Студент после этого допытался хоть как-то отплатить своим обидчикам и подал официальную жалобу. Ее поручили разбирать суперинтенденту Т. Кэрроллу, работнику полиции того же района. Как стало известно корреспондентам «Обсервер», он провел серию бесед с полицейскими, находившимися на месте происшествия. Их свидетельства кардинально отличались от всего того, что говорилось во время судебного заседания. Многие подтверждали, что нигериец оказывал активное сопротивление. Группа полицейских пыталась его «удержать» за руки и за ноги. Один молодой полицейский, проходивший стажировку, частично подтвердил показания африканца. Спредбери, сказал он, вытащил его за руку из машины, при этом «завязалась борьба».

Два с половиной месяца спустя после подачи жалобы у Кэрролла дошли руки до Спредбери и Клементса. Здесь расследование приняло примечательный характер. У обоих констеблей обнаружилась единая, но уже иная версия событий. «Он пытался подняться, поэтому я сел ему на грудь, чтобы удержать его, поскольку он ожесточенно сопротивлялся», — заявил Спредбери. «Он стал биться, и, поскольку он проявил ожесточенное сопротивление, констебль Спредбери сел ему на грудь в то время, как я, встав на колени, держал его за ноги. По прибытии несколько из нас вынесли его из фургона». Это слова Клементса. Любопытная деталь: в ходе беседы ни тому ни другому не было предложено обсудить содержимое их записных книжек, заполненных непосредственно после инцидента. Еще одна деталь: не было им задано и вопросов об их показаниях в суде. Ни одному не было задано каких-либо вопросов, которые могли бы поставить их в затруднительное положение. За исключением разве одного: «Не могли бы вы представить какие-то объяснения полученным им ушибам?» Но и на него у Спредбери нашелся мгновенный ответ: «Он всю ночь был где-то в гостях, там что угодно могло произойти».

О той степени снисходительности, которой отличались беседы с двумя констеблями, говорит такое обстоятельство: разговор со Спредбери, например, в общей сложности занял три минуты. Кстати, этот полисмен был очень скоро продвинут по службе: из патрульных его перевели в детективы. Да и «заслуги» суперинтендента Кэрролла не остались незамеченными для начальства — он стал старшим суперинтендентом. И уже в этом новом качестве, отвечая на вопросы репортера «Обсервер», заявил, что служебные записные книжки в подобных ситуациях обычно полицейскими представляются для просмотра. Однако он так и «не смог вспомнить», было это сделано двумя констеблями или же нет. Не смог он «воскресить в памяти» и такой немаловажный момент, как факт знакомства с материалами судебного заседания, где выступали оба полисмена.

Тем временем досье с материалами расследования путешествовало из одной инстанции в другую. Сначала оно было направлено в службу директора публичных преследований (ДПП), в обязанности которого входит выполнение функций уголовного преследования. Юрист ДПП без всяких расспросов принял досье вместе с сопроводительной запиской, в которой подтверждался факт нападения со стороны полицейских, однако подчеркивалось, что не представляется возможным установить, кто именно из них несет ответственность за это. Затем дело было переправлено в коллегию жалоб на полицию — в то время ее возглавлял лорд Плауден. Здесь приняли к сведению, что в предыдущей инстанции не было предпринято никаких действий и что полиция решила не применять против причастных к делу сотрудников дисциплинарных мер, и направили пострадавшему студенту-африканцу официальное письмо, где утверждалось, что его жалоба «не нашла подтверждений».

Тем временем констебль Клементс получил чин сержанта. Благополучно продолжалась служебная карьера и у всех остальных «бобби», причастных к этому делу. Однако, видимо, своей одиозностью случай привлек внимание группы юристов, которые от имени пострадавшего возбудили иск о материальной компенсации за ущерб, нанесенный его здоровью. Вновь для дачи показаний были приглашены сотрудники полиции. Спредбери и Клементс в один голос заявили, что «не могут обнаружить» собственных записных книжек. Первый из них при этом заявил: «Полагаю, что на заседании суда я уже четко сообщил, что физическое столкновение вполне могло иметь место». Между тем в протоколе заседания ничего подобного зафиксировано не было — записано было противоположное суждение того же полицейского. Под давлением фактов было принято решение о присуждении пострадавшему материальной компенсации. Объявляя об этом, королевский адвокат М. Огден выразил сожаление, что он «вынужден» удовлетворить иск. Чтобы замять дело окончательно, выделило определенную сумму из государственных средств и управление столичной полиции, которая должна была покрыть и расходы пострадавшего на адвокатов. Это также лишало истца права попытаться вновь привлечь своих обидчиков к суду⁴⁴.

