— В древних легендах они и правда были сверкающими, — ставил Киату. — Путешественникам глаза слепило.

— Всем хочется красивыми быть, — кивнула Крохина. — Хотя бы в легендах. Запросто могли какому-нибудь летописцу не откусить голову в обмен на красоту в мифах…

— Ага, я тоже вконтакте только отфотошопленные фотки выкладываю, — смущённо добавила я.

К счастью, Киату ничего не понял. Пусть лучше не знает, что у меня угревая сыпь была совсем недавно, кошмар кошмарный! Я сглотнула, ужаснувшись воспоминанию, и переключилась:

— Но дальше-то что, Галечка?!

— Проблема в том, что этим двоим уже пора покидать Дживайю. Они выросли. Время дежурства закончилось. Скоро пролетит очередная комета, они уже чувствуют её приближение. По-хорошему, драконихи должны ей на хвост прыгнуть и улететь. Но мало того, что у них силы кончаются из-за слабеющего источика, девчонки вдруг обнаружили, что вросли задними лапами в дно морское и никуда сдвинуться не могут. Это какая-то аномалия. Драконихи волноваться начали — сидя на одном месте, им никогда в настоящие планеты не превратиться, а это их цель — стать полноценной планетой. Потом всё, как у нас, девчонок — повзрослеть, замуж, деток, в смысле жизнь зародить и прочее. Может, даже звездой стать, если всё хорошо сложится. Однако, перед этим обязательно по космосу надо попутешествовать, ума набраться. Так сказать, «автостопом по галактикам». Сидели все в предвкушении, и на тебе! Приплыли! Точнее, застряли. — Крохина перевела дух, убрала со лба налипшую чёлку. — Короче, сестрицы наши обратились к морю, а море ничего не ответило — нарушилась связь почему-то, не слышит оно их. И отец не возвращается, как обещал. Они уже в ауте, держатся из последних сил — если магический источник потухнет, девчонки довольно быстро погибнут и тоже превратятся сначала в скалы, потом в песок. Вот такая драма!

У меня от сострадания к несчастным чудовищам аж слёзы на глазах выступили. А Киату потёр подбородок и задумался.

— Не то, чтобы это было плохо. Отсутствие Хавров решило бы проблемы морских путей, а Морну — монополии и безнаказанности…

Я внутренне возмутилась: «Ну чего он снова о политике думает? Или о своей контрабанде? Тут живые существа погибают! Что же у него сердца нет?!» Однако я решила брать лаской.

— Киаточек, — дёрнула я своего злодея за рукав, — поговори с морем, а?! Ведь ты дживари, ты можешь!

— А надо ли? — сощурился он.

«Стукнуть тебя надо. Больно», — мысленно ответила я, но сдержалась и с просящей улыбкой заглянула ему в глаза:

— Надо, любимый, надо. Ты же такой добрый! И хороший! Ты же поможешь этим бедным драконихам! И нам заодно…

Может, если ему напоминать, что он хороший, он и сам забудет, что злодей? Буду пробовать.

— Пожалуйста, Киату, ты — замечательный! И у тебя такой дар! Неспроста.

Он скептически поджал губы, но взгляд его всё же смягчился. Я сделала в ответ глаза котика.

— Ладно. Только перемещаться надо отсюда, Тася. Как я тут к морю спущусь? — хмуро ответил он.

— Легко! — воскликнула Галя, погладила камень под ногами, замерла на минуту, а потом вроде как подмигнула.

Гора под нами снова зашевелилась, запыхтела, издавая скрежет, и к поверхности моря почти от шеи, на которой мы стояли, начал разворачиваться поросший вородослями, щедро облепленный ракушками каменный склон длиной с аллею в сочинском Олимпийском парке.

— Фигасе крылышко! — восхитилась Галя, чмокнула плиту под нами. — Спасибо, крошка!

— А военные корабли морнцев? — спросил Киату настороженно.

— Тебя никто не тронет, пират, — заверила Галя. — Слово Камнегоры! И девчонок-драконих.

Киату кивнул и начал быстро спускаться к воде. Мы побежали за ним по гранитному крылу с бороздками, напоминающими перепонки. Два солнца припекали, готовые сойтись в зените, успокоенная водная синь переливалась золотыми блёстками. Очень хотелось пить.

— Дальше я сам, — обернулся Киату, когда мы оказались метрах в тридцати от морской глади.

Мы с Галей послушно присели на крыло дракона. Что-то грохнуло справа от нас. Задрав голову, я обнаружила, что напротив оживилась драконья морда сестрицы. Пасть-пещера с жуткими клыками приоткрылась так, что можно было видеть трещинки лавы в горле, пламя интереса разгорелось в жёлтых глазищах под морщинистыми веками. И мне подумалось, что в ромбовидные зрачки легко бы въехал поезд метро и пропал там, как в чёрной дыре… Брр! Лучше не смотреть.

Киату стоял по щиколотку в воде и ничего не делал. Видимо, собирался с духом.

Я украдкой опустила ладонь на раскалённую, поросшую ракушками поверхность. Если не знать, что это крыло драконихи, я б решила, что касаюсь пальцами мола на пляже. Чудны дела твои, Господи! Прислушалась к своим ощущениям. Ничего не слышу, жалость какая! Зато Галя сидела и, кажется, тихо продолжала болтать о своём, о женском. Я ничего не поняла из протяжных тихих звуков, которые выдавала подруга. Прикрыла глаза ладонью от солнц.

И вдруг Киату запел. Красиво, низко, басисто. На неизвестном языке, растягивая гласные и букву эмммм так, что у меня всё завибрировало внутри. «Он просит!» — поняла я. И море вместе со мной заволновалось от этих звуков. Сначала немножко, затем сильнее и сильнее, окатывая волнами его колени, потом бёдра, талию. Следующей волной его накрыло с головой. Песнь прекратилась. Волна отхлынула, налетела другая, а Киату на месте не было. Я подскочила в страхе, кинулась туда, где только что был мой любимый дживари, но Галя меня удержала за руку:

— Погоди, выдрочка, человек делом занят, не мешай!

— Но вдруг он утонул?!

— Не утонул, — ответила Галя и снисходительно посмотрела: — Джива ты и есть джива, прыг-скок, а тут на любой вопрос время надо и силы. Пират не про ерунду спрашивать пошёл.

— Но Галечка…

— Тебе таких, как мы с Киату, не понять, — важно заявила она. — Сиди, загорай. И жди.