— И ты отпустил ее?

Эти слова зажигают в нем огонь. Его глаза вспыхивают яростью, брат сжимает челюсть с едва сдерживаемой злостью, и скрипя зубами говорит:

— Мне пришлось ее отпустить. Лив не моя собственность, Джош. Она может приходить и уходить, когда пожелает.

— Я не это имел в виду, — пытаюсь его успокоить. — Я спрашивал, боролся ли ты за нее, за себя?

— Конечно, боролся, — говорит он со злостью. — Иногда ты можешь бороться сколько твоей душе угодно, но всегда нужно понимать, когда самое время отпустить человека и надеяться, что он вернется к тебе.

— Я не согласен с тобой, Нейт. Как человек, сидящий перед тобой, потерявший свою жену и единственную любовь всей своей жизни, я с тобой полностью, мать твою, не согласен. Ты не даешь ей уйти. Ты держишь еще крепче, пока она с трудом не отрывает твои пальцы от своей кожи и говорит тебе, что все кончено навсегда. И даже тогда ты стараешься убедиться, что она говорит это не сгоряча. Потому что мы все совершаем поступки, чтобы ими сделать больно тем, кого любим, особенно, когда боль берет над нами верх. Это не значит, что мы потом не сожалеем. И не значит, что мы не хотим заслужить прощение.

— Я не сдался, — наконец-то признается Нейт, когда я заканчиваю свою тираду. — И никогда не перестану заботиться о ней. Но иногда проявление заботы ― это также возможность дать кому-то уйти на время и подумать, чтобы в последствии этот человек мог вернуться к тебе, осознавая, что ты все еще ждешь его. Точно так же, как мы все ждали тебя, Джош. Мы не отказывались от тебя. Просто ждали с распростертыми объятиями, когда ты, наконец, к нам вернешься.

— Не своди все ко мне, — предупреждаю я, и в моих словах меньше боли, чем хотелось бы. Раздражение из-за вмешательства моей семьи постепенно угасало и уже почти забыто на фоне того, что они сделали для меня и моих детей.

— Не свожу, не свожу, — вздыхает Нейт, зарываясь рукой в волосы, проводит ею до затылка и шеи, где останавливается и начинает массировать, чтобы снять напряжение, а затем наклоняет голову и закрывает глаза. — Джош, сейчас я просто устал, — брат медленно открывает глаза и смотрит на меня. — Не говори папе с мамой, ладно?

Я киваю, но прежде чем могу подтвердить, что буду молчать, он добавляет:

— Особенно не говори про выкидыш. Лив не хочет, чтобы кто-то знал об этом. Она даже не сказала Эмме, а ты знаешь, как они близки.

— Это не моя жизнь, чтобы рассказывать о ней кому-то, Нейт. Поверь мне. Я последний человек, о котором тебе следует беспокоиться.

Мы долго сидим в безмолвной тишине, выпивка и еда давно уже забыты, когда у него в кармане начинает звонить телефон. Судя по надежде, отразившейся у него на лице, могу сказать, что по мелодии звонка он знает, кто это.

— Я оставлю тебя одного, — предлагаю я и иду к выходу. Слышу, что Нейт произносит ее имя как мольбу и просьбу, пока тихо закрываю за собой дверь.

— Лив… я… у тебя все хорошо?

Не зная, чем себя занять, я иду по дальним коридорам, не желая соваться в переполненный клуб. В конце складского помещения до отказа заставленного коробками с алкоголем и непонятными деталями техники, и оборудования, я замечаю дверь и догадываюсь путем логического мышления, что она должна вести в «Аврору» — ту часть клуба, которая все еще закрыта. Это место отдыха тусовщиков, где они могут расслабиться и встретить рассвет под выступления живой музыки. Это творение Нейта, и, помимо того, что в самом «Аксиде» выступают популярные диджеи, благодаря «Авроре» этот супер клуб заметно выделяется из всех остальных на известном, залитом солнцем острове бесконечных тусовок.

