Изменить стиль страницы

— Что бы тебе ни понадобилось, он поможет. Ты ведь это знаешь? — девушка смотрит прямо на меня, и глазами находит мои.

— Знаю, поэтому и пришел, — делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю и признаюсь, — Арти, Айви и мне нужно продолжать жить дальше, и я надеюсь, Нейт сможет помочь нам.

Лив бросает свою сумочку в щель между стеной и дверью, чтобы та не захлопнулась, а потом делает шаг ко мне и заключает в еще одно объятие, от которого я очень стараюсь не отшатнуться, больше всего на свете желая принять ее доброту.

— Он поможет, мы оба поможем, — обещает девушка, оставляя легкий поцелуй на моей щеке, и выпускает меня из своих объятий.

— Спасибо, Лив, — отвечаю я, удерживая зрительный контакт и позволяя ей видеть, что говорю искренне, хотя я задолжал ей больше, чем спасибо. Ей, Нейту, и всем остальным… Но пока что я не способен на это.

Она видит, что у меня есть еще что сказать, но не получается это сделать, и, в характерном для Лив стиле, девушка милостиво дает мне уйти.

— Увидимся в понедельник. Мы принесем что-нибудь на завтрак.

Лив кивает на дверь, чтобы я придержал ее, и наклоняется чтобы вытащить свою сумочку, а потом, улыбаясь в последний раз, разворачивается и уходит. Я смотрю, как она уходит, пока не заворачивает за угол и скрывается из виду. Сделав последний глубокий вдох, ступаю в погруженный в полумрак коридор клуба, убедившись, что дверь за мной закрылась и отрезала свет утреннего солнца.

Мои глаза медленно привыкают к приглушенному освещению. Служебные коридоры безлюдны в это время суток, большинство тех, кто работает здесь, приходят ближе к вечеру. Это так похоже на трудоголика Нейта, торчать здесь в такую рань. Он так и не уменьшил рабочую нагрузку, несмотря на свой успех.

Нахожу его в своем офисе. Брат сидит, склонив голову над кипой счетов и документов. Он так погружен в процесс, что мне приходится смотреть на него почти целую минуту, пока он не замечает, что уже не один, и не поднимает на меня глаза.

Так же как и у Лив, на его лице появляется удивление, однако Нейт поспешно прячет его за приветливой улыбкой.

— Рад видеть тебя, брат, — приветствует он меня, бросая ручку и откладывая работу, в которую был погружен секунды назад, а затем встает. Нейт обходит стол и заключает меня в объятия, пока я формулирую свой ответ.

В нашей семье мы всегда были близки друг с другом, но я бы не сказал, что кто-то проявлял телячьи нежности. Самое большее прикосновение, что мы обычно могли позволить по отношению друг к другу, это похлопать рукой по спине или потрепать по плечу, но то, что сейчас Нейт делает со мной — это полноценное, захватывающее дух, объятие. Я тону в нем. У меня почти подкашиваются ноги, и мне приходится обнять его широкую спину, руками крепко цепляясь в ткань хлопковой рубашки. В отличие от неуклюжего объятия с Лив совсем недавно, я принимаю объятие Нейта. Нет, не так, не принимаю его, а нуждаюсь в нем. Я плавлюсь в нем. Мои кости больше не хрупкие, угрожающие треснуть, а моя кожа больше не давит на мое тело. В его объятиях я наконец-то от всего этого избавляюсь. Первый всхлип, который слетает с моих губ, приглушен и слаб, а последующий плач быстро набирает обороты. Я рыдаю в объятиях старшего брата, пока мы оба не опускаемся на пол его офиса. Нейт ни на секунду не отпускает меня. Его объятия нисколько не ослабевают; он все это время крепко держит меня. Брат обнимает меня, пока не проливается последняя слеза, и последний резкий вздох разламывает мою грудь, а затем мы сидим в тишине. Единственный шум, который слышу — громкое, здоровое биение его сердца рядом со своим ухом.

Усталость наваливается на меня. Выпускаю наружу все, что запрятал внутри себя и позволил оставаться там и гнить. Оно вытекает из меня. Более того, то, что я позволяю видеть это кому-то еще и утешать себя в таком состоянии, дает мне право чувствовать измождение, которое не позволял себе ощущать с того дня, как потерял ее.

