Глава X Жаркое лето
Оно началось еще весной, «жаркое лето» 1981 года. Известна и точная дата—10 апреля. Как потом скажет королевский адвокат Робин Олд, «это был первый теплый день года»1. Так что «жаркое лето» начиналось не только в переносном, но и в прямом смысле.
На улицах лондонского района Брикстон было многолюдно, но воцарилась здесь отнюдь не радостная атмосфера встречи с летним теплом, а гнетущее ожидание мрачных событий. Тому были причины. Вот уже несколько дней, с 6 апреля, в кварталах Брикстона, преимущественно в тех, где сконцентрировано «цветное» население, проводилась операция под кодовым названием «Болото». Ее затеяли полицейские власти, якобы обеспокоенные ростом преступности и решившие одним махом положить ей конец. Но даже если предположить в действиях стражей порядка благие намерения, то и в этом случае брошенный в Брикстон полицейский корпус можно смело уподобить слону, попавшему в посудную лавку. На подозрение брался едва ли не каждый прохожий. За считанные дни блюстители закона задержали примерно тысячу человек. 100 человек было арестовано, но лишь нескольким из них предъявили обвинение в краже или в краже со взломом — именно в тех преступлениях, покончить с которыми планировали организаторы «Болота»2.
Между тем операция продолжалась. 100 «бобби» — так называемая специальная полицейская группа — продолжали прочесывать улицы района. А 10 апреля главный суперинтендент Николсон решил резко увеличить число патрулей — с восьми до 28 групп. Это еще больше наэлектризовало атмосферу. Темнокожие, в первую очередь молодежь, остро чувствовали, что идет откровенная охота. Охотники — полицейские, а дичь — они сами. Достаточно было искры, чтобы накопившийся в воздухе горючий материал взорвался.
В 18 часов 10 минут полицейский офицер по фамилии Марджиотта во время патрулирования улицы Атлантик-роуд увидел бегущего темнокожего юношу, которого преследовало несколько других молодых людей. «Бобби» тут же включился в погоню. Задержав убегавшего — его фамилия была Бэйли, — полицейский обнаружил, что тот серьезно ранен. Вокруг собиралась толпа. Этим воспользовался Бэйли, который, вырвавшись из рук полицейского, нашел убежище в квартире незнакомой ему семьи белых. Здесь ему оказали первую помощь, после чего хозяева квартиры вызвали по телефону машину, чтобы отвезти раненого в больницу. Когда автомобиль с лежащим на сиденье юношей отъехал от дома, его остановили двое полицейских. Обнаружив раненого, они заявили, что тому необходима «скорая помощь». Тут же по радии они вызвали «скорую помощь», а также полицейский автомобиль. Но прибыла только машина полиции, куда и был помещен Бэйли. Находившийся в этой машине полицейский по фамилии Лок перевязал рану по-другому, особенно туго. Сверх того он сильно надавил на спину юноши. Позднее он будет объяснять, что сделал то и другое, исходя из стремления помочь раненому. Однако его действия, свидетелей которых имелось достаточно, были восприняты иначе. «Они убивают его!», «Почему не вызываете «скорую»?» — раздавались возгласы. Страсти стремительно накалялись. Полицейских с их машиной окружила толпа из 40–50 «цветных» молодых людей. Объяснения полицейских уже не могли остановить закипевшую ярость. Восклицая «мы сами поможем ему», они силой отбили Бэйли у стражей порядка. Остановив случайную машину, они направили раненого в больницу.
Все это развивалось с кинематографической быстротой. Уже в 18 часов 35 минут, после отправки Бэйли, началась схватка с полицейскими, в которых полетели камни и бутылки. На следующий день в Брикстон было брошено подкрепление (в рамках проведения операции «Болото»): контингент блюстителей закона увеличили на 112 человек. Судя по всему, «бобби» не ощутили степени негодования, охватившего Брикстон, и продолжали действовать столь же бесцеремонно, как и прежде. К примеру, полицейским Торнтону и Камерону взбрело на ум обыскать пассажира автомобиля, стоящего у обочины. И они это сделали. Вызывающе, не обращая внимания на обилие людей вокруг, причем кто-то из случайных прохожих даже успел сфотографировать эту сцену. Кто-то потребовал оставить задержанного в покое. «Бобби» тут же схватили его и бросили в полицейский фургон. Это вызвало новую вспышку ярости собравшихся вокруг — их было уже 150 человек. Фургон стали раскачивать из стороны в сторону, в стражей порядка полетели различные предметы. Полицейские вызвали подкрепление, в том числе машину с собаками. Прибывший вместе с подкреплением инспектор Скочфорд понял, что дело серьезное, но решил действовать круто, чем, разумеется, еще сильнее обострил ситуацию. Он приказал очистить дорогу от молодых людей и рассеять их. Вслед за этим, как будет позднее зафиксировано, произошла «весьма напряженная конфронтация между толпой и офицерами».
