Глава V Школьный билет в один конец
Когда в этой школе появился новый учитель, коллеги встретили его без особой радости — чернокожий. Вскоре неприязнь сменилась враждебностью. Стало известно, что преподаватель, Линкольн Браун, учился именно в этом учебном заведении. Он скрывал, что учителя в годы учебы травили его и издевались над ним. Сидеть ему разрешалось только позади. На голову ему «как тупице» надевали шутовской колпак. Его перевели в класс для «трудных». Не раз били… На экзаменах задавали такие вопросы, на которые ему заведомо было не ответить. Очень скоро Линкольн понял: он жертва расизма. Несправедливость учителей была очевидной. Обращаясь к белым школьникам во время урока, они спрашивали их о том, что те знали, — и учителям об этом было известно. Чернокожих, а их кроме Линкольна было в классе еще несколько, чаще всего просто игнорировали, давая тем самым понять, что они «недоразвитые»1.
У Линкольна крепло чувство отчужденности. «Ты начинаешь смотреть на мир глазами белых ребят— какой-нибудь Дженет или какого-нибудь Джона. Но ты — сторонний наблюдатель, и все же от тебя ждут, что ты станешь принимать во всем участие. А когда ты не выказываешь желания, тебя наказывают. Сажают для начала в самый конец класса, и все они чувствуют, что поступают при этом справедливо», — вспоминал он впоследствии. Лишь природная тяга к знаниям, настойчивость, мужество и поддержка родителей— выходцев с острова Монсеррат в Вест-Индии помогли поступить в университет в Лестере, где он стал изучать социологию. Параллельно набирался опыта в Хайфилдсе — гетто для чернокожих. Окончил университет, по его словам, с гораздо более четкими политическими воззрениями2.
То величайшее упорство, которое позволило ему, единственному чернокожему мальчишке из целого района, пробиться в университет, толкнуло его, уже школьного учителя, на весьма рискованный шаг. Обобщив свои школьные наблюдения, Браун подготовил специальный доклад для работников своего учебного заведения. В нем прямо утверждалось: школа не дает никаких знаний юным представителям этнических меньшинств. Разумеется, это не вызвало большой радости у его коллег. Тем более что он пришел к выводу: значительное число школьных учителей — расисты, которые так ведут уроки, что. темнокожие ученики оказываются попросту исключенными из учебного процесса. А те крохи знаний, которые им перепадают, замешаны на обывательской философии, господствующей среди белых британцев, представляющих сословие «средних классов»3.
Теоретически, как и на всех английских граждан, на детей «цветных» в возрасте от 5 до 16 лет распространяется положение об обязательном школьном обучении; в некоторых начальных школах они составляют большинство; но они не избавлены от трудностей, связанных с их семейной средой или с жилищными условиями, констатировал парижский журнал «Жён Африк»4. Наблюдения французского журнала следует дополнить мыслью о том, что дети иммигрантов, пожалуй, в еще более резкой форме, чем их родители, испытывают на себе ксенофобию, которой отравлена британская действительность.
Весьма примечательна, к примеру, программа «национального фронта» в сфере образования. Пункт первый: до полной репатриации иммигрантов открыть для их детей отдельные школы (в газете этой партии «Спирхед» утверждалось, что темнокожие дети тормозят развитие других детей из-за разницы в объеме мозга).
Пункт второй: укрепить дисциплину и активно применять телесные наказания; запретить все современные методы преподавания; среди учителей не должно быть коммунистов, хиппи и иностранцев. Пункт третий: ограничить курс истории лишь историей Англии и Британской империи; общественные науки — это эвфемизм, используемый красной пропагандой5.
Члены «национального фронта» не захватили пока власти в Англии, и маловероятно, что когда-нибудь захватят ее. Однако атмосфера в школах, где учатся и темнокожие, такова, что у непосвященного может закрасться сомнение: уж не агенты ли НФ заправляют в учебных заведениях. Представление об обстановке в школах дает рассказ 15-летнего «цветного» жителя Лондона Лэнни Уилера.
