Глава 10 Джош
— Как же мы по вам всем скучали, — шепчет мама мне в ухо осипшим голосом, эмоции переполняют ее, когда мы стоим, крепко обнявшись, в зале прибытия аэропорта Пальма-де-Майорки.
— Прости меня, мама. Я сделал много ошибок. Действительно облажался, — признаюсь я в изгиб ее шеи. Мое признание не вовремя, потому что толпы людей обходят нас, спеша начать свой отдых. Я молю о прощении, вцепившись в женщину, которая всегда была мне верна, а отдыхающие огибают нас и уходят, чтобы успеть наполнить свои жизни памятными моментами о проведенном времени с друзьями и любимыми. Они гонятся за воспоминаниями, в то время как я избегал их месяцами. Ирония не ускользает от меня, поскольку я игнорирую все, кроме объятий матери.
Она медленно ослабляет хватку, но не отпускает, немного отстраняясь, чтобы заглянуть мне в лицо. Я вижу то, что отражается там: нежность, ласка, понимание, облегчение и любовь.
— Нет, сынок. Ты не сделал никаких ошибок. Ты закрывался своей болью как щитом, носил ее как маску, но мы всегда видели, что там под ними. И всегда знали, что ты вернешься к нам, когда придет время. Вернешься к самому себе.
— Рад, что вы верили в меня, потому что я в себя не верил, и до сиз пор не знаю, сколько во мне этой веры.
Мама ладонями обхватывает мое лицо, поглаживая большими пальцами мои щеки, и отвечает:
— Ты не сломался, Джош. Ни коим образом. Жизнь издевалась над тобой, била, разрывала на части, но не смогла сломить тебя. Ты просто не видишь того, что вижу я.
— И что же ты видишь? — не могу не спросить я. — Потому что человек, который смотрит на меня из зеркала — не тот, кем я был или кем хочу быть.
— О, мой хороший, — отвечает она с грустной улыбкой. — Он здесь. Его немного потрепала жизнь, но он все еще здесь. Тебе просто нужно отпустить чувство вины и позволить ему жить.
Мы смотрим друг на друга несколько секунд, и я не вижу в ее глазах ничего, кроме одобрения.
— Мне очень повезло, что ты моя мама, — признаюсь я с улыбкой.
Она берет меня под руку, и мы идем к отцу, на котором сейчас висят Айви и Артур.
— О, я знаю, дорогой, — невозмутимо отвечает мама. Своей рукой она скользит по моей и добавляет:
— Скоро мой день рождения. Дорогие подарки в знак твоей признательности приветствуются.
Не могу сдержаться и смеюсь. Громко. От чего папа и Айви поворачиваются, а когда мы подходим ближе, глаза моего отца становятся круглыми от звучащей в моем голосе радости.
— Рад видеть тебя, старик, — приветствую папу, крепко обнимая его обеими руками — никаких чисто мужских рукопожатий — и он держит меня в объятиях немного дольше, чем обычно. Неуверенно похлопывает меня по спине, но я все же замечаю блеск в его глазах, когда он отступает и говорит:
— Не такой уж я и старик. Я все еще в состоянии отшлепать тебя по заднице.
Еще один лающий смех вырывается из меня.
— А ты когда-нибудь кого-нибудь из нас шлепал по заднице? Не знаю, как вы с мамой справлялись, но не думаю, что хоть кого-то из нас пороли.
— Джейк был к этому близок, — добавляет мама от себя.
Я все еще обнимаю отца, но когда поворачиваюсь к ней, у нее на одной руке уже сидит Айви, а на другой Артур, оба ребенка улыбаются одинаковыми улыбками, которые так и сияют на их лицах.
— В это я могу поверить, — киваю я в знак согласия. — Его до сих пор сложнее всего контролировать.
— О, ну, не знаю, — вставляет замечание мой отец. — Кажется, Эмма вполне с этим справляется.
— Любовь хорошей женщины может творить чудеса, — отвечаю я отцу, но мои слова предназначаются маме. От нее не укрылось двойное значение моей фразы, и она улыбается мне. Эти слова предназначаются и ей, и женщине, которая придавала моей жизни смысл.
Лора улыбается.
— Идем, папа, — требует Айви, вовремя отрывая меня от внутренних размышлений. Сегодня здесь нет места для грусти. Наша семья воссоединилась, и самое время внести в жизнь поправки и двигаться вперед. Всем вместе.
— Ты права, принцесса Айви. Идем и покажем бабуле с дедулей, как хорошо ты умеешь плавать без своих нарукавников.