Пробираясь через ряды коробок, рассчитываю, что если сработает внутренняя сигнализация, то Нейт увидит на экране, что это всего лишь я, поэтому толкаю дверь, ввожу код, который является одинаковым для всего клуба — дата рождения нашей матери — и открываю ее.

Как и следовало ожидать, теплый и соленый морской ветер врезается в меня с отрытого балкона «Авроры», и, не услышав никаких звуков сигнализации, я вхожу в тихий клуб, бесшумно закрывая за собой дверь. Как только она захлопывается, я слышу первые аккорды гитары, поворачиваю голову и вижу сцену на открытом воздухе.

Там, на краю сцены, свесив ноги и положив на бедра гитару, сидит девушка, которая заходила к нам, когда я приехал в дом Нейта. Та самая, что принесла огромного плюшевого медведя, и перед носом которой захлопнули дверь. Я захлопнул.

Закрыв глаза и наклонив голову немного влево, она перебирает аккорды песни. Длинные, немного рыжеватые светлые волосы девушки собраны у покрытой легким загаром шеи и падают мягкими волнами почти до талии. На ней бледно-голубое платье с кружевной отделкой на лифе, и оно достает ей почти до щиколоток. Сегодня у нее в волосах нет маргариток. Вместо этого, у нее за ухом нежно-бежевая роза.

Я осматриваю комнату, пытаясь понять, есть ли еще здесь кто-нибудь, но тут никого нет, кроме нее и меня, и она даже не догадывается о моем присутствии. Девушка полностью сосредоточена на музыке, которую играет, а когда открывает рот, и ее мягкий, но сильный голос разбивает тишину, что-то в моей груди открывается, и все слова и ноты текут прямо внутрь меня, захватывая в плен. Ее голос — это что-то среднее между Адель и Пинк. Это пьянящее сочетание силы и в то же время мягкости, хрипотцы и кристально чистого звучания, поэтому, зачарованный, я делаю шаг вперед. Она как Крысолов из сказки, играющий на флейте, а я один из маленьких детишек, попавший в ловушку. Но это ее слова сбивают меня с ног, ее слова манят меня подойти ближе, пока колени не подгибаются, и я не валюсь на ближайший стул.

Ты видишь меня?

Или я совсем одна.

Ты чувствуешь меня?

Потому что я не та.

Меня так сложно было любить?

Меня так сложно было любить?

Вдохни и выдохни

Все противоречия свои.

Вдохни и выдохни

Ведь это не роман из книг.

Вдохни

Выдохни.

Ты видишь меня?

Или ты ослеп.

Ты чувствуешь меня?

Или ты мой бред.

Ты всегда будешь любим

Ты всегда будешь любим

Мной.

Вдохни и выдохни

Все противоречия свои.

Вдохни и выдохни

Ведь это не роман из книг.

Вдохни

Выдохни.

Последние отголоски слов разносятся эхом через динамики в пустое пространство, текут к темному океану вдали. И тогда девушка открывает глаза.

Наши взгляды встречаются, и мы оба перестаем дышать.

Затем она моргает, и чары разрушены. Прежде чем у меня получается открыть рот, чтобы сказать что-нибудь, девушка вешает гитару себе за спину и грациозно спрыгивает с края сцены, исчезая в комнате справа от меня.

Я смотрю, как она уходит.

Как напрягаются ее плечи.

Как ткань юбки скользит по ее бедрам и кружится вокруг лодыжек при каждом шаге.

Смотрю ей вслед, а девушка ни разу не оборачивается.

Клянусь, что каждое слово и каждый аккорд предназначались для меня. На короткие несколько моментов там были только мы вдвоем, и она достучалась до меня, задела за живое в то время, как я был неспособен и не желал подпускать кого-либо так близко.

Но правда в том, что девушка даже не знала, что я был здесь.