А интересно было бы посмотреть, как справилась бы на моем месте Катя. Хорошо, что она не видела меня в замке у Глагола. Вот разговоров было бы… Нет, все же я доволен, что побывал в этой стране. Во-первых, я теперь всегда буду правильно писать слова «собака» и «солнце». Во-вторых, я понял, что правила грамматики учить все же надо. Они могут пригодиться при случае. А в-третьих, оказалось, что знаки препинания в самом деле нужны. Вот если бы мне дали прочесть целую страницу без знаков препинания, смог бы я ее прочесть и понять, что там написано? Я бы читал, читал, не переводя дыхания, пока не задохнулся. Что тут хорошего? Кроме того, я мало что понял бы от такого чтения.

Так я думал про себя. Кузе все это рассказывать было не к чему. Я так раздумался, что не сразу заметил, что кот начал жаловаться на жару. В самом деле, стало очень жарко. Чтобы подбодрить Кузю, я затянул песенку, и Кузя подхватил:

Дальше мы петь не смогли. Во рту пересохло. Очень хотелось пить. Трава под ногами сильно пожелтела. Листья свернулись в трубочку. Земля стала твердая, словно асфальт, а местами даже потрескалась.

Ах как хотелось пить, но нигде не было ни одного ручейка. Кузя изнывал от жажды. Я сам много бы дал за стакан газированной с сиропом. Даже без сиропа… Но об этом можно было только мечтать…

Мы шли мимо русла высохшей речки. На его дне, как на сковородке, валялись сухие рыбки.

— Куда девалась вода? — жалобно спрашивал Кузя. — Неужели тут нет ни графинов, ни чайников, ни ведер, ни кранов? Нет всех этих полезных и хороших вещей, из которых добывается вода?

Я молчал. Мой язык как будто высох и не ворочался.

А наш мяч все катился. Он остановился только на полянке, выжженной солнцем. Посредине нее торчало голое скрюченное дерево. А вокруг поляны скрипел сухими черными ветками голый лес.

Я сел на холмик, засыпанный пожелтевшими листьями. Кузя прыгнул мне на колени. Ох как нам хотелось пить! Я даже не знал, что можно так хотеть пить. Все время я как будто видел холодную струю. Она так красиво льется из крана и весело поет. Вспоминался мне и наш хрустальный кувшин, и даже капельки на его хрустальных бочках.

Я закрыл глаза и, как во сне, увидел тетю Любашу: на углу нашей улицы она продавала газированную воду. Тетя Любаша держала стакан холодной воды с вишневым сиропом. Ах, этот стаканчик бы! Пусть без сиропа, пусть даже не газированной… Да что там стаканчик! Сейчас я мог бы выпить целое ведро.

Вдруг холмик подо мной зашевелился. Потом стал расти и сильно раскачиваться.

— Держись, Кузя! — закричал я и скатился вниз.

— Здесь горки и те сумасшедшие, — ворчал Кузя.

— Я не горка, я верблюд, — услышали мы чей-то жалобный голос.

Наша «горка» встала на ноги, отряхнула с себя листья, и мы в самом деле увидели верблюда. Кузя тут же выгнул спинку и спросил:

— А не собираетесь ли вы съесть мальчика и его верного кота?

Верблюд сильно обиделся.

— Неужели вы не знаете, кот, что верблюды едят траву, сено и колючки? — насмешливо спросил он Кузю. — Единственная неприятность, которую я могу вам сделать, — это плюнуть на вас. Но я не собираюсь плеваться. Мне не до этого. Даже я, верблюд, умираю от жажды.

— Пожалуйста, не умирайте, — попросил я бедного верблюда, но он только застонал в ответ.

— Никто дольше верблюда не может переносить жажду. Но наступает время, когда и верблюд протягивает ноги. В лесу уже много зверей погибло. Есть еще живые, но и они умрут, если их немедленно не спасти.

Из лесу доносились тихие стоны. Мне было так жалко несчастных зверушек, что я немножко забыл о воде.

— А могу я чем-нибудь помочь им? — спросил я верблюда.

— Ты можешь их спасти, — ответил верблюд.

— Тогда побежим в лес, — сказал я.