«Возьмите, к примеру, мистера Маккартни — этот старый гвоздь работает у нас учителем. Так вот, он на дух не выносит черных. Ему, видите ли, противно смотреть на меня… К примеру, обращается он к кому-то из белых — прочитай то, сделай это — смотрит прямо на него, прямо в глаза, ну, как и положено. А если вызывает меня или там Питера, Джекки, Снейкера, кого-нибудь из «цветных» — да-да, мы все у него «цветные», — смотрит, подлюга, в пол. Вот так-то. В пол. Как-нибудь не сдержусь, выдам ему: «Эй, мистер Маккартни, вам, небось, охота, чтобы я ползал где-то там на полу, как последняя гнида? Так я пока еще не там, я здесь, и, если разговариваете со мной, поднимите-ка лучше голову. Поняли меня, нет? Поднимите голову!» Видал я таких мерзавцев, которым смотреть на нас, учить нас, слушать нас — нож острый.
Три года я учился в одной школе, нас приняли туда сразу целую гвардию, и никто не умел читать. Белые, черные — читать не умел никто. Нас посадили в один класс, чтобы тянуть по чтению всех вместе. Собралось человек двадцать пять, все в одной комнате. Здесь всегда душно, потому что кухня рядом. В этой комнате раньше стояли кухонные столы, но для нас все это убрали, освободили помещение. В общем собралась компания малограмотных. И что же дальше? Приходит к нам учительница, старушенция, королеве Виктории в бабушки годится! И представляете, за всю свою жизнь она черного человека в глаза не видела, мы первые!.. Рассадила нас по местам, и как-то так вышло, что белые сидят в одном углу, а черные — в другом. Ну, думаю, ладно. В друзья к старушке я не набиваюсь, лишь бы читать научила, и на том спасибо. Научила, как же! Держи карман шире! На уроках мы читали вслух. Ну вот, белых она заставляла читать, пока у них язык не начинал заплетаться. Потом приходит наша очередь. И что же старушка? Послушает две секунды, скажет: «Прекрасно, Лэнни» — и поднимает следующего. Еще через две секунды: «Прекрасно, Снейкер». Еще две: «Замечательно, Элейн». На всех нас не больше минуты. Ну, как думаете, кому эти занятия что-нибудь дали? Только не нам, это уж точно!.. А еще знаете, чего они хотят? Чтобы мы не думали. Есть такие учителя, их прямо перекашивает, когда мы что-то правильно говорим…
Мы для них — тупые и грязные. По-другому они на нас и не смотрят. Тупицы и грязнули… Если я и получаю в школе какое-то образование, так это расовое…»6
Атмосферу в школах, где учатся дети иммигрантов, ощутила гостья из Америки — учительница Кэрол Бергман. «Когда я впервые приехала сюда, я с радостью увидела черных и белых детей, играющих вместе во дворе. Когда я вошла в класс, то увидела, что английские учителя не умеют обращаться с черными детьми, — делилась она своими наблюдениями с корреспондентом журнала «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт». — Учителя не пытаются понять культуру их народа. На черных детей смотрят, как на обузу. В свою очередь, дети чувствуют, что их не любят, и растут либо озлобленными, либо подавленными».
Изучить положение вест-индских школьников была призвана специальная комиссия — так называемый комитет расследований Рэмптона. В беседе с членами комиссии представители Национального союза учителей признали: в вест-индцах школьные преподаватели обычно видят хулиганов, при этом не учитывается, что ребята испытывают сложности, приспосабливаясь к жизни в другой стране, не принимаются во внимание и лингвистические трудности, с которыми они могут сталкиваться. Сплошь и рядом их направляют в особые школы или переводят в исправительные классы. А это — «билет в один конец», перспективы для дальнейшей карьеры оказываются загубленными.
Учителя не скрывают своего скептического отношения к умственным способностям темнокожих мальчиков и девочек. В школах сложился стереотип образа вест-индского ученика как шумного и неуравновешенного, способного к спорту, но бездарного, когда дело доходит до занятий. Разумеется, такого рода концепции не способствуют лучшему усвоению программы детьми иммигрантов. Лишь усугубляют ситуацию и учебные пособия, где всячески превозносится «миссия белого человека», а культура других народов рассматривается как второстепенная.