Глава пятая

Вышло так, что наутро через несколько дней после обсуждения стратегии Кэтрин и Минкс подошли к небольшому хорошо сохранившемуся белокаменному дому с зелеными ставнями, где Уильям-стрит начинала изгибаться и уходить вверх, к большим поместьям на Голден-Хилл.

Погода была переменчивой: в одно мгновение ярко светило солнце, а уже в следующую минуту небо застилали густые дождевые облака. Кэтрин и Минкс поднялись по четырем ступенькам к входной двери и отметили, что дверной молоточек был выполнен в форме небольшой медной руки. Кэтрин постучала, и они замерли в ожидании. Ветер кружил вокруг них, дергая их за полы пальто и грозясь сорвать с них шляпки.

Никакого ответа не последовало. Кэтрин вновь воспользовалась медной рукой — на этот раз более настойчиво. Наконец, из-за двери донесся мужской голос:

— Я никого сегодня не принимаю!

— Наше дело не терпит отлагательств, — сказала Кэтрин. — Мы не можем ждать.

— Кто вы?

Она представила себя и Минкс, хотя догадывалась, что он уже и так знал, кого принесло к его двери этим утром.

— Мне нездоровится. Если вы больны, пожалуйста, обратитесь в Государственную Больницу.

— Да, мы понимаем, что вы не совсем здоровы, — сказала Кэтрин. — Мы уже побывали в больнице.

Их визит закончился тем, что один из двух новых врачей, прибывших в течение последних нескольких месяцев, поведал им о джентльмене, который несколько дней назад прислал посыльного с сообщением, что заболел и собирается взять короткий отпуск. И Кэтрин, и Минкс прекрасно знали, что это время совпадает с тем утром, когда Джона Кента выманили из его комнаты.

— Пожалуйста, уходите, — простонал мужчина. Губы Минкс сжались в тонкую линию. Голос говорившего был слабым, но звучавшие в нем нотки не просто так казались ей знакомыми: именно их она слышала тогда, ночью, в тумане.

— Мы не уйдем, — ответила Кэтрин. — Откройте дверь, доктор. Или вместо доктора Куэйла Полливера мне стоит обращаться к вам, как к Билли Резаку?

Наступила тишина. Затем:

— Что за бессмыслицу вы несете, женщина? — На этом моменте голос мужчины взлетел почти до фальцета.

— Мне кажется, победитель любой игры находит удовлетворение в созерцании лиц своих поверженных врагов. Итак, я вновь прошу вас: откройте дверь.

Они ждали. Пронизывающие порывы ветра продолжали трепать их одежду.

В следующее мгновение они услышали щелчок задвижки.

Дверь открылась.

— Говорите, в чем дело, и уходите, — резко бросил доктор.

Они прошли мимо него в со вкусом обставленную гостиную. Дверь за посетительницами закрылась и снова была заперта.

— Ах! — воскликнула Кэтрин. — Минкс, ты тоже чувствуешь запах лекарств?

— Я лечу здесь пациентов, — буркнул Полливер. — С чего бы этому запаху не присутствовать?

— Конечно-конечно, вполне резонно. В любой больнице или кабинете врача будет подобный запах. Я полагаю, это одно из тех средств, что намертво впитываются в одежду.

Минкс знала, к чему клонит Кэтрин. Когда мистер Кент вспоминал нападение Билли Резака, он сказал, что от него исходил запах лекарств… нет… не то… запах хищного зверя. Наверное, у него пот выступил от предвкушения.

Однако в своем первом предположении Джон Кент оказался прав. Это действительно был запах лекарств, пропитавший одежду убийцы.

— Я предложил бы вам снять ваши пальто и шляпки, — сказал доктор, — но надеюсь, что вы не задержитесь надолго. Я едва встал с постели.

И впрямь, он был одет в сине-желтый домашний халат длиной до лодыжек. Лицо его было серым, а под глазами пролегли глубокие темные круги. Тем не менее, он обладал высокой и статной фигурой. Это был мужчина лет пятидесяти с широкими плечами и благородным красивым профилем.Волосы у него были темно-каштановыми, и лишь чуб легонько припорошила седина. В желтом свете лампы гостиной была видна испарина, блестевшая на его лице.

Кэтрин улыбнулась.

— Я полагаю, сейчас именно тот случай, когда врач вынужден лечить себя сам? Минкс, этот запах такой сильный, потому что доктор Полливер лечит себя от… должно быть, от огнестрельной раны? Это ведь Джон Кент стрелял в вас? Рана, похоже, не смертельная. Мягкие ткани — на ноге или, возможно, в боку. Но она, несомненно, доставляет вам много боли. И вам, разумеется, не хотелось бы, чтобы ее увидели другие врачи.

