала его. Такая мокрая. Настолько горячая. Ее зрачки расширились и казались черными в тусклом свете комнаты, и когда она подняла руки к нему, проведя кончиками пальцев по его груди, он вздрогнул всем телом.

Казалось, она пробежала ими по его душе, и это было уже слишком. Она была слишком горячей. Она словно держала пламя в своих руках.

Он толкнулся в нее раз, другой, затем вышел и перевернул на живот. Он нежно взял ее запястья своими руками и завел их за спину, держа одной рукой за поясницей. Он не мог допустить, чтобы она прикасалась к нему.

Не отпуская ее запястий, он обхватил другой рукой ее талию и поставил на колени. Она покачала головой, лежа на подушке.

- Лукас... - ее голос звучал напряженно. - Не знаю ... не знаю, смогу ли я сделать это снова.

Он проник между ее бедер, нашел скользкую плоть, скользнул глубоко, заставляя ее дергаться от его хватки, задыхаясь.

- Сможешь, - слова были гортанными, вырванными из глубины его. – Еще как сможешь.

Затем он начал двигаться, отводя бедра назад и проникая внутрь, сильнее, быстрее, удовольствие начало нарастать, уничтожая их.

Она застонала. Ее глаза были закрыты, ресницы лежали на раскрасневшихся щеках, рот открыт.

- Я не могу..., - это был всего лишь шепот. - Я не могу…

Но, конечно, она смогла. До сих пор она успевала за ним и теперь будет также. Он протянул свободную руку, положил ее ей на живот, а затем скользнул вниз между ее бедер, нашел клитор и начал поглаживать, медленно двигаясь взад и вперед, что вызвало у нее хриплый крик.

И он продолжал двигаться, погружаясь все глубже, теряясь в жаре ее киски вокруг него, в наслаждении, которое разрывало его на части. Он продолжал прикасаться к ней, пока она не выгнулась под ним, крича в подушку.