Мне хочется обернуть ее блестящие локоны вокруг кулака и потянуть, поэтому я закручиваю их в локон пальцем.

— Прости, Джим. Я не знаю, как это делается.

— Что именно?

— Пригласить тебя на свидание. Встречаться с тобой. Я никогда не буду относиться к тебе… — я замолкаю, не зная, как закончить свою мысль. — Джеймсон.

— Себастьян. — Ее губы приподнимаются в терпеливой улыбке.

— В тебе нет ничего простого…

Ее тихий смех наполняет комнату:

— Слава Господу, за это.

— Не могу, блядь, поверить, что говорю это, но для того, кто начинал просто как партнер по учебе, ты — это все, о чем я могу думать в последнее время. — Ее блестящие волосы выскальзывают из моих пальцев, жадные руки перебирают волосы, рассыпанные по кровати. — Днем и ночью. Быть в дороге и не видеть тебя убивало меня. Такого раньше не случалось. Не говорить с тобой убивало меня. Сны о тебе…

— Убивали тебя?

Я, все еще, прищурившись, смотрю на нее.

— В тот день, когда мы впервые встретились, ты не выглядела такой всезнайкой.

Джеймс поднимает бровь.

— О, да? И как я выглядела?

— Умной и сексуальной.

Уверенной и сложной.

Джеймсон хихикает.

— Тебе не показалось, что я выгляжу сексуально. Ты думал, что я чудик, не ври.

В ответ я поднимаю брови и понижаю голос.

— Я собираюсь встречаться с тобой, и в один прекрасный день, Джеймсон, я сорву все чертовы пуговицы с твоего кардигана, одну за другой, и трахну тебя до потери сознания, и на тебе не будет ничего кроме твоего жемчужного ожерелья.

— На этом кардигане нет пуговиц, — шепчет она.

Я наклоняюсь ближе, губы касаются ее уха.

— Я знаю.

— Это несправедливо, — жалуется она, беспокойно ерзая подо мной.

— Что несправедливо? — Кончики наших носов соприкасаются, пока я тереблю вырез ее мягкого розового свитера. Он нежный, красивый и очень похож на Джеймсон.

— То, что ты заставляешь меня чувствовать.

— Как ты себя чувствуешь? Скажи мне, — умоляю я.

Я не против попрошайничества.

Я должен знать, о чем она думает, надеясь, что это поможет разобраться в запутанном дерьме, которое творится у меня в голове.

— Ты заставляешь меня думать о том, чтобы не учиться, — шепчет она, выгибаясь ко мне, утыкаясь носом в местечко на шее, ведущее к местечку под ухом.

Ого!

Я двигаю руками, упираясь ими в ее бедра, и наклоняю голову, чтобы дать ей лучший доступ к моей шее.

— Это хорошо или плохо?

— Оба варианта. — Она принюхивается. — Мммм. Ты хорошо пахнешь, хотя половину времени я хочу задушить тебя голыми руками.

— А как насчет второй половины?

Джеймсон притворно вздыхает мне в ухо, так блаженно и сладко, что это посылает разряд прямо к моему члену. Я борюсь с желанием забраться на нее и зажать ее под собой.

— А вторую половину, я хочу, чтобы ты сделал все те грязные вещи, которые ты всегда угрожаешь сделать со мной. Как сейчас, я хочу, чтобы ты снял рубашку. Я хочу прикоснуться к тебе, почувствовать твою плоть на кончиках пальцев.

— Да? — хриплю я.

— Да. — Она все еще водит кончиком носа по моей шее, вверх и вниз, вверх и вниз, вдыхая меня. — Эллисон говорит, что я должна позволить тебе затрахать меня до состояния комы. — Ее язык касается мочки моего уха, и она слегка дует. — Что ты об этом думаешь?

— Черт возьми, да. — Я тяжело выдыхаю, член официально твердый в моих спортивных штанах, что так мучительно. Моя все возрастающая эрекция натягивает тонкую ткань. — Я знал, что Эллисон мне понравится.

— Но я думаю, что должна сделать вот что.…

— Что?

— Уйти.

— Уйти? Почему? Мы только начали.

Джеймсон отстраняется, нежно обхватывая мое лицо ладонью.

— Если мы не остановимся, а мы не остановимся, но я не хочу, чтобы наши отношения были основаны на сексе. Это имеет смысл, верно? Оз, скажи мне, что это имеет смысл.

— В этом есть смысл, — с несчастным видом повторяю я, скрестив руки на груди.

Конечно, она права: эти отношения не должны основываться на сексе. Или оргазмах. Или минетах. Или круглых, дерзких сиськах. Это должно быть основано на том, чтобы узнать ее личность, ее симпатии и антипатии. Ее надежды, мечты и…

Черт возьми, что я вообще несу?

Ее губы шевелятся, она что-то говорит, но твердый член в моих штанах сердито напрягается, перекрывая доступ крови к мозгу и делая невозможным сосредоточиться.

— Так ты согласен? — говорит Джеймсон, облизывая губы. Ее блестящие, сочные, надутые губы…

Я резко киваю.

— Что бы ты ни сказала, я согласен. Окей. Я сделаю это. — Я судорожно выдыхаю и сглатываю свое яростное разочарование. — Постой. С чем я только что согласился?

— Если ты собираешься встречаться со мной, я настаиваю на правиле номер десять: никакого секса до пятого свидания. — Она прикусывает нижнюю губу, осторожно выбираясь из-под меня и подвигается к изголовью, где она, облокотившись, натягивает туфли. — Или третьего или четвертого, в зависимости от того, как пойдет дело.

Никакого секса до пятого свидания! Она что, с ума сошла?

— Оз? Мы договорились?

Мои глаза изучают каждый из восхитительных изгибов, которые я не увижу обнаженными по крайней мере пять свиданий. Три, если все пройдет хорошо. Три, три, нужно сосредоточиться на трех. Сосредоточиться на ее промежности, ее плоском животе, ее сиськах, ее разочарованном рте…

— Оз?

Она мне нравится. Я могу это сделать. Мы просто быстренько провернем эти свидания, одно за другим, как из пулемета.

Я снова киваю, изогнув губы в несчастной усмешке.

— Да, конечно. Отлично.

Она лучезарно улыбается мне, и я чувствую себя на миллион футов выше, провожая ее до машины. Я целомудренно целую ее в макушку, чтобы она захотела большего.

Я стою и смотрю, как ее светящиеся задние фонари скользят по пустой улице, останавливаются на светофоре и исчезают из виду, как только она поворачивает налево.

— Держись, Джим, я собираюсь встречаться с тобой.