— Сава, какого хрена…?

— Соня в аварию попала, мы сейчас в больницу едем с Золотцем, будем на месте разбираться.

— Что с ней? Она живая?

— Да, б*ядь, откуда я знаю? Макс там, ему ничего не говорят, сказали только, что состояние тяжелое, — все.

— Ясно, мы скоро будем.

Кто это «мы» и почему Гриша рядом с Элей, Сава спрашивать не стал, но секундное напряженное молчание и так без слов сказало о многом.

— Ждем, адрес смс-кой скину.

— Понял.

Отбросил телефон на кровать. Присел на корточки перед застывшей Элей.

Убил бы Шаха, убил. Не мог ему позвонить? Не мог ему сначала сказать? Или отцу их? Зачем девочке на голову вот так все вываливать?

— Эля, малыш, — он потормошил её немного, дождался, когда она поднимет на него глаза, — Соня живая, слышишь? Живая!

Никакой реакции. Ноль эмоций. Никакого проблеска в глазах. Только дикий страх и слезы катятся по щекам.

Стер их пальцами, обнял, к себе прижал. Зашептал на ушко.

— Мы сейчас поедем туда, и ты убедишься, что она живая, слышишь? Там Максим. Там Шах. И Вика тоже…, ты ее, может, плохо знаешь, но она твоей сестрой очень дорожит, Золотце своим упрямством кого хочешь жить заставит, у твоей сестры просто нет другого выхода.

Минуту ничего не происходило. Только тишина и беззвучные слезы на его пальцах.

А потом его девочка собралась, встряхнулась, шмыгнула носом и посмотрела ему в глаза.

— Поехали!

****

Все тот же коридор. Все та же больница.

Когда хирург — травматолог, имя которого никто и не запомнил, начал объяснять присутствующим, что все же произошло с Соней, в зал ворвалась Эля.

Бледная, потерянная и ничего не понимающая, она направилась прямо к Максу, села рядом и вцепилась в его ладонь.

— Травмы серьезные, но жизни Софьи ничего не угрожает, были сдавлены дыхательные пути, нам пришлось ее интубировать. Множественные переломы ребер, грудины, осколок пробил легкое, поэтому мы вынуждены были провести полостную операцию.

— Но… она поправится?

— Да… — врач замялся, не зная, как дальше рассказать о том, что произошло, и кому эта информация будет важна, в зале ведь находилось трое мужчин и все, казалось, за его пациентку переживают, — Но это не все. Во время операции у Софьи началось кровотечение, мы сделали все, что могли, но плод спасти не удалось.

Максим вскочил, у него что-то в мозгах перемкнуло.

— Какой плод? — пророкотал его голос на всю больницу.

— Беременность, предположительно четыре недели, может чуть меньше или больше.

— Господи…!

Максим съехал по стене, схватился руками за голову и чуть было не завыл в голос, но держался только из-за Эльки, которая, кажется, вот-вот могла хлопнуться в обморок, губы даже посинели у девочки.

— К ней можно сейчас?

Гриша пытался как-то Элю ободрить, гладил по спине, и задал вопрос, который ее, наверняка, волновал, но она, кажется, так и не пришла в себя.

— Пока что нет, она в реанимации, мы ее понаблюдаем еще. Очнется, уберем интубирующую трубку, переведем в обычную палату и тогда вы сможете ее навестить.

— Когда? Конкретней можно? — нетерпеливо оборвал Макс врача.

— Через сутки, может, чуть раньше. Я предупрежу медсестер, чтобы звонили вам, когда можно будет приехать. Сейчас вы ей ничем не поможете. Извините, мне нужно идти.

Вика, бывшему одногруппнику благодарно кивнула, подошла к брату, обняла его.

— Поехали домой, Максюша, поехали.

— Я не могу ее оставить тут, Вик, не могу. Когда она очнется… я тут…. Мне тут надо быть.

— Сейчас она не очнется, Макс, ей тоже нужно отдохнуть, операция — это стресс для организма. Ты ей нужен сильный, спокойный, понимаешь? Тебе надо отдохнуть и сил набраться, чтобы ей помочь… с…

У нее язык не повернулся продолжить. Она ребенка потеряла, пусть и не знала о нем, но горя это не уменьшит. Золотце тяжело вздохнула и посмотрела на мужа, прося его взглядом помочь Макса поднять и отвезти его к ним домой.

Но никто ничего не успел сделать.

Эля поднялась со своего места, подала Максиму руку.

— Поехали, Максим, мы потом обязательно сюда вернемся. Мы оба должны ей помочь, теперь наша очередь ее спасать.