— Я могу проплыть сама от одного конца до другого, — гордо заявляет она моим родителям с широчайшей улыбкой на лице.
Под счастливые вопли удивления, которыми Айви жадно захлебывается, мои родители идут к выходу, у каждого в руках по ребенку, а я позади, тащу их багаж.
Может, я и приехал на Ибицу, чтобы сбежать от воспоминаний, не встречаться с людьми, которых люблю, но последний месяц здесь показал, что невозможно сбежать от тех, кто желает тебе только лучшего. Без них ты рискуешь потерять себя. А с ними ты существуешь.
— Бабуля, это моя комната, а это — Алтурра.
Слышу, как Айви устраивает маме большой ознакомительный тур, пока я сажу Артура в детский стульчик, чтобы покормить его обедом.
— Кажется, вы здесь хорошо устроились.
Мой отец осматривается поверх дымящейся кружки с кофе.
— Первая неделя была просто кошмаром, пока мы пытались наладить быт, но да, — улыбаюсь ему искренне через плечо и не могу не заметить облегчение и гордость на его лице, когда он смотрит, как я справляюсь с Артуром. — Нам здесь стало лучше. Всем нам.
— Это хорошо, сынок, — отвечает он, прежде чем сделать еще глоток. — Не собираюсь врать и говорить, что твое решение уехать не шокировало и не заставило нас беспокоиться, но сейчас это очевидно — для тебя это был правильный выбор.
Папа задумчиво переводит взгляд от меня на Артура, а затем обратно.
— Он так вырос, — наконец-то говорит он после долгого рассматривания нас. — И он твоя точная копия, когда ты был в его возрасте.
От его слов в моей груди вспыхивает чувство гордости. Я всегда знал, что Артур пошел в меня, но до этого момента не осознавал, какое чувство вызывает во мне этот факт. Или, если честно, не позволял себе испытывать положительных эмоций, связанных с этим.
Ведь как можно чувствовать гордость, зная, что кто-то похож на тебя, в то время как сам ты себя ненавидишь?
— Мама сказала то же самое.
— Сказала то же самое, о чем? — спрашивает мама, когда заходит в кухню с безумно счастливой Айви на хвосте.
— О том, что наш маленький Арти похож на своего папу, — подсказывает мой отец. На что Айви выдает:
— Даже папа теперь называет его Алти, но мне не разрешает, — и начинает дуться. Она сердито поджимает свои розовые губки, и это смотрится смешно. — Я все еще должна называть его Алтурром.
Услышав свое имя от сестренки, Артур кричит с набитым макаронами ртом:
— Ай-иии.
И мы все замираем.
— Что ты сказал, малыш? — спрашиваю я с тихой радостью, как только отпускает шок от того, что он сказал что-то еще помимо «па-па».
Со слюнявой улыбкой он смотрит прямо на меня, а потом на сестру, и повторяет:
— Ай-иии.
Все в комнате начинают восторженно аплодировать. Айви, пританцовывая и хлопая в ладоши, говорит:
— Он знает меня, он знает меня. Молодец, Алти!
Мои родители оба хлопают в ладоши, а Артур смотрит на меня и, широко улыбаясь слюнявым ротиком, произносит:
— Па-па.
В этот раз он произносит слово не только как простые звуки, означающие что угодно. Шевеля пальчиками, измазанными соусом, и протягивая руки в жесте детей всего мира «возьми меня на ручки», он говорит эти слова мне. Мне.
— Па-па, — да, он снова говорит это, как будто желая подчеркнуть, и моя грудь взрывается теплотой, которая растекается по венам и согревает каждую замерзшую частичку во мне.
Уверенным шагом и с трясущимися руками подхожу к детскому стульчику и поднимаю его маленькое тельце. Он кладет свои грязные ручки по обе стороны моего лица, и я чувствую, как на моей коже остаются липкие следы от его еды.
Со смехом, который легко и невольно вырывается у меня, я кручу и подбрасываю Артура вверх, чтобы заставить его рассмеяться. Он радостно хихикает, что заставляет меня повторять движение снова и снова, и снова. В тот момент, как мой маленький мальчик хохочет до упаду, Айви радостно кружится вокруг себя, а родители оба утирают слезы радости, в комнату заходит Нейт.
Лучезарная улыбка на моем измазанном соусом лице застывает, когда я поворачиваюсь, чтобы увидеть стоящего в дверях брата, который не предупредил о своем приходе.
— Похоже, я пришел как раз вовремя. Народ, не могу вам позволить веселиться без меня.