Полливер хрипло рассмеялся, хотя его темно-карие глаза не выказывали ни намека на веселье.

— Вы лишились рассудка? Кто такой Джон Кент?

— Вопрос, который я хотела бы задать вам, звучит иначе: где сейчас Джон Кент? И будет ли когда-либо найдено его тело?

— По вам плачет бедлам[9], мадам.

Теперь настала очередь Кэтрин смеяться. Она прошла мимо Минкс, разглядывая различные предметы в гостиной. Помещение изобиловало восхитительными изделиями из керамики, на стенах висело несколько достойных написанных маслом картин и… на самом видном месте стояла скелетообразная рука, соединенная воедино проволокой — на маленьком постаменте под стеклянным куполом.

— Вы действительно доктор? — спросила она.

— Разумеется. Вас не было здесь в то время, но вы должны знать, что именно я выхаживал Мэтью Корбетта, когда он имел несчастье попасть в тот пожар. Хотя все случившееся тогда было немного странным, но могу вас заверить, что до сих пор я был весьма успешен в своей профессии.

— В какой профессии, сэр? Врачевателя или убийцы?

— У нее всегда так плохо с головой? — обратился Полливер к Минкс.

— Мы знаем, кто ты, — ответила Минкс. Она подошла к нему ближе, и, в конце концов, между ними осталось всего лишь несколько футов. Полливер сделал шаг назад, но остановился, поскольку даже этот один-единственный шаг заставил его вздрогнуть от боли и поморщиться. Минкс меж тем продолжала: — Мы знаем о поездках, которые ты предпринимал. Четыре или пять дней каждые два-три месяца. Ты явно предпочитаешь в своих делах стабильность. Нам все известно.

Полливер уставился на Минкс. Она видела, как меняется выражение его глаз. Что-то в его лице как будто обострилось. Глаза, казалось, впали, а кости начали торчать, словно маленькие лезвия, жаждущие прорезать себе путь наружу. Он приподнял небритый подбородок, и улыбка расползлась по устрашающему разрезу его рта.

Это длилось в течение одного удара сердца, а затем исчезло.

— Я лечу пациентов, — тихо пробормотал он. — Во многих городах и поселениях, не только здесь. Помимо этого я еще помогаю и другим докторам из других городов. Я очень востребован. Моя специальность…

— Отрезать пальцы? — перебила Кэтрин.

— Хирургия, — ответил он. Лицо его ничего не выражало. — А теперь я ослаблен своим плохим состоянием. На меня весьма сильно влияет погода… только и всего. А теперь прошу извинить: я должен вернуться в постель, а вам обеим пора покинуть мой дом. — Он прошел мимо Минкс и направился к двери. Обе женщины заметили, что он прижимает руку к левому боку.

— Ваша проститутка у мадам Блоссом, — заговорила Кэтрин, так и не сдвинувшись с места. — Ее звали Миранда, верно? Какие игры! Расскажите, какое удовольствие вы получаете от этого?

Полливер замер, потянувшись к задвижке. Он обернулся к Кэтрин и взглянул на нее со слабой улыбкой, но в глазах его читалась неприкрытая угроза.

— Мне хотелось бы знать, — спокойно продолжила Кэтрин, — что побудило человека, получившего такое образование и умеющего лечить людей, — она помедлила, — стать Билли Резаком. — Костяшки ее пальцев постучали по стеклянному куполу, под которым экспонировалась скелетообразная рука. — Быть таким целеустремленным в этом своем увлечении, я бы даже сказала, одержимым. Убивать несчастных столь изощренным способом, а их пальцы присваивать как некий трофей, оставляя искалеченные конечности в виде визитной карточки. Это и есть то, что вами движет? Могу ли я позволить себе фамильярность и называть вас Билли? — Она приблизилась к нему на шаг, не дожидаясь ответа, который и не требовался вовсе. — Что-то в вашем прошлом, я полагаю, сильно на вас повлияло. Случай, который заставил вас желать одновременно врачевать и уничтожать жизни. Некоторые специалисты… думаю, они могли бы назвать это изломом личности. Искаженное воспоминание о руке матери или отца? Возможно, толчком послужила рука священника? Рука проститутки, когда вы были ребенком? Поднятая на вас рука в ярости, которую вы никогда не сможете ни забыть, ни простить? Или вы просто родились таким — двуликим? И, правда, что эти две части вас уживаются в одном теле, а разум ваш настолько искусен, что преуспевает как в исцелении, так и в жажде убийства? Так каков ответ, Билли? Прежде чем мы уйдем, я должна знать.