— Я, — пытаюсь сказать пересохшим ртом, что вынуждает меня несколько раз сглотнуть и попытаться заговорить снова. — Нам нужно начать все с чистого листа, Нейт. Здесь я погибаю и заставляю страдать своих детей. Хочу поехать куда-нибудь, где меньше всего воспоминаний, потому что сейчас память приносит слишком много боли.

— Я могу помочь с этим, куда ты хочешь поехать? — спрашивает он тут же, и я благодарен ему, что он не стал спрашивать ни о чем другом.

Брат не требует ответить, почему мне не хочется возвращаться на работу. Не задает вопросы об отъезде из нашего дома, который мы купили вместе. Он просто предлагает свою помощь, не осуждая и не ставя никаких условий.

Отстраняюсь и разрываю наши объятия. Перед тем, как одеть обратно свои очки, я вытираю воспаленные опухшие глаза манжетой своего свитера.

— Мы можем занять твою виллу на Ибице на несколько месяцев? Может, чуть дольше.

— Ты можешь оставаться там сколько захочешь, если это то, что тебе нужно. Когда планируешь отъезд?

— Я не предполагал, что это будет так легко, — признаюсь я со вздохом. — Мне казалось, что, как и все остальные, ты будешь пытаться отговорить меня от этого.

Какое-то время Нейт тихо наблюдает за мной, и мне приходится отвести взгляд от его лица, потому что сейчас я слишком открыт и эмоционален, а моя боль, повисшая между нами, кажется материальной. Будучи детьми, мы с Нейтом никогда не были близки, и только повзрослев, я, наконец-то, узнал своего самого старшего брата, как человека. Я всегда гордился им и его достижениями, но еще, как большинству младших детей, мне хотелось его одобрения. Позволить ему увидеть себя слабым и сломленным — самый честный с эмоциональной точки зрения поступок, который я не делал уже очень давно.

— Все, что произошло, было неправильно, Джош, — начинает Нейт, когда встает на ноги. — Потерять Лору подобным образом, пройти через все это, как сделал ты, и быть вынужденным заботиться об Айви и Артуре, в то время как все, чего тебе хотелось, это опустить руки, — он слегка качает головой, обходя свой стол, — черт, да ты самый сильный человек, которого я знаю, и, если ты попросишь меня о чем-либо, — брат смотрит мне прямо в лицо, чтобы придать значимости своим словам. — Я весь мир переверну, чтобы достать тебе его. Понимаешь?

Я не могу выдержать его взгляд. Как же сильно он ошибается на мой счет.

— Не возноси меня на пьедестал, Нейт. Я был дерьмовым отцом, и еще худшим сыном, и мысль, что я ваш брат, ни разу не приходила мне на ум. Поэтому, не говори ничего, чтобы заставить меня чувствовать себя лучше. Мне не нужно восхищение. Я не заслуживаю его. Мне просто нужно место, где смогу остановиться.

Моим словам не хватает силы, несмотря на то, что я хотел ими обидеть. Это мой личный способ защиты. Если мне больно, то всем остальным тоже может быть больно, даже если они просто пытаются помочь мне.

Какой же я на самом деле жалкий кусок дерьма.

— С каких это пор ты знаешь меня настолько хорошо, чтобы утверждать, что я расхваливаю всех подряд, Джош? Ты не можешь указывать мне, какие чувства испытывать, — заявляет Нейт спокойно, но едва сдерживает раздражение в голосе. — То, что ты вынужден был пережить, потеря, с которой пришлось смириться. Твою мать, брат. Даже тот факт, что ты все еще стоишь на ногах, доказывает, насколько ты сильный, но твое желание построить лучшую жизнь для себя и своих детей, — его глаза теплеют, все раздражение уходит с его лица, и он продолжает. — Из-за этого твоего желания, в моих глазах ты вырастаешь до гигантских высот, и мне насрать, что ты чувствуешь себя слизняком, потому что не можешь видеть того, что вижу я, а для меня ты по-королевски сильный духом.

Тяжело опускаюсь на стул, стоящий напротив его стола, и держусь руками за голову.

— На следующей неделе, — заявляю я после секундной паузы. — Я хочу уехать на следующей неделе. Как только Айз уедет в Уэльс, чтобы работать над новым фильмом Джейка, хочу собрать вещи и уехать.

Поднимаю голову, чтобы посмотреть прямо на него, испытывая необходимость в том, чтобы он пообещал мне кое-что.

— Не говори Айзу, ладно? Он не уедет, если будет думать, что я поступаю так, сделав неправильные выводы, а он должен жить своей жизнью.