Верблюд рассмеялся от радости, а Кузя совсем не обрадовался.

— Думай, что говоришь, — недовольно шипел кот. — Как это ты можешь их спасти? Какое тебе дело до них?

— Ты эгоист, Кузя, — сказал я ему спокойно. — Обязательно пойду их спасать. Вот верблюд расскажет мне, что надо сделать, я их и спасу. А ты, Кузя…

Только было собрался сказать Кузе, что я думаю о его выходке, как… рядом со мной что-то сильно затрещало. Скрюченное дерево распрямило сухие ветки и превратилось в сморщенную худую старуху в рваном платье. В ее спутанных волосах застряли сухие листья.

Верблюд со стоном шарахнулся в сторону. Старуха стала разглядывать нас с Кузей. Мне было совсем не страшно, даже когда она загудела басом:

— Не говори, что ты Перестукин, — испуганно зашептал Кузя. — Скажи, что ты Серокошкин.

— Сам ты Серокошкин. А моя фамилия — Перестукин, и мне нечего ее стыдиться.

Как только старуха услышала это, она сразу переменилась, согнулась пополам, состроила сладкую улыбку и от этого стала еще противней. И вдруг… она стала расхваливать меня на все лады. Она хвалила, я удивлялся, а верблюд стонал. Она говорила, что именно я, Виктор Перестукин, помог ей превратить зеленый лес в сухие бревна. Все борются с засухой, один только я, Виктор Перестукин, оказался ее лучшим другом и помощником. Оказывается, что я, Виктор Перестукин, сказал на уроке волшебные слова…

— Так я и знал, — отчаянно завопил Кузя. — Наверно, ты, хозяин, брякнул что-нибудь неподходящее.

— Твой хозяин, — застонал верблюд, — брякнул на уроке, что вода, которая испаряется с поверхности рек, озер, морей и океанов, исчезает.

— Круговорот воды в природе, — вспомнил я. — Зоя Филипповна! Пятая двойка!

Старуха выпрямилась, подбоченилась и забасила:

Это чучело почему-то говорило только стихами. От ее слов пить хотелось еще больше. Из леса снова послышались стоны. Верблюд подошел ко мне и зашептал на ухо:

— Ты можешь спасти несчастных… Вспомни круговорот воды, вспомни!

Легко сказать — вспомни. Зоя Филипповна битый час держала меня у доски, и то я ничего не мог вспомнить.

— Ты должен вспомнить! — злился Кузя. — По твоей вине мы страдаем. Ведь это ты сказал на уроке дурацкие слова.

— Какая ерунда! — закричал я сердито. — Что могут сделать слова?

Старуха заскрипела своими сухими сучьями и опять стала говорить стихами:

Нет, это было невыносимо! Кажется, я в самом деле что-то натворил. Придется все-таки вспомнить круговорот. И я начал бормотать:

— Вода, испаряясь с поверхности рек, озер, морей…

Старуха испугалась, что я вспомню, и пустилась плясать, да так, что сухие ветки и листья летели во все стороны. Она волчком вертелась передо мной и выкрикивала:

Голова у меня кружилась, пить хотелось все больше и больше, но я не сдавался и вспоминал изо всех сил:

— Вода испаряется, превращается в пар, превращается в пар и…

Старуха подбежала ко мне, замахала руками перед самым моим носом и стала шипеть:

О чем я спорил со старухой? Почему злился на нее? Ничего не помню.

— Вспоминай, вспоминай! — отчаянно кричал Кузя, прыгая на задних лапах. — Ты говорил, вспоминал…

— О чем говорил?

— О том, что пар превращается…

— Ах да, пар!.. — Я вдруг все вспомнил: — Пар охлаждается, превращается в воду и падает на землю дождем. Идет дождь!

Внезапно набежали тучи, и сразу же на землю упали крупные капли. Потом они стали падать все чаще и чаще — земля потемнела.

Зазеленели листья деревьев и трава. По руслу реки весело побежала вода. С вершины скалы с шумом хлынул водопад. Из лесу послышались радостные голоса зверей и птиц.

Я, Кузя и верблюд, промокшие насквозь, плясали вокруг перепуганной Засухи и кричали ей прямо в ее корявые уши: