В обыкновенное время его мысль была занята одной Эвелиной. Но теперь, после увертюры, он вдруг спросил ее:

— А что вы скажете новенького? Не правда ли, любопытно, что Мак Зидлей так настойчиво требовал от меня разгадки? Строго говоря, это вы должны были бы найти ее….

Она проговорила:

— Успокойтесь, ради Бога! Мало вам еще досталось!

Занавес поднялся, но Морис только глазами следил за картинами, изображающими древнюю легенду короля Гральона, его дочери Даго и его города Иса, поглощенного волнами… А мысли молодого человека все были направлены на один пункт. Впрочем, спектакль поддерживал в нем работу какого-то вдохновения.

Когда первый акт кончился, дверь ложи раскрылась, и вошел высокий и широкий джентльмен с угловатыми чертами бритого лица. Он был седой. Эвелина обрадовалась в стала представлять Мориса, который рассеянно смотрел и точно не мог понять, кто перед ним. Вдруг он издал восклицание, схватился за голову и, не кланяясь, как будто обезумев, вскочил и закричал:

— Нашел! Догадался! Наконец-то!

Забыв обо всем на свете, он выбежал из ложи и даже не взял с собой шляпу.

Утром Эвелина получила от него такое письмо:

«Мой дорогой, мой прелестный друг! Умоляю вас извиниться за меня перед вашим отцом и перед мисс Эдит. Я совершил невероятную грубость и почти не смею просить о прощении. Я плохо оправился, должно быть, от испытанных мной в течение последних дней потрясений, и нервы мои натянуты. Кроме того, ум мой постоянно занят этими бриллиантами, и так случилось, что в тот момент, когда вошел ваш отец в ложу, я добился, в качестве вашего усердного ученика, разрешения задачи. Оно было так ярко и неотразимо, что я забыл все приличия. Еще раз прошу меня извинить.

Теперь два слова. Пока я не добьюсь полного успеха, я не увижу вас. Мне хочется поставить последнюю карту, и мне кажется, что я выиграю игру. Скоро вы получите от меня подробное письмо».

Через неделю он прислал Эвелине обещанное письмо:

«Дорогая Эвелина!

Вот как я разрешил задачу. Она проста, и я удивляюсь, как я мог так ломать голову над ней.

Вдохновила меня комическая опера. Ведь вы знаете легенду об Исе? По преданию, город стоял у моря, и его защищали плотины. Дочери короля Гральона так нехорошо вели себя, что разгневали Господа Бога, и Он прорвал плотину. Море ринулось на город, и король не погиб только благодаря заступничеству святого Кемпера. В настоящее время жители деревень Адиерн и Дуарнене утверждают, что при сильном ветре можно слышать, как волны звонят в подводные колокола.

Такова легенда. Расспрашивая о ней, я между прочим узнал, что еще двести лет назад, в день всех святых, совершалось на судне, над тем местом, где был город Ис, заупокойное служение в память катастрофы.

После целого ряда экскурсий я убедился окончательно, что город Ис находится под водой в бухте Покойников.

Убеждает меня в этом, главным образом, большое число римских дорог, которые идут к бухте и вдруг кончаются у ее берегов. Зачем эти дороги? В них не было бы смысла, если бы они не были направлены к городу Ису. В один спокойный вечер рыбак подвез меня к месту, откуда можно было жердью достать до городских стен. Я говорю „стен“, а не „подводных скал“, потому что они слишком правильны и гладки.

Именно, я пришел к следующим заключениям:

Бон утонул во время плавания на лодке. Он был один. Случилось несчастье недалеко от Гильнека по направлению к Адиерну.

Город, „куда никто не вхож“, — город, которому „нет подобных“ и который „посещают одни рыбы“, — есть город Ис.

„Д. А.“ означает Дуарнене-Адиерн.

Я думаю, что римская дорога II — проводники тоже так называют ее — при большом отливе, и в особенности, если с берега дует ветер, должна привести к потонувшему городу.

„Столб, сейчас же направо“ — значит, что Бон в углублении, сделанном в этом столбе или близ него, спрятал бриллианты, воспользовавшись исключительно низкой водой.

Но, чтобы добраться до бриллиантового тайника, необходимо редкое стечение обстоятельств: во-первых, чтобы была самая низкая вода и, во-вторых, чтобы ветер дул с земли и отгонял море. Может быть, Бон не хотел ждать и просто с лодки нырнул в море за драгоценностями во время низкого отлива. Но ошибся в направлении и утонул.

