Так и есть — звёздочка!
— Ура-а-а! — закричали ребята, и от этого ликующего крика какая-то птица, а может быть, белка переметнулась на другое дерево и с веток запорошил снежок.
— Давай твою сумку, а ты бери звёздочку, — сказал Павло.
И пионеры гуськом побежали по стёжке, которая темнела на снегу, и в сумке у каждого тарахтели сухие бобы.
Школьники сбегали с гор на широкую дорогу, где были расставлены дежурные пионерские посты. Они отмечали, все ли ребята прошли в школу, не заблудился ли кто. Большие грузовики с жёлтыми глазами замедляли ход и осторожно объезжали эту живую, громкоголосую и весёлую реку.
Даже солнцу стало не до сна. Оно выглянуло из- за горы и покраснело от стыда. Проспало! И солнце принялось старательно раскрашивать пригорки и деревья, зажгло каждую снежинку и иголку инея, выкрасило в оранжевый цвет крышу школы. В долине стало светло и празднично, и даже Олеся простила солнцу его зимнюю лень.
В пионерской комнате выстроилась длинная очередь. Все классы втайне друг от друга сговорились быть первыми в сборе семян, и все разом принесли по жмене бобов. Вот смеху было! Крепкие, как камешки, бобы с грохотом сыпались в ящики из школьных сумок, из карманов. Щедрые у всех жмени!
Прозвенел звонок. Ученики развесили шапки, пальто и шали на деревянной вешалке, возле жаркой печки, и уселись за парты.
Начался урок арифметики. Ребята в нервом классе вынули из сумок палочки-считалочки, перевязанные ниткой, как вязаночки дров. У Олеси палочки были буковые, и Богдан так хорошо отполировал их, что Олесе всегда хотелось их лизнуть.
— Ученики собрали шесть ящиков бобов, а потом ещё три. Сколько всего ящиков бобов собрали ученики? Считать без палочек. Задача трудная. Будем думать, — сказала Ганна Андреевна.
Ученики положили руки на парты и стали думать.
Олеся считала, считала и решила, что будет девять. В это время солнечный луч заглянул в класс, разыскал Олесю и стал как палочкой-указкой водить по таблице с цифрами. Остановился на цифре «8».
— Олеся, скажи, как ты решила эту задачу? — спрашивает учительница.
— К шести прибавить три будет восемь.
Разом поднялись вверх двадцать две руки и протестующе зашевелили пальцами.
— Неправильно! — строго сказала Ганна Андреевна. — Подумай ещё немножко.
Солнечный луч соскользнул с парты и юркнул за окно.
— Шесть прибавить три — будет девять, — отвечает Олеся и сердито смотрит в окно.
Второй урок — диктант. Ганна Андреевна ходит по классу и диктует по-украински:
— «Я живу у Радяньскому Союзи».
Чуть слышно скребут перья по бумаге, старательно пишут дети.
— «Москва наша люба. Москва наша славна», — диктует Ганна Андреевна.
Солнце заглянуло снова в класс и у каждого посветило октябрятскую звёздочку.
Олеся написала букву «М» и задумалась. Какую букву писать дальше? Солнечный луч запрыгал указкой по таблице с азбукой.
— Когда ты нужно — тебя нет, а теперь мешаешь и неправильно подсказываешь. — прошептала Олеся солнцу. — Ну тебя! — Она хотела смахнуть луч с парты, но он не смахивался.
После уроков Олеся сидела в пионерской комнате и готовила уроки. Первый класс дожидался, пока у старших кончатся занятия, чтобы идти всем вместе.
Весёлой ватагой возвращались из школы. Расходились по стёжкам к себе домой.
— Завтра утром мы за тобой зайдём! — крикнул на прощание Павло.
Солнце бежало вслед за Олесей, оно раскраснелось от мороза и светило так, что больно было смотреть на снег.
— Ладно уж, — сказала Олеся солнцу, — не подлизывайся. У каждого свои обязанности. Спи себе зимой, зато летом у тебя работы будет много. Летом тебе надо постараться над нашими бобами, чтобы был хороший урожай.
Олеся подошла к дому и, как только поднялась на крыльцо, солнце устало улыбнулось и кувыркнулось за гору — спать до утра.
— До побачення! — помахала ему вслед рукой Олеся.
Мама уложила Катюшкины и Гаврюшкины шапки и варежки в сундук, посыпала их белым пахучим порошком. Зима кончилась.
На ветках липы под окном зажглись маленькие зелёные огоньки — раскрылись почки. Пришла весна.
Катюшка принесла из школы табель об окончании первого класса. Наступало весёлое лето, впереди у Катюшки пионерский лагерь. А вот что ждёт четырёхлетнего Гаврюшку?