Форменные сражения молодежи с полицией разгорались по всей Атлантик-роуд. Здесь в них приняло участие до 200 брикстонцев. На примыкающей к ней Мэйолл-роуд стражей порядка вынудили спешно отступить. На «поле боя» остались полицейские машины, в том числе фургон для собак. Их тут же опрокинули и подожгли. Час продолжалась ожесточенная схватка за углом, на Лисон-роуд. Неподалеку, на Рэйлтон-роуд, кто-то попытался прорвать кордон полиции, направив на него двухэтажный автобус. Заполыхало кафе «Виндзорский замок»…3
Итак, полиция наводнила своими людьми Брикстон из самых лучших побуждений. Теми же побуждениями руководствовались «бобби», задерживая и обыскивая обитателей этого района. Безответственная же молодежь не понимала всего этого, мешала блюстителям порядка, довела дело до серьезного столкновения… Такова версия представителей закона. А изложенное выше развитие событий в Брикстоне лишь надводная часть айсберга.
Чтобы лучше представить себе подводную его часть, обратимся к письмам некоторых британских граждан, опубликованным в прессе.
«Когда горел и дымился Брикстон, меня поразила жуткая ирония услышанного несколько лет назад в Соединенных Штатах рассказа о том, что представители делового, политического и ученого мира Нью-Йорка приняли решение о намерении всерьез заняться проблемами черного населения Ньюарка в тот вечер, когда этот город заполыхал, — писал профессор Стирлингского университета Т. Кэннон. — Уже давно крепло ощущение, что масштабы и природа проблемы безработицы среди экономически и социально обездоленных будут приняты во внимание только тогда, когда масштабы связанного с этим насилия вытолкнут эти проблемы на самый первый план. Трагедия безработицы среди черных ярко высвечивает неспособность нашего общества дать этой группе населения, особенно ее молодой части, прочную надежду на будущее. Это означает не краткосрочные проекты по обеспечению рабочими местами, а естественную уверенность в возможности реализовать собственные устремления, приложить свои способности.
Эти проблемы однородны для всей Великобритании: по мере роста безработицы рушатся надежды, усиливаются отчаяние и гнев. Возникает вопрос: должны ли запылать Ливерпуль, Сандерленд или Глазго для того, чтобы неотложность, требуемая этой проблемой, вылилась в необходимые действия и капиталовложения. Решение вопроса трудоустройства обездоленных в нашей стране — величайший вызов, брошенный сегодня нашей нации»4,— подчеркивал профессор Кэннон. (Кстати, он как в воду смотрел, упомянув о Ливерпуле. Спустя считанные недели5 запылал Токстет — район Ливерпуля, две пятых населения которого — «цветные»6.)
Весьма интересны соображения лондонца А. Кэйрепита, которые он изложил в письме в редакцию одной из столичных газет. «Случилось неизбежное — в конце концов сорвана крышка с котла, который кошмарно долго кипел, — писал он. — Если вас постоянно провоцируют долгое время, вы нанесете удар — возможно более сильный. Нет никаких сомнений, что их провоцировали. И не каким-то одним-единственным случаем, когда чернокожий юноша был арестован переодетыми полицейскими. Это послужило лишь искрой. Велось косвенное и изощренное провоцирование, неустанно и безжалостно. Оно приняло форму расовой дискриминации со стороны белых, работодателей, полиции, форму закона «о подозрении» (который резервировался почти исключительно для черных жителей южного Лондона), форму неравноправной политики в сфере жилья и преступно высокого уровня безработицы в сегодняшней Британии, который крушит надежды и чаяния молодежи. Любые невзгоды, разочарования, тяготы, с которыми сталкивается лишенный возможности трудиться белый юноша, следует умножить на два, когда речь идет о его черном сверстнике», — продолжал Кэйрепит.