Что касается меня, то я тоже не намерен ждать самой низкой воды, а удовольствуюсь просто низкой водой и береговым ветром. Я тоже нырну, но по всем правилам современного искусства, и запасусь пробочной фуфайкой. В таком костюме ничего не стоит нырнуть на несколько метров. Опекун мой, которому я рассказал всю историю, расщедрился, в первый раз в жизни подумал, что я куда-нибудь годен, и одолжил мне значительную сумму на расходы. Я нашел несколько помощников и сделал несколько опытов в Сене, близ моста Берси. Сначала было очень скверно. Отвратительное впечатление. На дне так темно, что приходится зажигать электрическую лампочку, а в шлеме воздух скоро исчезает и нечем дышать. Железная дева, в сравнении с пробочной фуфайкой, благодать. Я готов был отказаться от бриллиантов. Но, может быть, ложный стыд удержал меня. Тем более, что после второго раза я уже довольно свободно прогуливался по дну Сены.

Завтра отправляюсь в Дуарнене со своим штатом. Теперь как раз время низкой воды. Чем черт не шутит, авось и удастся, и редкое стечение обстоятельств придет на помощь!

Эвелина, я вам дам телеграмму, когда все окончится».

Морис со своими помощниками сошел в Адиерне и остановился в отдаленной гостинице. Он выдавал себя за фотографа, приехавшего снять как можно больше видов.

А помощникам он говорил, что ему надо проверить старую легенду о городе Исе. Они, впрочем, были честные люди — бретонские рыбаки — и им обещано было много денег, если предприятие удастся.

Морис немедленно приступил к своим изысканиям. Он стал изучать римскую дорогу подле того места, где она смешивается с песком и пропадает в бухте. В десяти метрах от берега он велел прокопать дно и открыл древнюю мостовую. Он велел копать дальше, и получился тот же результат. После нескольких дней трудной работы Морис мог восстановить на карте весь древний путь. Чем дальше, тем булыжники, из которых выложена была дорога, становились крупнее: город был недалеко. Бретонцы вошли в его археологические интересы и работали с энтузиазмом. Кроме того, как все бретонцы, они были суеверны, и это придавало их увлечению печать постоянства и преданности.

Морис рано утром вышел из гостиницы и вдруг на повороте заметил человека, который шмыгнул в кусты.

Как ни в чем не бывало, он продолжал путь, по, дойдя до поворота, сам спрятался в кусты и стал поджидать. Вскоре он увидел человека. Это был лже-художник Бриэлло в крестьянском костюме.

Молодой человек сейчас же вернулся. Значит, за ним следит шайка Зидлея? Или они были свидетелями его опытов в Париже и его изысканий в Адиерне и теперь им уже известно, где найти бриллианты Гамбурга?

За завтраком он узнал другую важную новость. Один из помощников рассказал, что видел в бухте огромный керосинно-двигательный челнок, носившийся по воде с необычайной быстротой. Из сделанных затем описаний наружности хозяев челнока Морис узнал, что то были: Мак Зидлей, Бриэлло, Лафуин и Вернье.

Что делать?

После обеда вошли его помощники с радостными лицами:

— Ветер переменился.

— А когда вода бывает всего ниже?

— В четыре часа утра.

— Хорошо. Значит, сегодня ночью придется нырять.

— Хотя и с электрической лампой, но большой риск ночью. Если что случится, мы вам не в состоянии будем помочь.

— Все равно.

Он думал, что ночью легче избежать контроля Мак Зидлея.

— Каково море?

— Спокойно. На якоре будет превосходно.

— Отлично. Готовьтесь. А скажите, куда эти неизвестные люди прячут керосинно-двигательную лодку?

— А в маленькой бухточке, на западе — вон там — между двух скал есть полуостровок.

— От нашего пути далеко?

— Три километра.

— Так вот что. В девять часов ложитесь и притворитесь, что спите. Без всякого шума выйдите в полночь и принесите пробочную фуфайку и весь материал на барку. Старайтесь обойтись без огня, и марш на самый конец нашей дороги! Вам поможет компас… Ах, да, забыл… Сегодня в семь часов вечера мне хотелось бы взглянуть на керосиновую лодку. Так вы меня, пожалуйста, проводите.