В воскресенье утром приехал дед. Мама сказала ему, что она ломает голову — не знает, куда определить на лето сына. Гаврюшке было до слёз жалко мамину голову, и он всё утро хныкал.
Дед успокоил маму и повёз Катюшку и Гаврюшку к себе в гости в Лесное.
На электричке мчались сквозь леса, окутанные весенним зелёным дымком. Электровоз радостно гудел.
На станции Лесной сошли с поезда и сразу почувствовали, как хорошо пахнет весной, и всем сразу стало весело.
Дедушка служил здесь главным сторожем детсадовской дачи. Из облаков цветущих яблонь проглядывала красная крыша дачи. Она ещё пустовала, но всё было готово к приёму малышей. Дорожки расчищены и посыпаны песком, на веранде сушились выстроенные в ряд свежевыкрашенные белые кроватки.
Катюшка и Гаврюшка пробежались по дорожкам, полюбовались на белые звёздочки нарциссов.
— Вы понюхайте, как пахнет яблоневый цвет, — сказал дедушка и наклонил ветку яблони с пышным букетом на конце.
Катюшка понюхала. Цветы чуть пахли жасмином.
— А теперь эту яблоню понюхай.
Катюшка нашла, что эта яблоня пахнет снежком.
— Вот то-то, — усмехнулся в усы дед. — По запаху цветов сорт каждой яблони определить можно.
Гаврюшка тоже понюхал и решил, что они не пахнут ничем. Он всё поглядывал на лужайку перед верандой.
— Почему цветы бегают? — спросил он деда.
Дед рассмеялся:
— Давай посмотрим, что это за цветы.
На лужайке, в густой траве, как большие пушистые жёлтые цветы, копошились цыплята. Между ними, взъерошив на шее воротником перья, ходила большая рыжая квочка. Огненно-красный гребень курицы дрожал от волнения. У неё было много хлопот: научить своих несмышлёных детей отличать зёрна от камешков, разыскивать каждому по червячку, следить, чтобы не налетел коршун и чтобы цыплята не заблудились в высокой траве.
Гаврюшка хотел погладить цыплёнка, но налетела курица и больно клюнула в руку.
— Я хочу цыплёнка! — заплакал мальчик.
— Это цыплята общественные, — сказал дед. — Куплены для детского сада. Шестьдесят штук. На каждого ребятёнка по цыплёнку, пусть ухаживают.
— И я хочу ухаживать.
Дед взглянул на сморщенный нос внука:
— Так и быть, пойдём в совхоз, куплю тебе индивидуального цыплёнка.
Катюшка не захотела идти в совхоз за одним цыплёнком и осталась в саду. Она оборвала куриную слепоту на лужайке, чтобы цыплята не ослепли, выдернула на клумбе подорожник, чтобы он не заглушил цветы, а потом решила сбегать на опушку леса, посмотреть — не распустилась ли черёмуха.
Лес был ещё прозрачный, а кусты черёмухи на опушке загустели яркой зеленью, и на ветках дрожали, как хлопья снежинок, белые цветы; внизу из раскрытых, как ладошки, широких листьев выглядывали ландыши.
Яблони и вишни, черёмуха и ландыши цвели снежным цветом. А подойдёт осень, и листья на деревьях станут золотыми, будут отдавать солнечные лучи, собранные за лето.
Катюшка забралась в черёмуховые заросли, срывала белые кисточки цветов, как вдруг над головой загрохотал гром и посыпался дождь. Даже солнце не успело спрятаться за тучку, и дождь падал длинными светлыми струями. Катюшка спряталась под куст черёмухи.
Гром погромыхивал весёлый, не страшный. Но вот солнце нырнуло в тучку, и дождь полил как из лейки. Катюшка, перепрыгивая через лужи, побежала на дачу. Открыла калитку и вскрикнула. На лужайке сидела курица, от дождя она стала коричневой, сидела неподвижно, как глиняная, а вокруг неё лежали прибитые ливнем к земле цыплята. Их словно ощипали, крылышки топорщились на голом тельце, как вылезшие рёбра, длинные шеи вытянуты, глаза закрыты. Эти цыплята были так не похожи на жёлтые пушистые цветы!
Катюшка взяла в руки цыплёнка и стала на него жарко дышать. Он дрогнул лапками, словно сделанными из ломаных спичек.
«Живой!» — обрадовалась девочка. Проворно сняла с себя платье и собрала в него цыплят.
Курица сидела неподвижная, безучастная, только на глаза её надвигались серые веки, словно смахивали слёзы. Она не шипела и не налетала, как утром.