Но и спустя пять лет после разыгравшейся на улице в Брикстоне драмы руководство столичной полиции настойчиво укрывало от справедливой кары своих сотрудников, совершивших преступление. В марте 1982 года редакция газеты «Обсервер», обнажившая закулисную сторону этого мрачного дела, сама подала официальную жалобу на полицейских, ответственных за проведение расследования злоупотреблений своих коллег. Это заставило столичную полицию начать новое разбирательство. Однако и в декабре 1982 года шефы лондонской полиции не направили копию результатов такого расследования и собственное заключение в коллегию по жалобам на полицию, что им предписывалось сделать соответствующим законом. Стало также известно, что стражам порядка, чьи действия стали объектом расследования, в приватном порядке сообщили, что им не следует опасаться судебного преследования…

Разумеется, не следует опасаться, речь-то идет о каком-то «цветном». А полицейское начальство горой становится за проштрафившихся «своих» и в тех случаях, когда поступает жалоба от «стопроцентных» британцев. Это может подтвердить на личном опыте Ричард Баннинг, работник-доброволец пункта первой помощи, открытого во время волнений, вспыхнувших в 1979 году в лондонском районе Саутхолл. Здание, где оказывалась медицинская помощь пострадавшим, подверглось налету полицейских, один из которых нанес Баннингу такой удар дубинкой по голове, что тот потерял сознание и его пришлось срочно госпитализировать. Врачи констатировали серьезное сотрясение мозга. Неспровоцированное нападение «бобби» произошло на глазах двух человек — врача и юриста, находившихся в одном помещении с Баннингом. Не чувствовавший за собой никакой вины, — и это подтверждалось последующими действиями блюстителей порядка, не предъявивших ему никакого обвинения, — Баннинг попытался привлечь к ответу «бобби», избившего его. Однако когда примерно через два с половиной года после инцидента он получил ответ от директора публичных преследований, то узнал из него, что для привлечения к ответственности работников полиции «недостаточно свидетельств».

Может ли поднять настроение темнокожего солдата британского карательного корпуса в Ольстере сообщение, что его родители избиты полицейскими в Лондоне?

Ситуация эта ординарна. Так, например, юрист из Манчестера Ф. Джоунз заявил, что из примерно полусотни жалоб на произвол полиции, к которым он был причастен в последние 10 лет, ни одна не была удовлетворена. Аналогичен опыт и у стряпчего М. Хёруитта, который готовил жалобу от имени Баннинга: за 20 лет, что он практикует в Саутхолле, все жалобы на действия полиции терпели фиаско. Система рассмотрения подобных жалоб делает эту затею безнадежной, заявил он⁴⁵.

Расовая нетерпимость в сущности стала неотъемлемой частью системы взглядов, мировоззрения в среде блюстителей порядка. То в одном, то в другом случае это выплескивается наружу.

История, происшедшая в столичной Хендонской школе полицейских кадетов, свидетельствует, что корни расизма весьма глубоки и дают новые побеги, в чем мог убедиться преподаватель социологии в этом заведении Дж. Фернандес, когда стал знакомиться с сочинениями кадетов, написанными на тему «Чернокожие в Англии». Он был шокирован, поскольку эти писания пестрели сентенциями: «все азиаты хитрецы»; «в их домах воняет»; «чернокожие проматывают социальные пособия на белых женщин»… Социолог попытался привлечь внимание начальства и не прекращал этих попыток на протяжении полутора лет, но от него лишь отмахивались. Когда же, отчаявшись заклеймить расизм в недрах учебного заведения, он выступил в печати с рассказом о взглядах будущих полисменов, то навлек на себя бурю. Начальник школы Р. Уэллс заявил, что Фернандес обманул доверие учащихся. Р. Уэллс утверждал, что ему никогда не предлагали ознакомиться с самими сочинениями, а социолог, мол, сразу бросился к журналистам. Уэллс издал приказ отстранить за эти прегрешения Фернандеса от работы в полицейской школе⁴⁶.